Русские долго запрягают да быстро едут. Лобачевский бесконечно обсчитывал криволинейные плоскости деталей и снастей, Кулибин продолжил удивлять нежданными озарениями, достойными кипучей фантазии его батюшки, Мэрдок сверял придуманное русскими дикарями с изобретениями англичан, а отец и сын Черепановы воплощали в металл и здравое, и вздорное, поминая недобрым словом барские чудачества и дополняя их прожекты тысячей своих улучшений. Только Аносов немного в стороне остался. Он понял, что корифеев в механике и без него собралось довольно, оттого вернулся к любимому делу - железным сплавам, ибо грош цена изобретательской выдумке, ежели нет прочного материала, дабы опробовать её в металле. Английское слово "стилл" постепенно превратилось в русское "сталь", а усилиями горного инженера сие понятие наполнилось твёрдым и матово блестящим содержанием.
Неприметно и неизвестно для Запада, ибо Мэрдок никого не уведомил о месте своего нахождения в России, росла на Урале новая столица металлургического и парового дела.
Когда после крещенских морозов 1829 года великий князь Анатолий Николаевич приехал в Москву к венценосному брату, похвастаться было уже чем, однако и препятствий возникло немало. Точнее сказать, трудности сии с первого дня присутствовали, но не все видны в начале пути, а открываются на каждом следующем шагу.
Князь, такой же круглолицый и увенчанный стёклышками на носу, но куда более тщедушного сложения, нежели окончательно расплывшийся монарх, для начала рассказал пару потешных историй.
- Знай же, брат, наш Аносов оказался любителем Пушкина, к месту и не к месту привычным цитировать. Я говорил тебе, как первый раз котёл порвало? Господь уберёг, только Павлу Петровичу по голове изрядно приложило, с ног сбросило. Уж испугались за него, а он глаза повернул и прямо с полу говорит: "Когда великий Глюк явился и открыл нам новы тайны, глубокие, пленительные тайны"… Смотрит странно, взгляд мутный. Спрашиваю - о чём ты? Павел головой встряхнул, меня заметил, будто за день впервые увидал. Объясняет: это просто кусочек из "Моцарта и Сальери". С тех пор, ежели что в Нижнем Тагиле криво выходит, мы говорим - "Глюк явился". Либо попросту - "глючит". Великий композитор, верно, в гробу переворачивается.
- Весело живёте, - порадовался за брата Император. - Что же ещё он учудил?
- Как-то отрезал самый кончик пальца, кожицу одну. Тут же продекламировал Александра Сергеича:
…И больно и приятно,
Как будто тяжкий совершил я долг,
Как будто нож целебный мне отсёк
Страдавший член!
- Своего гусара - с приятностью отрезал?
- Нет, брат. Палец лишь, самую малость. Люди, до поэзии охочие, часто раздувают нестоящее дело до небес. Но то, с которым я тебе приехал, действительное и важное.
- Излагай, я весь внимание.
- Паровая машина есть уже, с котлом, конденсатором и прочими частями. Однако задумался я над прибыльностью. Вокруг Тагила много лесов, дрова с которых в топку идут. Не по-хозяйски получается. Нету угля рядом, издалека подвозится. Мэрдок говорит - паровое дело в Англии с шахт началось, где уголь добывали, там же и товар, и топливо для машин. Локомотив мы построим, не хуже британского, что на "рэилроад" их трудится, да только на дровах чистое разоренье выйдет. Стало быть, нужны Луганск, Лисичанск и Бахмутовка. Там дороги из железа прокладывать, локомотивы с тележками пускать, да соединить такой дорогой донецкие земли с Москвой, а уж от неё тянуть пути на Урал, к Санкт-Петербургу.
Павел Второй подпёр щёку кулачком, в той щеке наполовину утонувшем.
- Правду говоришь. Захирели шахты на Дону, ибо Николаеву и Черноморскому флоту угля столько не надо, пока османы в Крыму сидят, а татары бал правят.
- Когда же ты сдюжишь поганых изгнать?
- Не знаю, - вздохнул Государь. - Дай казне малость наполниться. Торговля ожила, с землёй разобрались. Грядущей весной, наконец, по уму угодья распаханы и засеяны будут. Но и без конца тянуть нельзя. Сколько товара можно везти локомотивами?
- Больше, чем купеческими судами по реке. Вдобавок, не замерзает на зиму дорога.
- Здорово! - Павел хлопнул пухлой ладонью по стопке бумаг. - Испокон веку где становились города, росли и богатели? У морских портов, широких рек, на перекрестии торговых путей, верно говорю? Ты, братец, поспособствуешь тому, что в России мы где хочешь дорогу построим, угольные шахты с железорудными соединим, добычу с заводами. С нашими просторами, дистанциями огромного размера, земля пухом Александру Сергеевичу…
- Так жив Пушкин!
