- Нет, - улыбнулся Богдан, - он такой… уютный.
Судья Ди лениво сверкнул на Богдана зеленым глазом.
Установилось молчание.
- Относительно резкой смены точки зрения на налоговую челобитную ничего не удалось выяснить? - осторожно спросил Баг.
Богдан отрицательно качнул головой. Потом сказал:
- Взял да и сменил. Вот и все.
- А бывшие единомышленники?
- Удивились, - нехотя проговорил Богдан, поглаживая Судью Ди, который тем временем совсем расслабился у него на коленях: свесил лапы и стал издавать подобное гудению трансформаторной будки мурлыкание. - Один перестал обмениваться с ним поклонами… Иные же в восторге от его искренности. Вот и все… Для сторонников челобитной - большая победа, конечно. Дан народовольцев стараниями Ртищева теперь склоняется голосовать положительно.
Баг помолчал.
- Чего-то мы не понимаем… Что-то пропустили.
- Или еще не нашли? - Богдан поднялся и медленно прошелся по комнате. - Или не там ищем?
Баг помолчал сызнова. Потом сказал без улыбки:
- Вот я тебе сейчас смешное расскажу. Мой сосед, Елюй - помнишь?
- Как не помнить? Это которому ты в свое время стул седалищем расколотил в назидание…
- Именно. Он, кажется, окончательно заучился. Мы с ним гимнастику вместе делали, а после смотрю - он вроде побеседовать хочет. Ну, ладно, думаю… Так он говорит, только что новости по телевизору показывали… он их, оказывается, всякий раз смотрит, заинтересовался пару седмиц назад политикой - хотя, казалось бы, накануне экзаменов-то какая политика? Ну, Гуаньинь с ним. И вот сегодня он услыхал, что приятеля моего по Асланіву, блаженного суфия Хисм-уллу нынче ночью задержали за нарушение общественного спокойствия. Тут, неподалеку, в Утуновом Бору. В Александрию, говорит, спешил, ехал на попутных повозках, заодно водителей вразумлял… на свой манер. Водители, конечно, подали жалобу.
- Уж конечно! Сколько я помню то, что ты о нем…
- …Составили членосборный портрет, а тут и сам Хисм-улла в пригороде появился… Его под руки - а он говорит, видение, говорит, мне было, нестроение в столице начинается… И тут же кадр, Елюй сказал, сменили, и пошло про новостройки. Но он-то со мной не про суфия поговорить хотел, просто к слову вспомнил, о нестроении - все, мол, одно к одному. Он про Ртищева поговорить хотел.
Богдан подобрался.
- И что он знает о Ртищеве?
- Вот то-то и оно. Странно, он сказал, что только один Ртищев самоубийством жизнь покончил. Представляешь? Я, конечно, удивился, спрашиваю: да что ж тут странного? Наоборот, странно, когда благополучный человек в полном расцвете сил, истово служащий родной стране, вот так с собой поступает.
- И что же он тебе ответил?
- О, я же говорю: заучился наш сюцай! - Баг махнул рукой. - Конечно, перед экзаменами такое напряжение, кто хочешь заговариваться начнет… Он и говорит: от обиды, говорит, в этой стране любой русский вполне может покончить с собой. Вот так вот. Я даже, честно сказать, растерялся. Совсем не о том с ним говорить думал… Но спрашиваю: в каком смысле? А он: русские-де в Ордуси самые несвободные, их все гнетут и унижают, видишь ли. Для величия и единства Ордуси они постарались и продолжают стараться больше всех - а где благодарность? Пора, мол, их освободить. И он, Елюй-то, все для этого сделает.
- От кого освободить? - поинтересовался Богдан. - И потом… Елюй - разве русский?
Баг пожал плечами:
- Конечно, нет! Просто какая-то нелепица. Я его о том же спросил. Извините, мол, сюцай, но вы-то из Ханбалыка, древнего рода, так откуда ж вы это взяли? А он в ответ: знает, мол, прочитал. Что же до его собственной национальности - то какая разница? Ему, мол, даже удивительно немного, что я задаю подобные вопросы… ведь русский - это не национальность, это особое состояние души. Понял, драг еч? - Баг несколько искусственно рассмеялся.
- Ну и ну! - пробормотал Богдан, поправляя очки. - И где же он такого начитался?
- Извини, я не успел выяснить - с минуты на минуту тебя ждал. По-моему, он перезанимался просто, под надзором-то Судьи Ди. Тот с любого три шкуры сдерет.
Кот на коленях у Богдана, поняв, что речь идет о нем и о его наставнических способностях, поднял голову, открыл пасть и протяжно, жутковато зевнул.
- И потом… Я вот представил тебя, такого обиженного, понимаешь, такого угнетенного… Ты же, как я мыслю, русский?
- Конечно, - ответил минфа Оуянцев-Сю. - Вполне.
- Обижаешься на меня, нерусского? Или, скажем, на… не знаю даже. На Раби Нилыча твоего?
- Угу, - проговорил Богдан. - Каждый вечер зубами скрежещу. Полночи ворочаюсь, спать не могу от угнетения.
