Профессор распахнул дверцу шкафа, и на свет явилась специальная космическая одежда – пустолазные костюмы. Разговоры о них Федосей слышал, хотя видеть своими глазами не довелось– их привезли когда он ездил в Москву. После разговоров они представлялась отчего-то похожими на водолазные скафандры.
Правда оказалась еще интереснее.
Костюм оказался похожим на коробку, спеленатую толстыми гофрированными трубами. Дёготь тряхнул её, и те развернулись, сразу став похожим на упитанных гусениц. В одном месте между шлангами поднимался стеклянный горб, похожий на шлем водолаза.
– Это…
– Показываю, – сказал Деготь, опережая вопросы. Он что-то нажал, и одна из стенок ящика откинулась вперед. Коминтерновец опустил ноги в открывшееся отверстие и нелепо зависнув в воздухе завозился, устраиваясь. Что-то у него не шло. Глухо ругнувшись, он, наконец, словно провалился, и голова его показалась в стеклянном колпаке. Федосей посмотрел вниз. Ног у одежды не было. Обитателю скафандра приходилось сидеть по-турецки, скрестив ноги. Предупреждая его вопрос, профессор объяснил.
– Нет необходимости. Там не ходят. Там – летают…
Тем временем Дёготь, сунув руки в перчатки на конце рукавов, потянул рукоять, что торчала сбоку. Передняя стенка бесшумно встала на место, изолировав человека от окружающего мира.
– Вот вам костюм для космических прогулок! Попробуйте?
Подплыв к шкафу Деготь, как ни в чем не бывало, выхватил еще пустолазный костюм из зажимов и бросил его Федосею. Губы товарища шевелились, но ни звука оттуда не доносилось. Он снова дернул за рычаг, дверца на брюхе открылась, и оттуда донеслось:
– Шевелись Федосей Петрович. Ждать не буду. Один в Историю войду…
Если с высоты четырех-пяти верст Земля больше казалась шарообразной – напичканный нужными знаниями мозг сам подсказывал, как нужно воспринимать планету – то тут её шарообразность просто била в глаза.
Из иллюминатора профессорского аппарата Земная поверхность ощущалась огромным шаром, а уж когда они вылетели из него…
Самый большой в мире глобус занимал почти весь мир – он был и внизу и слева и справа. На его фоне даже многометровый корабль казался маленьким.
Земля полыхала мягкими оттенками белого, зеленого и голубого и Федосей подумал, что они первыми видят эту красоту. Он, Деготь и Ульрих Федорович. От этой мысли, словно кто-то по спине маленьким коготками провел.
В эти минуты они летели над освещенной стороной Земли, и Солнце находилось у них за спиной. Придерживаясь руками за длинную скобу, Федосей повернулся так, чтоб видеть. Жаркий поток яркого света ударил в глаза и он, зажмурившись, отвернул голову, но не тут-то было. По инерции его еще развернуло так, что ослепительный свет полной силой ударил в лицо.
Сработал инстинкт. Защищая глаза, Федосей инстинктивно выпустил поручень и загородился рукой. Мир вокруг, только что неподвижный вдруг закрутился. Сердце сбилось с ритма, когда он понял, что оторвался от корабля и теперь словно радиограмма, плывет по волнам эфира.
Чекист был человеком не робкого десятка.
Он воевал, горел и падал на землю в горящих аэропланах, в него стреляли… Только новый страх был куда больше прошлых страхов.
Страх пустоты оказался не похож на страх воды и огня. Это был страх абсолютного одиночества, страх пылинки перед огромным и безразличным к её судьбе миром, в котором хороводы далеких звезд нескончаемым потоком бежали перед её глазами.
Он не помнил, сколько пробыл в этом состоянии.
Разум ему вернул толчок. Что-то дернуло его, и мир вокруг остановил вращение.
"Веревка!" – сообразил он. Покрутившись в своем ящике, Федосей нащупал свою связь с кораблем и, сдерживая желание дернуть её изо всех сил, осторожно потянул себя к кораблю.
Движение развернуло его от темноты к свету. Теперь он видел и корабль, и Землю под ним. На фоне полузанавешенной облаками Африки, Деготь, нелепый в своем скафандре, похожим на ящик с руками, осторожно перебирая привязь, двигался к "Иосифу Сталину".
Под ногами был дом, а все остальное мироздание оставалось за спиной. Там пылали миллионы звезд, крутились миллионы планет, на которых кипели свои классовые битвы.
Год 1929. Ноябрь
СССР. Свердловск
…Они не пошли в ресторан, как хотели, потому что у профессора не случилось интереса к этому, а отправились в пивную. Слушая, как шипит пиво, перетекая из бочки в кружки, как перестукиваются биллиардные шары, они пили ячменный напиток из высоких кружек и с удовольствием поглядывали по сторонам. После торжественной черноты космоса, в которой горели чужие звезды, приятно было видеть что-то простое и понятное, вроде этого бильярда, графинчиков с "беленькой" да тарелками с закуской. Ощущение было такое, словно в музей зашли, а не в трактир.
