- Кому врать, когда?! - воскликнула женщина с отчаяньем в голосе. - Простите, но я ничего не понимаю!
- Здесь и понимать нечего. Я лечил этого Ваську Трегубова после того, как его ранил волк, точнее сказать, оборотень. Со мной там, в Завидово - это Васькино имение - была и Аля. Я еще тогда почувствовал, что между ними что-то происходит, а она меня обманула, сказала, что он ей даже не нравится.
- Алексей Григорьевич, но ведь это было более полувека назад!
- При чем здесь "полвека"! Это для вас полвека, а для меня два месяца назад, и мне обидно… Впрочем, вы правы, что это я… Ревную, наверное… Этот Трегубов был таким писаным красавцем и то, что называется душкой. В него даже Екатерина влюбилась
- Какая Екатерина?
- Ну, та самая, которая Великая.
- Что вы говорите!
- Именно! Так вот этот Васька Трегубов от Али глаз не отрывал, а меня чуть "случайно" не застрелил. На цариц его, паршивца, тянуло!
- А вот теперь, Алексей Григорьевич, уже совсем я ничего не понимаю.
- А, по-моему, здесь все предельно ясно… Дело было так…
Я вкратце рассказал о том, что приключилось с нами в имении Трегубова, упомянув даже о том, что у Али были способности понимать, о чем думают окружающие. Поэтому она не могла не знать, что Трегубов в нее влюбился, и могла бы предупредить меня.
- А зачем ей было вас предупреждать? - резонно поинтересовалась Екатерина Дмитриевна. - Чтобы вы этого господина вызвали на дуэль?
Взрыв эмоций у меня уже иссяк, и я засмеялся.
- Сдаюсь, вы правы. Этот Василий Иванович был таким обаяшкой, что невольно вызывал раздражение.
- "Обаяшка", как это вы смешно сказали!
- Екатерина Дмитриевна, а что вы еще знаете про Алю?
- Больше ничего, Это бабушку нужно спросить, она с ней поддерживала отношения.
- Так давайте спросим!
- К сожалению, это пока невозможно.
- Почему?
- Бабушка дала обет, если вы выздоровеете, совершить паломничество в Новый Афон, и сегодня утром отправилась туда на поклонение.
- Что же она мне вчера ничего не сказала?!
- Мы боялись вас расстроить…
- А к чему такая спешка с паломничеством?
- Она давно собиралась, - как-то неопределенно ответила собеседница. - Бабушка очень любит Алевтину Сергеевну, да и вас тоже…
- А когда она вернется?
- Не знаю, скорее всего, через месяц. Бабушка путешествует по старинке, на "своих".
- Как же быть, я не смогу так долго у вас оставаться…
- Почему?
- Ну, хотя бы потому, что мне не на что жить, деньги, те, что у меня были с собой, ничего не стоят…
- Господи, какие глупости, пусть вас это не волнует, я… мы обеспечены, даже богаты…
- И вы мне предлагаете жить у вас на правах приживала?
- Ну, почему же приживала, в конце концов, мы отчасти ваши бывшие крепостные крестьяне. Живите здесь как сюзерен.
- Я, право, не знаю…
- Алексей Григорьевич, прошу вас, оставайтесь… - просто сказала хозяйка и так на меня посмотрела, что я смутился и отвел взгляд.
Считать, что я ей понравился, у меня не было никаких оснований. Для того, чтобы понять, что я представлял собой в этот момент, нужно было посмотреть на меня со стороны. Худой, нескладный, какой-то всклоченный, в дурацкой поддевке с короткими рукавами, в плисовых штанах, вправленных в сапоги "гармошкой". В таких не влюбляются, таких жалеют…
- Кстати, бабушка просила передать вам ваши вещи, которые были у нее на хранении.
- Мои вещи? Какие еще вещи и откуда они у нее?
- Она сказала, что часть осталась у них в доме, часть ей передала Алевтина Сергеевна. И еще, я хочу вас спросить, болезнь, о которой говорил доктор Неверов, ну то, что вы так быстро выросли и повзрослели, она опасна?
- Вы имеете в виду, не превращусь ли я через месяц или год в старика? Не думаю, меня больше удивило, когда я из взрослого мужчины превратился в подростка, но это не мой фокус. Видите ли, дорогая Екатерина Дмитриевна, в мире существует много такого, что сложно, а то и невозможно объяснить. Коли вы занимаетесь любительскими спектаклями, то, вероятно, знакомы с пьесами Уильяма Шекспира, у него в "Гамлете" есть такие слова: "Есть многое на свете, друг Гораций, что неподвластно нашим мудрецам…"
- Да, да, конечно, только откуда вы знаете Шекспира?
- Позвольте, голубушка, Шекспир жил задолго до меня, по-моему, в конце XVI - начале XVII века.
- Возможно, но я не предполагала, что он был известен в России.
- Ну, почему же. В России много чего было известно, и Сервантес, и Гете. Даже писательницы, например эта, как ее, Жорж Санд. Очень романтичная дама.
- Да, конечно, только вот Жорж Санд современная писательница, ее-то вы откуда знаете?
