"Ого, как загнул! Всё-таки, что общего у "Харлея" и, допустим, Фёдора Михайловича?"
Max-mood:
"Достоевский был, так сказать, "байкером духа". Когда ты на трассе выдаёшь приблизительно сотню километров в час, работа сознания тоже ускоряется. У Достоевского не было байка, но ускорять работу мозга в связи с принятыми обязательствами ему так или иначе приходилось, причём без дополнительных допингов".
Паранджа:
"Ясно. Я про тебя уже написала. А как тебе мой фейс?"
Max-mood:
"Дух трудится для красоты лица, тело - для красоты и тела и духа. Немудрено понять, как мне твой фейс, ведь тебе же всего двадцать два. Гипнотабло, открытое Пелевиным, действует, только пока девушка молода. Чаще всего лет после тридцати-сорока его замещает Унылое Табло, реже - Нейтральное Табло. У мужиков же, наоборот, имеется Гипноотталкиватель, замещаемый после пятидесяти Безразличным или Обезьяньим Табло".
Паранджа:
"Я так поняла, ты антифа? Я тоже Гитлера недолюбливаю".
Max-mood:
"Адольф был великим художником, создавшим силой своего воображения неповторимый воспринимаемый эстетически мир, жить в котором, однако, совершенно невозможно. Мир красивой символики, мир несгибаемых борцов и мир большегрудых белокурых фрау и фройляйн. Гитлер был своего рода Толкиеном от политики. Современные нам наци-скинхеды так же далеки от актуальных проблем реальной жизни, как и толкиенисты, но если вторые, эскапируя в чистом виде, машут бутафорскими мечами, то первые, будучи попросту не способными разобраться, что к чему, на всякий пожарный бьют случайных прохожих по голове. Мистика начинается тогда, когда перестаёт хватать знаний. Не хочу растрачивать свой духовный потенциал на аналитические мелочи, но Библия национал-социализма, впрочем, как и всякая Библия, пошла и глупа".
Паранджа:
"Я, поверь, достойно вознагражу за твои слова".
Вскоре Махмуд с фрау распрощались, так как Ганджубаеву нужно было садиться на байк и ехать на срочный заказ. Вечером уже на метро он доехал до неблизкой к нему "Братиславской", и они с Паранджой, встретившись возле торгового центра "Бум", поднялись на второй этаж, чтоб поужинать в ресторане быстрого обслуживания "Ливан Хаус". Алина выбрала это место, так как оно показалось ей лучше прочих гармонирующим с романтическим ореолом образа Паранджи из тех, что были разбросаны в районе "южной коленной чашечки" "московской свасты".
Взяв мясо, овощи и напитки, они расположились за вакантным столиком, найденным с превеликим трудом. В ходе трапезы Снегирёва поинтересовалась у своего нового знакомого:
- Вкусно?
- В блокаду люди и не такое ели, и ничего ведь - как-то умирали.
После ужина в сумерках Паранджа повела Махмуда по Перерве в сторону Графитного проезда. Там имелись гаражи, за которыми якобы и планировалась выдача обещанного Ганджубаеву "вознаграждения". Главное, полагала Снегирёва, было заставить наркоторговца зайти в "Контакт", чтобы можно было полностью удалить его аккаунт и, таким образом, избежать палева; через неделю можно будет "потереть" и аккаунт "Паранджи".
Вяло перелаивались псы, почуявшие где-то неподалёку засаду бритоголовых. Ганджубаев заметил:
- Собаки… Чем больше я ненавижу людей, тем меньше не люблю псов.
Хоть было темно, Паранджа различила собачье дерьмо, лежавшее в изобилии:
- Тут столько говна, что это даже как-то волнует. Скорее иди ко мне!
Алина кинулась в атаку, будто порновирус на комп; подошёл из засады и Белый Ягуар. Но паче чаяния "цунареф", держась рукой за разбитый нос, резво забежал в тупичок между гаражами, а когда боны ломанулись за ним следом, в руке дага уже имелся пневматический пистолет. Виктор и Алина, проворно спрятавшись за углами гаражей, стали вести переговоры с загнанным Ганджубаевым.
Паранджа:
- Нахер ты сюда приехал?!
Max-mood:
- Сама позвала.
Antitsunaroff (кидая из засады бутылку, что не принесло результата):
- Она имеет в виду Москвабад!
Max-mood:
- Я не виноват, что родился в Дагестане.
Antitsunaroff:
- Ты виноват в том, что приехал сюда!
Max-mood:
- Давай всё решать без беспредела, по закону! Я всё-таки гражданин России. И если тебя не устраивают законы твоей же страны, то борись с ними, а не с нами… или убирайся отсюда сам куда подальше!
