* * *
Конечно, ничего особенного у Анюты, мигом окосевшей от водки, упавшей на старые дрожжи, выведать не удалось. Из ее слезливых, перемежаемых бурными рыданиями по безвременно усопшему Лешику монологов удалось лишь вытянуть кое-какие черты портрета загадочного Князя, который с некоторых пор иногда появлялся то один, то со здоровенным гориллоподобным субъектом, откликающимся на кличку Колун (еще один, кстати, фигурант!), тот факт, что золото поступало именно от них в качестве оплаты за наркотики, которые они потом увозили неведомо куда, да еще наверняка неверный пересказ их с покойным Клещом разговоров, обрывочно слышанных, когда прислуживала за столом. Интересный получался типаж. Не встречалось такого в их краях, та еще, видно, птичка, залетная.. Да и Колун этот…
Выяснилось и еще кое-что интригующее…
Анюта заявила совершенно точно, что в последний раз Князь принес ровно пятьдесят штук золотых "червонцев", то есть десятирублевок. Они еще вместе с Лешиком их несколько раз пересчитывали, прежде чем спрятать в тайник, причем два золотых, именно два – свою обычную долю – Грушко припрятал получше. Помявшись, Алехина, видимо решившая окончательно и бесповоротно встать на путь исправления, ненадолго исчезла из кухни и, вернувшись, выложила перед Лукиченко два блестящих желтых кругляка. Возможно, в так и не найденном тайнике оставалось и еще кое-что, но лейтенант решил пока не форсировать события.
– Молодец, Алехина, хвалю! Помощь следствию – дело благородное, – заявил Виталий, заворачивая монеты в кусочек фольги от плитки шоколада "Сказки Пушкина", предложенной в качестве закуски, и пряча в нагрудный карман, под пуговицу. – Я, Анюта, верю в то, что мы с тобой поладим!
На самом деле мысли его текли совсем в другом направлении.
Если первоначально было полсотни золотых, два "отслюнил" себе Клещ, а в описи изъятого при обыске значилось сорок семь, значит, где-то существует еще один неучтенный червонец… Стоп! Он же тогда, обрадованный находкой, высыпал пригоршню желтяков перед капитаном Александровым… Не притырил ли одну монетку этот сухарь и чистоплюй? На зубок, так сказать, а?..
– Слушай, Але… Аня! Ты после обыска тогда ничего в кухне не находила?
– Не-э…
Пьяненькие глазенки честные-честные, пустые-пустые…
– Ладно, верю.
Чего ей скрывать, когда она сама два золотых притащила, без какого-либо нажима? Похоже, правду говорит девчонка. А интересно, куда все-таки Клещ их тогда заховал так, что специалисты найти не смогли?
– Хорошо, Аня, я пойду… Ты тут допивай, доедай… Если что-то вспомнишь про Князя или он вдруг сам решит забежать на огонек, сразу мне отзвонись. Запомнила?
Девчонка согласно закивала. Ишь как глазки-то замаслились… А ведь граммов сто пятьдесят и приняла-то всего, да под закуску, хоть и не разносолы. Неужели она уже настоящая алкоголичка?
– Про наш разговор – ни гу-гу! Кто бы ни спросил.
– А из милиции если?..
– Особенно если из милиции. Ни-ко-му! Поняла?
Анюта вышла из кухни следом за лейтенантом, провожая его до двери, но, минуя комнату с неубранной постелью, вдруг засмущалась, кинувшись наводить порядок. Лукиченко против своей воли остановился в дверях прихожей, залюбовавшись ладной фигуркой.
"А что, может быть, и верна прибаутка насчет некрасивых женщин и количества выпитой водки…"
Лейтенант, неторопливо подойдя к девушке сзади, ласково провел ладонью по узкой спине, обтянутой тонким ситцем халатика…
* * *
– С добрым утром! – радушное приветствие, даже сделанное самым любезным тоном, отнюдь, не обрадовало лейтенанта, едва разлепившего глаза. – Как вам спалось?