Все что тут было – было прошлым и настоящим. Неплохим прошлым и настоящим.
А они – были будущим. Великолепным будущим Человечества!
С хрустом разгрызая соленую сушку, Деготь сказал:
– Прав профессор. Теперь и помирать можно. Мы и так – часть Истории!
– Мы её секретная часть, – с сожалением сказал Федосей. – О сегодняшнем, в лучшем случае, два десятка человек в стране узнает… Да за такое дело нам всем по ордену полагается, и портреты в газетах, а ты – "помирать"! Надо сперва этого вот дождаться…
Федосей сдул белопенную шапку с кружки, добираясь до поверхности цвета темного янтаря.
– Мы, я думаю, себя еще не один раз в Историю-то впишем. Луна есть. Марс… Мы ведь с тобой теперь специалисты. Нас раз-два и обчелся…
– Специалисты по Великой Пустоте!
Они посмотрели друг на друга и, усмехнувшись, сдвинули кружки.
– Там проблем – в двух руках не унести! Решать и решать…. Те же пустолазы возьми. Там еще работать и работать…
– А чем тебе те, что есть не нравятся?
– Это не костюм. Это карцер какой-то… Не знаю как ты, а я себя устрицей почувствовал…
– Ну ты сказал. Холод держит? Держит! Работать позволяет? Позволяет. Чего тебе еще нужно?
Агент Коминтерна хлебнул и зажмурился от удовольствия. Глядя на него, и Федосей хлебнул от души.
– Удобств бы… Ну ничего… Профессор чего-нибудь придумает…
– Это точно, – сказал Деготь уже без улыбки. – Вообще-то странно это. Чудно…
– Чего тебе чудно?
– Легко у него все как-то получается… Летали в первый раз, а откуда ему знать, что человек при невесомости испытывает?
На мгновение задумавшись, Федосей объяснил:
– Это, брат, гениальность… Ульрих Федорович из тех, кто в капле воды океан разглядит, каждую рыбинку в нем и еще посоветует как её лучше поймать, на какой крючок…
Год 1929. Декабрь
САСШ. Вашингтон
Мистер Вандербильт ходил по кабинету от стены к окну, готовый рычать и ругаться как павиан из зоосада. Вид за окном был самый Рождественский – крупные снежинки планировали с серого неба, деревья в парке, укутанные снегом смотрелись как рисунки с поздравительного открытого письма, или плаката Армии Спасения, только не смотрел миллионер на заснеженную землю, не думал о младенце Христе….
Мало ему экономической депрессии и банковского кризиса, мало неприятностей на бирже. Так еще и большевики! Вот от кого главные неприятности! Что кризис? Пустяки, система преодолеет его, не в первый раз, а большевики – вот главное зло!
Лезут и лезут, лезут и лезут!
Его скверные предчувствия сбылись. Большевики и впрямь не успокоились. Напротив, появились в Турции. Свершившийся факт! Не домысел! Они даже не скрывали своих намерений. Турецкие газеты писали о помощи Советов в строительстве железной дороги в этом районе. Глупая, никчемная маскировка!
Только от этого ничуть не легче. Нечем остановить красные орды! Нечем!
Установка профессора Тесла взорвалась, хорошо хоть сам изобретатель уцелел, ладит сейчас новую при щедром его финансировании, но он не Господь Бог, ему время нужно… Французы? Что ж, это вариант, спасибо Чарльзу… Только не придется ли ему также уговаривать Французского Президента, как он уговаривает своего?
А большевики ждать не собираются. У них все бегом, да с опережением графика. Хорошо было предкам в Европе лет двести назад. У каждого барона своя дружина, а он, хотя несравненно богаче любого европейского короля не имеет своей армии и ничего не может поделать…
Миллионер ударил кулаком по случившемуся по пути столу. От сотрясения телефон звякнул, словно несмело напомнил хозяину о своем существовании.
Миллионер остановился, и телефон тоже замер, словно испугался того, что сделал.
– Правильно! – сказал мистер Вандербильт, глядя на изящно изогнутую трубку с рожком микрофона. – Верно! У меня нет солдат, чтоб воевать с большевиками, но у Америки они есть! Я не смогу воевать с Турцией, но Америка сможет!
Он сорвал трубку и на память набрал телефонный номер Госсекретаря.
– Мистер Стимонс? Добрый день. Это. Спасибо, что узнали… Мне нужно переговорить с вами и с Президентом. И чем скорее, тем лучше… Для кого лучше? Для всех нас…
Два дня спустя, сидя в "роллс-ройсе", направляющемся в Белый Дом, мистер Вандербильт смотрел на город, готовящийся к праздникам, невольно отмечая то, чего в нем никогда не было – очереди безработных к кухням Армии Спасения.
Жалости к этим людям он не испытывал. Отчего-то больше думалось о том, что каждый из тех, кто сейчас запорошенный снегом стоит в ожидании миски бесплатной похлебки, сжимая в бессильном отчаянии кулачонки, может взять в руки камень или револьвер и встать под красный большевистский флаг.
Возможно, Президент думает также, тогда ему будет легче…