- Про дистанции другой Александр Сергеевич сказал - Грибоедов. Не перебивай Императора! Так, на чём прервался? Значит - повелеваю учредить новое казённое заведение. Пусть будет Министерство дорог из железа. Ты предложил, тебе и карты в руки.
- Смогу ли я…
- Придётся, брат. Не забывай, в Тагиле - наши, демидовские заводы. Кому машины, локомотивы, снасти для железных путей продавать они будут? Империи, то бишь нам с тобой.
- Спасибо за доверие! А только думается мне, что дороги лучше за приватный капитал строить и деньги за перевозку брать. Где рек и морей нет, соперников не видать.
- Вижу, не ошибся в выборе. Дерзай. Но учти - за каждую копейку спрошу, и казённую, и демидовскую.
К весне Император почувствовал, что если и не вернул державе дореволюционный блеск, то остановил её сползание в овраг. Жизнь помалу наладилась.
Вернулся Строганов, коему сибирская жизнь даже на пользу пошла - свежий сосновый воздух да гимнастические движения укрепили тело, а возвращение в Москву, да с ненаглядной Юлией Осиповной и намного ранее установленного Государём срока, подняло дух. Он поклялся быть верным Императору, но только нехорошее чувство в душе Павла Николаевича угнездилось. Граф легко принял смерть Николая Романова и стал под знамёна Пестеля, сам застрелил его, теперь новому хозяину служит. Ума - палата, но куда далее повернёт человек-флюгер? А Шишкова видеть не хочет сего порока, любовь глаза застит, не даёт перевести их на мужчину, во всех отношениях куда более достойного. Ну да - женатого; сие поправимо.
Скромный образ жизни, более похожий на спартанский, нежели привычный графу и заводчику, Павел Второй понемногу сменил на полагающуюся по статусу придворную суету. В Москву в полной мере вернулась светская суета, сюда перебрались знатные семейства, не истреблённые Расправным Благочинием и не попавшие в опалу, когда Демидовы разгоняли патрициев Республики. Хоть злые языки утверждают, что двор нового императора слишком купеческий и провинциальный, уступает романовской утончённости - пусть. Новой династии позволено. Михаил Романов никак не был похож на prince charmant, а Рюрик вообще слыл пиратом и дикарём. Время лечит, оно же и шлифует.
Новосветские дамы тут же окружили царя, пребывающего вдали от супруги и в досадном воздержании от плотских утех, кое тотчас было нарушено. Аврора Шарлотта, узнав о сплетнях про похождения мужа и убедившись, что он отказался от глупых мыслей бросить трон, немедленно вернулась в Москву, оставив полный Петербург расстроенных поклонников. Здесь она разогнала фавориток и прочно оккупировала мужнину спальню, чтобы ни-ни, ни шагу влево, а излишне энергические красотки были удалены от двора.
Созерцая скромные успехи свои в становлении новой Империи, Павел Второй тихонько страдал. Ни фаворитки, ни жена не ценят его как мужчину, лишь корону на пробивающейся лысине. Единственная женщина, безразличная к его царственности, отвергла предложение сердца, и он более не повторял намёков. К чему? Юлия Осиповна благополучно обвенчалась с Александром Павловичем; теперь графиня Строганова часто бывала во дворце, блистая на балах и возбуждая глухую ревность монарха, которую не могли погасить, искупить и вытеснить холодные ласки Императрицы.
Как сон, неотступный и грозный,
Соперник мне снится счастливый,
И тайно и злобно
Кипящая ревность пылает…
Бессмертные строки убиенного декабристами Нестора Кукольника безжалостно бередят душу. Нет в жизни совершенства!
Глава третья, в которой Россия покрывается первыми линиями железных дорог
В приближении поезда есть нечто завораживающее. Гул слышен издалека, наполняя мелким дрожанием землю, холмы и отвалы пустой породы. Затем из-за поворота выплывает дивный зверь, коего Бог создал руками человеческими. Длинный хобот, завёрнутый к небесам, исторгает жирный дым, беспечно марающий низкие небеса Луганщины. Выдох зверя окутывает землю клубами пара, осаждающегося обильной росой.
Первая железнодорожная ветка, соединившая угольные выработки с причалом у Северского Донца, вызвала поначалу волну недовольства малороссийских обывателей и купечества. К тому времени река сплошь перегородилась водяными мельницами, а устроительство шлюзов для переправки угля водным путём стало в копеечку, тем паче шлюзовые расходы царским указом легли на мельничных хозяев, тут же поднявших цены на муку. Однако возмущенье быстро улеглось. Стараниями и манёврами Сухтелена, с подачи Императора ласками и сказками заманивающего ухватистых людей вкладывать в транспорт, развитие дорог принесло краю быстрый расцвет.
Обещание вернуть магометанам, выселенным за Урал при Пестеле, право селиться на прежних местах, Государь обставил теперь непременным условием: отработать на строительстве железных дорог, куда и православных перебралось множество, бывших крестьян, оставшихся не у дел из-за чудесной земельной реформы фюрера.