Они остановились перед окованной железом дверью в тяжелой каменной арке, и турок осторожно постучал. Изнутри послышался голос, и турок ответил на гортанном туранском диалекте, которого Юсуф ибн- Сулейман не понимал. Дверь открылась, и Аль Афдал скрылся в кромешной темноте, таща за собой мавра. Они услышали, как дверь за ними закрылась, затем тяжелый кожаный занавес откинулся, открыв освещенный коридор и покрытого шрамами старика, могучие усы которого выдавали в нем турка.
- Старый мамелюк занялся виноторговлей, - сказал Аль Афдал мавру. - Проведи нас в комнату, где мы могли бы остаться одни, Ахмед.
- Все комнаты пусты, - проворчал старый Ахмед, хромая впереди них. - Я разорен. С тех пор как калиф запретил вино, люди боятся прикоснуться к бокалу. Да снизошлет Аллах на него подагру!
Проведя их в небольшую комнату, он разостлал на полу циновки, поставил перед ними большое блюдо с фисташками, изюмом и лимонами, налил вина из тяжелого меха и удалился, что-то бормоча под нос.
- Египет переживает тяжкие времена, - лениво протянул турок, сделав большой глоток ширазского вина. Он был высокого роста, худой, но крепко сложенный, с проницательными черными глазами, которые, казалось, постоянно пребывали в движении. Халат его был одноцветным, но из дорогой материи, остроконечный шлем оправлен в серебро, и на рукояти сабли сверкали драгоценные камни.
Юсуф ибн-Сулейман обладал подобной же ястребиной внешностью, характерной для всех, чьим делом стала война. Мавр был столь же высок, как и турок, но более мускулист и широкогруд. Он обладал телосложением горца; сила в нем сочеталась с выносливостью. Гладко выбритое лицо под белой кафией было светлее, чем у турка, смуглое скорее от солнца, нежели от природы. Серые глаза, холодные, как закаленная сталь, казалось, в любой момент могли вспыхнуть огнем.
Он отхлебнул вина и с удовольствием причмокнул. Турок улыбнулся и снова наполнил бокалы.
- Как дела правоверных в Испании, брат?
- Не слишком хорошо, с тех пор как умер визирь Мозаффар ибн-Аль Мансур, - ответил мавр. - Калиф Хишам слаб. Он не в силах сдержать своих приближенных, каждый из которых хочет основать свое независимое государство. Страна стонет от гражданской войны, и с каждым годом христианские королевства становятся все сильнее. Сильная рука могла бы спасти Андалузию, но во всей Испании не найдется подобной сильной руки.
- Она могла бы найтись в Египте, - заметил турок. - Здесь много могущественных эмиров, которые любят смелых. В рядах мамелюков всегда найдется место для такой сабли, как твоя.
- Я не турок и не раб, - проворчал Юсуф.
- Конечно. - Голос Аль Афдала звучал тихо, легкая улыбка коснулась тонких губ. - Не бойся: я у тебя в долгу, и я умею хранить тайну.
- О чем ты? - Мавр резко поднял ястребиную голову. Серые глаза вспыхнули, жилистая рука потянулась к оружию.
- Я слышал, как ты кричал в пылу битвы, когда убивал черного воина, - сказал Аль Афдал. - Ты орал: "Сантьяго!" Так кричат в бою кафиры Испании. Ты не мавр - ты христианин!
Юсуф в одно мгновение вскочил на ноги, выхватывая саблю. Однако Аль Афдал даже не пошевелился.
- Не бойся, - повторил он и спокойно откинулся на подушки, потягивая вино. - Я уже сказал, что умею хранить тайну. Я обязан тебе жизнью. Человек, подобный тебе, никогда не стал бы шпионом: ты слишком легко поддаешься гневу, и ярость твоя неприкрыта. Есть лишь одна причина, по которой ты мог оказаться среди мусульман - чтобы отомстить личному врагу.
Мгновение христианин стоял неподвижно, расставив ноги, словно для нападения; рукав его халата сдвинулся, обнажив могучие мускулы на смуглой руке. Он сердито хмурился и теперь намного меньше походил на мусульманина. Несколько секунд стояла напряженная тишина, затем, пожав широкими плечами, фальшивый мавр снова сел, однако, положив саблю на колени.
- Очень хорошо, - бесстрастно произнес он, отрывая большую гроздь винограда и запихивая ягоды в рот. Продолжая жевать, он сообщил: - Я Диего де Гусман, из Кастилии. Ищу в Египте своего врага.
