* * *
– Вы не представляете, Родриго, что тут было, – рассказывал аббат.
– А что было?
Молоденький монашек наполнил наши кубки едва на треть. Барон отобрал у него кувшин и налил как положено.
– Да на нас ведь напали!
Так вот что означали следы стоянки вблизи монастыря...
– Напали? – Барон посмотрел на Рено. – Напали... Я так и думал. Кто?
– Разбойники.
– Это понятно, что разбойники. Только вот откуда они тут взялись?
Рено развёл руками:
– Не знаю, Родриго. Но теперь-то уж, слава Богу, всё кончилось... Не допустил Господь...
– Много их было?
– Человек двадцать. Не считая женщин.
– Хм! – сказал Родриго, наливая себе по второму разу. – Женщины? Это что, бунт?
– Нет, нет... – Аббат с отвращением замотал головой. – Обычные шлюхи.
– А, ясно... Долго они вас осаждали?
– Всю прошлую ночь, – вздохнул Рено. – Всю ночь пытались сюда залезть: то с одной стороны, то с другой. То с одной стороны, то с другой... Еле-еле от них отбились. Так из братии не спал никто. А ещё до того, как на монастырь напасть, – деревню разорили нашу. Видели?
Родриго покачал головой:
– Нет, в деревню мы не заезжали.
Аббат снова вздохнул.
– Что же это за люди такие... Чуть ли не половину скота в деревне перерезали. Ну скажите: куда им столько? Всё равно ведь не съедят... Вырезали лучшие части, зажарили, а остальное крестьянам оставили – мол, живите теперь как хотите. А что до девок... – Рено тяжело махнул рукой. – Тут и говорить нечего.
– Ничего, не умрут. Деревенская девка – она многое может выдержать.
Я с любопытством посмотрел на Родриго. А где же рыцарственное отношение к дамам?.. Ах да. Пардон. Дамы это дамы. А девки – это... Это другое.
– Могут-то могут, – с некоторым сомнением согласился аббат. – Но двоих и вовсе покалечили. А вы, я слышал, с Раулем на войну ездили?
– Именно. Роберт снова на Эгиллем накинулся. Пришлось Бернарду помочь. Но теперь с Робертом всё. Благодаря Андрэ. – Родриго кивнул в мою сторону.
Аббат посмотрел на меня. Я изобразил на своём лице злобную разбойничью ухмылку.
– Нашли тоже, кому помогать... – недовольно поморщился Рено.
– Ну не Роберту же было помогать! – воскликнул барон. – Да он бы и без нашей помощи справился.
– И пускай! Два волка грызутся – нечего встревать.
– Вообще-то там был только один волк, – хмыкнул я. – И то – на птицу похожий.
Рено несколько секунд молча рассматривал меня, а потом сказал:
– Это вы... простите, я запамятовал ваше имя...
– Андрэ де Монгель.
– Это вы, эн Андрэ, – вполголоса сказал аббат, – по внешности судите. А по духовным свойствам этот Бернард ещё худший волк, чем Роберт.
– А я-то грешным делом полагал, что вы их в равной степени ненавидеть должны. Эгиллемцы свою церковь сожгли, только ведь и Роберт был не лучше.
– Оба разбойники, – твёрдо сказал аббат. – Но Бернард – разбойник много худший. Я ведь говорю: вы по внешности судите, а не по духовным свойствам. Что Роберт из Вигуэ убийца и прелюбодей – это всем известно. Но ведь, по сути, это грехи обычные, земные... Кто из нас не без греха? Даже и разорение церкви ему простить можно было бы, если б он покаялся, потому что только из жадности он так поступил. Но Бернард – не таков. Нет, не таков... Это истинно волк в овечьей шкуре. И не суета земная ему глаза на истинную веру затмевает, а он сам, сатане уподобляясь, во злобе своей против Церкви и Господа восстаёт, чудесами дьявольскими кичась и многих за собой в погибельное пекло увлекая...
Я скептически посмотрел на аббата, но промолчал.
– ...Или вот взять тех разбойников, которые сегодня ещё утром под нашими стенами стояли, – продолжал аббат. – Вы полагаете, я ненавижу их? Посылаю им проклятья? Напротив, я скорблю об их прегрешениях и молюсь, чтобы Господь направил их на путь истинный. На совести Луи, конечно, много грехов, и даже смертельных, но...
– Что?!! – заорал Родриго, вскакивая из-за стола и опрокидывая кувшин с вином. – Ты сказал – Луи?!! Это был Луи из Каора?!!
Аббат недоуменно посмотрел на барона:
– Да...
– Куда он двинулся дальше, Рено? Ты знаешь?
Аббат кивнул:
– Я послал его на юг...
Молчание. В воздухе повисла очень неприятная пауза.
– Что ты сказал? – тихим голосом переспросил Родриго. – ТЫ послал его на юг?!!
– Успокойся, Родриго...
– Какого дьявола ты меня успокаиваешь?!! Луи, может быть, уже шурует в моих собственных землях!!!
– Остынь, я сказал! Сядь и послушай меня.
Родриго сел, кое-как сдержав клокотавшую в нём ярость. Я с любопытством рассматривал аббата, гадая, в чём кроется причина его собственного спокойствия.