После этих слов Махмуд пошёл на штурм - выбежал из своего тупичка, ведя огонь из пневматического оружия. Затылок Антицунарова, попытавшегося пройти в ноги, Ганджубаев по-кавказски щедро угостил рукояткой пистолета. Нож фрау слегка задел по руке Махмуда, но горец два раза на бегу выстрелил в Снегирёву, попав в шею (к счастью, закрытую воротом), и скрылся во дворах.
Витька истошно завопил:
- Серёга, Димыч! Да где вы все?!
Он не ведал, что следователи, узнавшие через осведомителя в рядах "киллерсов" о свастичной закономерности готовившегося нацистами ряда убийств, приняли необходимые меры, и всем остальным находившимся в засаде членам банды Снегирёвой, имевшим при себе "стволы" и травматы, "посчастливилось" натолкнуться на один из в соответствии с особой директивой бродивших в этом районе патрулей. Теперь можно было смело утверждать: громкое дело о банде нацистких убийц обеспечено.
Между тем один пент оперативнее других прореагировал на шум в районе гаражей, и вскоре он, словно дух правосудия, буквально из-под земли возник пред окровавленными нацистами с "длинным аргументом" в положении боевой готовности. Страж порядка схватил Алину за руку с ножом и, когда он уже готовился нанести весьма болезненный удар дубинкой по бедру, Виктор, подлетевший со спины пента, полоснул врага ножом по лбу. Кровь залила глаза, и Витя с фрау воспользовались моментом, чтобы по-быстрому скрыться.
6. Фиктивная инсургенция "стахановцев"
Время: сентябрь тридцатого года.
Место: ГАлаг, барачный городок № 731.
Ситуация: Тимур Сабаткоев переведён в ГАлаг после месяца, проведённого им в транзитной тюрьме Сталинска.
На пересылке в камере вместе с Тимуром находилось трое, как назвал бы их Солженицын, если бы ему довелось "посидеть" с ними, "уголовных": резковатый Женька "Борзометр", косой Борька "Скакун" и авторитетный Иван "Батберглер". Все трое перекочевали в ГАлаг вместе с Сабаткоевым.
Особое рабочее рвение не было характерно для "блатных" и через столетие после лагерного опыта Александра Исаевича. Как правило, всю "трудовую смену" осуждённые воры, действуя примитивно, но вполне эффективно, проводили за игрой в "подкидного дурака" на "Мыле. ру" - единственном сайте, доступ к которому был открыт "отстающим" страдам. Это позволяло "блатарям" и не "перетруждаться", и выполнять минимальные "продуктовые" нормы, "страдая" время от времени от проигрышей. Они вяло вращали крошечные "колёсики сансары" и совсем микроскопические "колёсики мирроточения" на своих СВКГ-1, сколько требовалось, а затем ковыляли на обработку ран и ужин. Там и до ночного отдыха было рукой подать. Воры обычно не продерживались долго в ГАлаге. По мере сил борясь с навязанным медленным увяданием, подобно "страдавшим" до них "уголовным", трое новичков презрительно смотрели на самозабвенно крутивших шипованные педали "стахановцев", в том числе на штанга-йогов из сорок восьмого барака, за спиной обзывая их "мирродрочерами". Впрочем, вся "блатная" прослойка в лагере, а не только троица из барака номер тридцать семь, в основном держала себя миролюбиво, не желая ссориться без повода в условиях, когда сил едва-едва хватало на прогулку от, как иногда называли СВКГ-1, "мирросипеда" до столовой. Так по крайней мере было до тех пор, пока Сабаткоев, который на "пересылке" не конфликтовал с ворами по той причине, что был занят самоуглублённым рефлексирующим восстановлением способностей, в ГАлаге вдруг принялся "мирродрочить", выделяя повышенное количество "продукта" в стремлении получить доступ к выложенным в Сети отсканированным книгам. Естественно, что с переходом в столовую для "стахановцев" он начал ощущать растущее неприятие со стороны товарищей по бараку, ведь "мирромазохизм" противоречил "понятиям". Да, кинуть формальную предъяву человеку не из их круга было не за что, но терпеть "стахановца" в своём бараке оказалось выше воровских сил. В отношении "блатарей" к Сабаткоеву стали проявляться зависть и животная злоба… точнее, "человеческая", если не гнаться за красотой слога, а называть вещи своими именами. К счастью, Тимур сдружился с другими "передовиками", в том числе с пятью "пресс-хатовцами", и последние разрешили осетину переселиться к ним. Поскольку "передовой" сорок восьмой был шестиместным, бывший курьер-буддист Вася Либидианальный, взятый в барак лишь в качестве интересного собеседника, который, по-хорошему, являясь не только не "стахановцем", но даже "отстающим", вообще не имел права там проживать, оказался выселен. Либидианальный не растерялся и занял освободившиеся нары в тридцать седьмом.