- Кого? - с интересом спросил Аль Афдал.
- Бербера по имени Захир эль-Гази, да обгложут собаки его кости!
Турок вздрогнул.
- Клянусь Аллахом, ты замахнулся на серьезную мишень! Ты знаешь, что этот человек теперь эмир Египта и генерал всех берберских войск калифов Фатимидов?
- Клянусь Святым Петром, - ответил испанец, - это столь же неважно, как если бы он был подметальщиком улиц.
- Твоя кровная месть далеко тебя завела, - заметил Аль Афдал.
- Берберы из Малаги подняли мятеж против арабского губернатора, - внезапно сказал де Гусман. - Они обратились за помощью к Кастилии. Пятьсот рыцарей отправились им на выручку. Прежде чем мы смогли добраться до Малаги, этот проклятый Захир эль-Гази предал своих товарищей, отдав их в руки калифа. Затем он предал нас. Ничего не зная о случившемся, мы попали в ловушку, устроенную маврами. Лишь я один уцелел в этой резне. Три моих брата и дядя пали в тот день рядом со мной. Меня бросили в мавританскую тюрьму, и прошел год, прежде чем мои люди собрали достаточно золота для выкупа.
Снова оказавшись на свободе, я узнал, что Захир бежал из Испании в страхе перед собственным народом. Однако Кастилия нуждалась в моем мече. Прошел еще год, прежде чем я смог ступить на тропу мщения. Целый годя искал его в мусульманских странах, переодевшись мавром, язык и обычаи которых узнал за многие годы войны с ними и за время пребывания в их плену. Лишь недавно мне стало известно, что человек, которого я ищу, находится в Египте.
Аль Афдал ответил не сразу, разглядывая суровые черты собеседника и видя в них неукротимую природу диких нагорий, где горстка воинов-христиан три столетия бросала вызов мечам ислама.
- Как давно ты в Аль-Медине? - внезапно спросил он.
- Всего несколько дней, - буркнул де Гусман. - Но достаточно, чтобы понять, что калиф свихнулся.
- Ты должен понять еще кое-что, - ответил Аль Афдал. - Аль Хаким и в самом деле сумасшедший. Я говорю чужеземцу то, что не осмелился бы сказать мусульманину - однако все это и так знают. Народ, который принадлежит к суннитам, стонет под его пятой. Три армии поддерживают его власть. Во-первых, берберы из Каируана, где впервые пустила корни шиитская династия Фатамидов, во-вторых, черные суданцы, которые под предводительством эмира Османа с каждым годом приобретают все большую власть; и в-третьих, мамелюки, или бахариты, Белые Рабы Реки - турки и сунниты, к которым принадлежу и я. Их эмир - Эс-Салих Мухаммад, и все трое: он, эль-Гази и черный Осман - в достаточной степени одержимы ненавистью и завистью друг к другу, чтобы развязать десяток войн.
Захир эль-Гази пришел в Египет три года назад в поисках приключений и без гроша в кармане. Он возвысился до положения эмира, отчасти благодаря венецианской рабыне по имени Заида. У калифа тоже есть за кулисами женщина, арабка, по имени Зулейка. Но ни одна женщина не в силах повлиять на Аль Хакима.
Диего поставил пустой бокал и пристально посмотрел на Аль Афдала. У испанцев еще не вошли в привычку изысканные манеры, позднее ставшие одной из их главных черт. В жилах кастильца все еще текло больше нордической, чем латинской крови. Диего де Гусман рубил сплеча, подобно своим предкам готам.
- И что теперь? - спросил он. - Собираешься выдать меня мусульманам, или ты говорил правду насчет того, что умеешь хранить тайну?
- Я не испытываю любви к Захиру эль-Гази, - задумчиво произнес Аль Афдал, словно про себя, поворачивая в пальцах кольцо, которое забрал у чернокожего гиганта. - Заман был псом Османа, однако берберское золото может купить суданский меч. - Подняв голову, он впервые с начала беседы посмотрел де Гусману в глаза.
- Я тоже кое-что должен Захиру, - сказал он. - Я не только сохраню твою тайну. Я помогу тебе отомстить!
Де Гусман резко наклонился вперед, и его железные пальцы впились в покрытое шелком плечо турка.
- Ты говоришь правду?
- Пусть Аллах покарает меня, если я лгу! - поклялся турок. - Послушай, вот мой план…