- Вот-вот! У меня настроение - три Яньло, а все ж таки, понимаешь, чуть не засмеялся. Только кивнул для вида. Мало ли у молодежи завихрений. Посвободней стану - буду уделять ему побольше внимания. Парень он хороший, хоть и с закидонами… - Баг был излишне многословен, говорил в несвойственной для себя расплывчатой манере, и Богдан понял наконец, что друг не решается о чем-то сказать, о чем-то важном, о чем сказать совершенно необходимо - и потому, сам возможно того не сознавая, тянет время.
- Так и что? - несообразно перебив друга, спросил Богдан.
Баг осекся.
- Да ты понимаешь… - проговорил он, глядя в сторону. - Под конец он мне коротенько и небрежно, как о вещи само собой разумеющейся, сообщает: я уверен-де, что такие самоубийства только начинаются. И тут ты в дверь позвонил.
Некоторое время друзья молчали.
- Типун ему на язык! - в сердцах выругался Богдан потом и тут же испуганно перекрестил себе рот. - Прости, Господи…
На столе запиликал телефон.
- Да, Лобо. Слушаю. Да… Где? Понял. Еду. Ничего не делайте. - Баг положил трубку. - Ну вот, - сказал он Богдану. - Елюй накаркал.
Улица Крупных Капиталов,
четвертью часа позже
Баг остановил цзипучэ на углу улицы Крупных Капиталов и Лекарского переулка. Отсюда хорошо была видна цепочка вэйбинов, отсекающая толпу от огромной серой спасательной подушки, вздувшейся до уровня первого этажа - страховка на случай падения.
- Не могу сказать, что мне это нравится, - сказал Баг, глядя сквозь лобовое стекло на снимателя и осветителей с телевидения, развертывающих свои приборы напротив места грядущих событий. - Ну что ж, пойдем, еч?
Богдан молча кивнул, поправил шапку-гуань. На душе было мерзко: вчера ночью боярин, сегодня - еще один подданный вибрирует на кромке карниза, вот-вот прыгнет.
Вышли.
От оцепления отделился начальник отряда вэйбинов квартальной управы Бурулдай Худов - невысокий, почти квадратный молодец среднего возраста - и уверенной рысью устремился к ним. Подбежал. Вытянулся уставным порядком.
- Драгоценный преждерожденный Лобо, докладываю! Полчаса назад дворник пятнадцатого дома выразил испуг, что на крыше кто-то стоит и не уходит. Мы тут же связались с преждерожденным есаулом Крюком, каковой повелел позвонить вам, а мы тем временем распорядились, чтоб никого сюда не пускали и чтоб подушку подвезли. Личность установлена: соборный боярин Гийас ад-Дин. Живет в этом же доме. На четвертом этаже.
- Хорошо, - похвалил Баг, про себя удивившись поведению Крюка: насколько Баг его знал, Крюк примчался бы сам. Однако Крюка нигде видно не было. - Вольно. Пошли.
"Опять боярин, - потрясенно думал Богдан, с трудом удерживаясь от того, чтобы не пуститься бегом. - Это что же творится такое, пресвятая Богородица?"
Худов шагал рядом.
Вблизи оказалось, что толпа не так уж и густа: немногие ордусяне в отчий день бродили по улицам; в основном то были, скорее, жители окрестных домов.
На широком карнизе пятого этажа выкрашенного в зеленое дома с белой лепниной, между двух окон недвижно стоял, вжавшись в стену и раскинув руки, рослый человек в темном халате и с непокрытой головой.
- Так все полчаса и стоит? - вглядываясь, спросил Баг.
- Так точно! Не пошевелился ни разу! - отвечал бравый Бурулдай. - Не положено! Не положено! - замахал он руками на устремившегося к ним тощего юношу в варяжской ветровке и с микрофоном. Юноша отступил.
- По какому поводу он туда залез-то? - вглядываясь в боярина Гийас ад-Дина, поинтересовался Баг. - Как он это объясняет? Хочет чего? Или кто-либо вынудил?
- Он, драгоценный преждерожденный Лобо, никак не объясняет. Одно окно там на лестницу выходит, так я высунулся спросить, что, мол, случилось, а он - молчит, не отзывается.
Богдан сокрушенно покачал головой.
- Мы вызвали пожарных, у них лестница, чтоб снять…
Баг нахмурился.
- И как вы себе это представляете? - Повернулся к Богдану. - Вот что, драг еч, ты тут постой, а я пойду достану боярина.
- Может, лучше пожарных подождать?
- А если он свалится?
- Так подушка же…
Баг с сомнением покрутил головой.
- А ну как промажет?
Он кивнул Бурулдаю:
- Ведите!
Скоростной лифт мгновенно вознес их на пятый этаж; Баг, предшествуемый Худовым, споро преодолел лестничный пролет и очутился на площадке у открытого окна. Тут маялись два вэйбина; то и дело высовываясь в окно, они тревожно посматривали в сторону замершей на карнизе фигуры. При появлении начальства вэйбины прервали наблюдение и уставным образом вытянулись.