- Про Санд слышал от кого-то, - небрежно сказал я.
- От кого, от Марьяши? - спросила хозяйка убитым голосом. - Алексей Григорьевич, вы правда тот, за кого себя выдаете?
- Правда. Тот. Только у меня довольно сложная биография, я, видите ли, не всегда жил в XVIII веке.
- А в каком веке вы еще жили?
- Большей частью в двадцатом.
- Это правда!?
- Правда, только пусть это останется между нами.
- Ну, и как там жилось?
- Если в смысле технического прогресса, то успешно. У нас поезда из Петербурга в Москву идут не сутки, а часов восемь. Через пару лет будут доходить за четыре, а еще через несколько лет, за два.
- Полноте меня разыгрывать, я вспомнила, о Жорж Санд я упоминала, когда говорила об эмансипации…
Моя неуместная шутка немного обидела хозяйку, и она вскоре ушла на свою половину. Я послонялся по дому и набрел на библиотеку. "Духовной жаждою томим", набросился на журналы и книги, которых мне так недоставало в XVIII веке.
Глава 3
Рассматривая книги, которые наполняли два солидные шкафа, я понял причину образованности хозяйки. Здесь было почти все, что сделало девятнадцатое столетие золотым веком русской литературы. Правда, между Белинскими и Гоголями хватало и глупых "милордов", вроде Фадея Булгарина или графа Соллогуба.
Про последнего я вспомнил забавный анекдот В старости у графа начала съезжать крыша, и он как-то пожаловался приятелю, что Господь Бог требует, чтобы он оплодотворил всех девственниц мира. "Разве я смогу, меня и на пол-Европы не хватит".
Впрочем, Соллогуб был не худшим писателем, попавшим в здешние шкафы. О многих авторах этого времени я никогда не слышал, но вычитав из текстов по несколько корявых или слащавых строк, навсегда закрыл их для себя. Я остановил выбор на путевых заметках своего старинного знакомца Александра Пушкина я, прихватив с собой его "Путешествие в Арзрум", отправился к себе.
Я читал неподражаемого Александра Сергеевича до тех пор, пока Марьяша не пригласила меня к обеду. За столом я оказался один, Екатерина Дмитриевна осталась у себя в комнате, сославшись на головную боль, Решив, что она не хочет меня видеть, а мигрень не более, чем отговорка, я наскоро поел и вернулся к себе и Пушкину.
Через два часа чтение прервал приход доктора Неверова. Он выкроил время между визитами к больным, чтобы справиться о моем состоянии. Я безропотно позволил осмотреть себя. Чувствовал я себя прекрасно, чем озадачил земского врача.
- Я вчера смотрел в специальной медицинской литературе симптоматику вашей болезни, - сообщил он мне. - Очень многое не сходится. Ваш случай уникален.
- Какую болезнь вы имеете в виду, преждевременное старение?
- Почему же старение, скорее взросление, - засмущавшись, поправил меня Василий Егорович.
- Доктор, я не болен. То же, чему вы были свидетелем, имеет не материалистическую, а метафизическую причину,
Неверов, как представитель людей новой формации и прогрессист, принципиально отвергал все потустороннее, и моя ссылка на "метафизику" его покоробила. Он нахмурился и нравоучительно просветил меня как представителя невежественной эпохи, что в основе всего лежат химия и физика.
Все же остальное, как он изящно выразился "полная чепуха чепуховская".
Я не мог с ним в принципе не согласиться, но не был уверен, что человеческие знания в этих и сопредельных науках столь исчерпывающи, что о них стоит говорить с таким апломбом.
Василию Егоровичу такой скептицизм не понравился, и он бросился в атаку на мою косность и малознание. Я с удовольствием выслушал его гимн науке, но не преминул заметить, что сам лечу не химиотерапевтическим и медикаментозным методами, а метафизическим.
Неверова мое заявление возмутило, он вспылил и обозвал такое лечение шарлатанством.
- Зачем же все отвергать априори, - миролюбиво возразил я. - Возьмите меня завтра на прием больных, и сравним эффективность методик.
- Зачем ждать до завтра? Вылечите Екатерину Дмитриевну, у нее сильнейшая мигрень.
- Так у нее правда болит голова?
- Да, головные боли у нее постоянны, и я пока ничем не могу ей помочь.
- Простите, доктор, вы, вероятно, в курсе дела, у Екатерины Дмитриевны есть… постоянная привязанность?
- Как вы могли такое даже подумать! - пылко вскричал Неверов, что мне очень не понравилось, - Екатерина Дмитриевна - порядочная женщина! Потом, какое это имеет отношение к мигрени?!
- Ну, в человеческом организме все как-то взаимосвязано.
- Простите, любезнейший Алексей Григорьевич, но это полная чепуха.
Мне очень хотелось подразнить Неверова, но я сдержался и предложил заняться лечением хозяйки. Мы пошли на ее половину. Оставив меня дожидаться у спальни, доктор отправился испрашивать разрешение на визит. Пробыл он там довольно долго и вышел из комнаты с недовольной миной на лице.