От протянутой руки тот с негодованием отказался, самостоятельно приняв вертикальное положение. По примеру командира охлопал рукой гимнастерку и галифе, поправил сбившуюся набок портупею. Растерянно скользнул по сторонам взглядом, отыскивая фуражку. Не нашел – видать, в кузове обронил, когда через борт прыгал.
– Звать-то тебя как? – прекрасно понимая его состояние, спросил Зыкин, решив отвлечь товарища.
– Антохой мамка с папкой нарекли, – кисло улыбнулся тот. – В смысле виноват, Антоном.
– Ну а меня Виктором кличут. Вот и познакомились. Ну так чего, поехали дальше? Где там наш шо́фер?
Водитель обнаружился возле автомобиля – негромко матерясь в адрес гитлеровских пилотов, сбрасывал с капота осколки наполовину разбитого ветрового стекла. Мрачно глянув на подошедших контрразведчиков, тяжко вздохнул, нахлобучивая на голову пилотку:
– Легко отделались, товарищи командиры. Если б скаты побили или мотор прострелили, надолго бы мы застряли. А так ничего, машинка на ходу, сейчас с кривого заведусь да дальше поедем.
Поколебавшись мгновение, добавил:
– Вовремя вы, тарщ лейтенант, наружу сиганули. Вон, глядите, одна пуля сиденье в аккурат с вашей стороны продырявила, другая через стекло наружу вышла. Повезло…
И завозился со своей стороны кабины, вытаскивая из-под диванчика кривой стартер.
"Вот уж точно, – задумчиво хмыкнул про себя Витька, со смешанными чувствами разглядывая простреленную сидушку. Первая пуля пробила заднюю стенку кабины, спинку и сиденье, другая – крышу и стекло, оставив на правой створке капота продолговатую вмятину. – Причем дважды. Задержался бы в машине – кранты, не успел вовремя в сторону откатиться – аналогично. И на самом деле повезло…"
– Ох ты, мать моя женщина! – ахнул за плечом Колосов. – Эк они влупили, суки, прямиком туда, где вы…
– Лезь в кузов, – не дослушав, оборвал сержанта Зыкин. – Скоро тронемся. Кстати, спасибо, вовремя нас предупредил. Так что ты и дальше за небом поглядывай, не ровен час, снова прилетят…
Но больше Люфтваффе их не тревожило, и спустя два часа автомобиль добрался до поселка, где расположился тыловой госпиталь. Выяснив, в какой палате находится комбриг Сенин и пообещав замотанному военврачу не слишком напрягать едва отошедшего от тяжелейшей контузии раненого, Виктор двинулся в указанном направлении. Вот только разговор вышел абсолютно безрезультатным. Никаким, иначе говоря. Подполковник и на самом деле ровным счетом ничего не помнил о тех двух сутках – в этом Витька был абсолютно убежден. Такое не подделаешь и не сыграешь, как ни старайся. Это был именно Сенин, а вовсе не "гость из будущего" Кобрин. Никаких сомнений относительно собственной личности подполковник не испытывал, в мельчайших подробностях помня все, что было до контрудара, начавшегося восьмого августа. Затем – все. Вообще все. Полный провал аж до четырнадцатого числа, когда он пришел в себя уже в госпитале. Практически в точности так же, как вышло с комбатом Минаевым.
И что это означает? Да только одно, пожалуй: он опоздал. Совсем ненамного, но опоздал. Капитан Кобрин, командир штурмовой роты сухопутных войск Земной Федерации, снова вернулся в свое время, выполнив здесь некое очередное задание. Как там он говорил? "Вам помочь, себя проверить", так? Вот только сейчас Виктор все больше и больше сомневался в этих его словах, нутром чувствуя, что все не так просто, что Степаныч все же не открыл ВСЕЙ правды… собственно, может, и к лучшему? Хотел бы он узнать больше того, что уже узнал? Ой, вряд ли…
Так что придется возвращаться в Москву несолоно хлебавши. Обидно, конечно, да и Лаврентий Павлович будет недоволен, но что поделать? Все, что мог, он выяснил, осталось только разыскать экипаж Сенина и поговорить с танкистами – комдив упоминал, что всех четверых отправили в один госпиталь. Вряд ли это чем-то поможет, но вдруг? В отличие от Михайлова, бойцы несколько суток провели в постоянном общении со Степанычем, значит, вполне могли заметить что-то необычное. Вдруг он что важное сказал, а экипаж запомнил, хоть и не придал значения – в реальном бою за языком не следишь, не до того, по себе знает. Особенно в танке, когда каждую секунду рискуешь напороться на вражеский бронебойный. А бои в эти дни, насколько понимал Виктор, были о-го-го какие. Даже представить страшно, сколько раз Степаныч со своими танкистами за миг от гибели находился. Сомнительно, разумеется, но хоть какая-то надежда. Поскольку отработать следует все варианты, даже самые нереальные, иначе какой он тогда профессионал? Да и перед САМИМ отчитаться нужно…