– До Луи ты ещё успеешь добраться, – порадовал Рено барона. – Пусть он сначала единственный раз в своей жизни сделает доброе дело.
– И какое же это он доброе дело намеревается сделать? – проворчал Родриго. – Повеситься?
– Так вот и слушай. Пока вы там, – обстоятельно начал аббат, посмотрев при этом почему-то на меня, – защищали этого дьяволопоклонника Бернарда и зло от зла уберегали зачем-то, мы со смирением и молитвой, напротив, из зла добро извлечь постарались – и с Божьей помощью достигли в том успеха. Ибо истинно – сколько ни злобствует сатана, всё равно окажутся все его козни только к славе Божьей... Так вот... Пока Луи ломился в двери дома Господнего, позарившись на какие-то выдуманные монастырские сокровища, которых, как известно, у нас нет и не было, мы не раз и не два смиренно призывали его перестать чинить разбой и с миром уйти восвояси. Луи, однако, слушать нас не желал, а только усиливал натиск. Впрочем, и братия, стоявшая за святое дело, не отступала. Когда же был спрошен Луи, отчего он, позабыв о страхе Божием, не боится и гнева светских господ, под покровительством которых находится монастырь, он нам на это ответил так: "Не опасаюсь я их, потому что солдат у Бертрана мало и нападать он на меня не осмелится, а что до барона Родриго и виконта Рауля, то в отъезде они, и это-то мне хорошо известно. А вернутся они не скоро, потому что обязательно пропьянствуют не менее недели на робертовских поминках. А потому время у меня есть и торопиться мне некуда".
Услышав это, братия приуныла, ибо ворота уже начали потихоньку поддаваться под ударами тарана... И стрелами их, окаянных, не взять никак – ибо ломились они в монастырь под покровом ночной темноты.
– Негодяи! – воскликнул Родриго. – Нападать ночью!..
– Рутьеры, что с них взять, – пожал плечами аббат. – Однако я продолжаю. Как только стало нам ясно, что помощи ждать неоткуда, начали подумывать о том, чтобы от Луи откупиться. Кое-какие средства у нас имелись, но... очень уж не хотелось нам эти деньги разбойникам отдавать. Ведь мы сколько времени их собирали... Не для себя собирали! Нет! Ради святого дела старались – хотели золотом Пресвятую Деву украсить, чтобы сердца людей, кои смотреть на неё станут, смягчались и умилялись и чтобы проступала на них роса истинной веры... И вот тогда брат Максимилиан говорит: "А давайте, братья, иначе поступим. Дадим им немного денег и займём каким-нибудь делом, обещав по исполнении его – вторую половину. Сами же пошлём гонца в Монпелье... А там, глядишь, и Родриго с виконтом вернутся".
Мысль эта пришлась всем по душе. Поторговавшись с Луи, заключили мы с ним соглашение...
– С этим разбойником!
Рено успокаивающе похлопал барона по руке:
– Разбойник он или нет, но согласился выполнить одно дело, которое вам, барон, давно надлежало сделать самому. И мы Луи за это даже половину грехов отпустили... Впрочем, от светского наказания это его всё равно не избавляет.
– Это вы о каком деле говорите? – нетерпеливо бросил барон.
– Я говорю о труде на ниве Господней, – назидательно произнёс аббат.
– Ха-ха-ха!.. – Барон схватился за бока. – Вы что, проповедовать его послали?
– Вовсе нет, – всё тем же назидательным тоном продолжил аббат. – Ибо работа на ниве Господней не в одном лишь рассеивании зёрен Слова Божьего состоит, но и в корчевании плевел, коих в графстве Тулузском в последние годы произросло количество неимовернейшее...
– Но какой же именно сорняк вы поручили ему выкорчевать?
Аббат кротко улыбнулся:
– Мы не раз, барон, просили вас вспомнить о своём христианском долге. Мало того, что вы терпите на своих землях эту Севеннскую Общину...
– Рено! – возмутился барон. – Эта деревня принадлежит Роже!
Аббат насмешливо посмотрел на Родриго.
– А я вот слышал, что в споре с Роже вы называли эту деревушку своей собственностью и утверждали, что у вас имеется даже дарственная на этот участок земли...
– Проклятье! Так оно и есть!
Аббат продолжал молчаливо усмехаться.
– Эта дарственная была дана моему отцу отцом Роже незадолго до его смерти, – объявил Родриго. – Я не знаю, почему мой отец не воспользовался ею и не заявил свои права. Но когда я нашёл в его кабинете эту бумажонку, я поехал к Роже, чтобы уладить с ним это дело. Однако Роже за давностью лет мои права признавать отказался. Ни вызвать его на поединок, ни судиться с ним я не мог – он всё-таки мой сеньор...
– ...и в результате с этой деревни поборы стали брать и вы, и он, – закончил аббат. – Родриго, мне эта история известна лучше, чем вы думаете. Так вот, сын мой: мало того, что вы терпите эту еретическую общину, вы ещё вдобавок позволяете на границе своих владений обитать какой-то ведьме!
– Это вы про Чёртов Бор говорите?
– Именно.
Я стал прислушиваться к разговору с вдвое большим любопытством.