Впрочем, имелись в сложившейся ситуации и положительные стороны: теперь Витька практически убежден, что товарищ Берия оказался всецело прав и Кобрина вполне реально вычислить по его действиям. Вопрос лишь в том, чтобы в следующий раз успеть до того, как тот снова вернется в свое непонятное будущее… А значит, что? Значит, нужно и на самом деле поскорее организовывать специальную группу, как Лаврентий Павлович и планировал! Не столь уж и сложная задачка, если прикинуть: часть сотрудников будет внимательно отслеживать фронтовые сводки, сверяя их с информацией о ходе войны, что передал ему "комбат". И выявлять явные расхождения. Тут, правда, тоже не все так просто – ход исторических событий уже как минимум дважды был изменен, ну да ладно, разберемся. А другая часть должна быть готова в течение буквально пары часов отправиться в нужный район. Значит, группе и собственный самолет необходим, и одна-две автомашины пошустрее, и экипировка с соответствующими документами…
"Эк ты, брат, разогнался, – невесело усмехнулся про себя особист, аккуратно притворяя за собой дверь палаты. – Собственный самолет тебе подавай! Ты б еще пароход потребовал, а то вдруг Степаныч в следующий раз на Южный фронт отправится, под Одессу. Или, допустим, в Севастополь. А еще лучше торпедный катер, поскольку он пошустрее будет. Шутка, разумеется, но в каждой шутке, как известно…"
– Разрешите обратиться, товарищ лейтенант госбезопасности! – Неожиданно раздавшийся за спиной голос оторвал Зыкина от размышлений. Особист удивленно обернулся, встретившись взглядом с невысоким коренастым бойцом в госпитальной пижаме, вытянувшимся по стойке смирно. Поскольку головного убора у раненого не имелось, руки он держал по швам. Позади замерли, напряженно глядя на Виктора, еще двое бойцов, один – с висящей на перевязи рукой в гипсовых лубках.
– Обращайтесь.
– Красноармеец Цыганков, двести вторая танковая бригада, механик-водитель. Тарщ лейтенант, видел, вы с товарищем подполковником беседовали?
– Допустим, – дернул плечами Зыкин, едва не скинув на пол наброшенный больничный халат. – И?
– Так мы это, экипаж его, значится. Вот и решили узнать, если не секрет, конечно: вы по служебной надобности или просто так навестили, как знакомого?
Опешив от подобной наглости, Виктор хотел было рыкнуть, поставив танкиста на место, однако в следующий миг до него дошло. Двести вторая танковая, ну конечно! Так самая, которой Сенин командовал! Вот, блин, бывает же такое! Только собирался идти, выяснять, не выписали ли их – а они сами явились. А за командира своего горой – молодцы, что тут скажешь. Пришли, получается, разузнать, с чего это к нему контрразведка заявилась…
– Ага, героический экипаж подполковника Сенина? Понял. Мне-то вы и нужны. Смотрю, все ходячие? Тогда пойдемте вон во двор, чтобы никому не мешать. Есть у меня и к вам парочка вопросов. Или не парочка, а побольше, тут уж как разговор пойдет.
Переглянувшись, танкисты нестройно ответили "есть" и двинулись следом за Виктором по заставленному койками, пропахшему хлоркой и лизолом коридору. Перед самым выходом пришлось остановиться, пропустив кресло-каталку, с видимым усилием толкаемую худенькой медсестричкой. Разместившийся на дерматиновом сиденье боец с загипсованной по самый таз правой ногой что-то весело балагурил, ежесекундно оборачиваясь, чтобы видеть девичье лицо, чем еще больше ей мешал. Девушка краснела и, закусив губу, негромко хихикала в ответ:
– Ох, товарищ лейтенант, совсем вы меня своими прибаутками замучили! Экий балабол, честное слово, а еще красный командир! В следующий раз вас тетя Клава на прогулку повезет, верно говорю! Лично ее попрошу.
Что ответил медсестре веселый раненый, состроив очередную уморительную гримасу, Виктор не расслышал, первым выходя на госпитальное крыльцо.
А ответил он то, что могло бы весьма сильно заинтересовать лейтенанта ГБ Зыкина. Да и не только его, но и всесильного наркома. Но не судьба: за спиной идущего последним стрелка-радиста Божкова уже захлопнулась ведущая на крыльцо госпитального корпуса дверь:
– Ну-у, Леночка, хоть вы-то мне не угрожайте! А то будто сговорились все, честное слово! Сперва товарищ военврач пугал – мол, ногу отнимет, после заражением крови стращали. А теперь, получается, еще и вы подключились. Никакого мне, стало быть, покоя. Пожалейте, что ли, бедного Федьку Кобрина, не лишайте единственной радости…