Пробуждение было ужасным. Самым чудовищным было не то, что он проснулся в чужой постели совершенно голым и в одиночестве, и даже не то, что на стуле, куда Виталий впопыхах покидал одежду, восседал, закинув ногу за ногу, приветливо улыбающийся во все тридцать два белоснежных зуба мужчина средних лет. Трагизм ситуации заключался в том, что белозубый пришелец беззаботно поигрывал его, Лукиченко, табельным пистолетом, явно извлеченным из знакомой до последней царапинки кобуры, сиротливо валявшейся на полу…
– Не будем делать резких необдуманных движений, подпоручик , или какой у вас там чин…– Улыбчивый гость шутливо покосился на милицейский погон с двумя серебряными звездочками, выглядывающий из-под скомканной форменной рубахи.
– Лейтенант, – совершенно автоматически поправил его Виталий, лихорадочно ища и не находя выход из создавшейся ситуации.
– О-о… Как на флоте … А я, милостивый государь, в бытность мою в ваших летах, уже носил чин штаб-ротмистра лейб-гвардии Конного, ея императорского величества полка…– Видя полное обалдение на лице милиционера, он рассыпал коротенький смешок и продолжил: – Да, я не представился… Князь Георгий Викентьевич Кавардовский, к вашим услугам! – Мужчина вежливо склонил голову, украшенную идеальным пробором. – А вас, простите, как звать-величать?
– Князь? – как ужаленный подскочил на постели Лукиченко, не обращая никакого внимания на то, что пистолет своим непроницаемо-черным зрачком тут же уставился ему точно между глаз.
* * *
– Как видите, Виталий Сергеевич, я вам вполне доверяю! – Князь широким жестом, предварительно вложив в кобуру и тщательно застегнув кнопку, толкнул пистолет к руке его хозяина. – У нас с вами, надеюсь, теперь общие интересы, и мы должны верить друг другу…
"Ага, поверь тебе…– Лукиченко, уже полностью одетый, словно кролик с удава не сводил глаз со слегка изогнутого длинного кинжала с тускло-серым, прямо каким-то дымчатым клинком, не отбрасывающим бликов, воткнутого в столешницу у левого локтя назвавшегося князем Кавардовским господина. – Не этим ли перышком ты банду Серепана-то перерезал? Как курят почикал и глазом, поди, не моргнул…"
Конечно, словам Князя о его службе в лейб-гвардии, о княжеском титуле и прочей ерунде лейтенант не поверил. Не поймешь – то ли чистое вранье, то ли бред сумасшедшего, – но это явно тот самый Князь, без всякого сомнения, безжалостный преступник, менявший царское золото на среднеазиатский опиум-сырец, чем-то запугавший до полусмерти "отмороженного" Клеща, а потом и вообще свернувший ему головенку, походя лишив жизни троих отпетых хулиганов, а четвертого покалечив на всю жизнь… А сколько за ним еще, интересно знать, числится разных подвигов?
– Насколько я понимаю, ваша конкретная цель, господин подпоручик, или как вас там… лейтенант… заключается в поимке преступника, нашкодившего у вас тут…– Князь тонко улыбнулся при слове "нашкодившего". – Причем конкретная личность значения не имеет…
– Э-э…– попытался вставить Виталий, но Кавардовский его перебил жестким тоном:
– Никаких "э-э", милостивый государь. Не имеет. Моя же цель состоит в том, чтобы поскорее убраться отсюда, обзаведшись надежными… Повторяю: надежными документами и, естественно, некоторой толикой наличных средств в местной по возможности валюте… Вы меня правильно поняли? – Князь подбросил на ладони чуть слышно звякнувший пакетик из фольги. – Вы тоже, мне показались, не бессребреник, а, подпоручик?..
– Это… Эти монеты изъяты в целях следствия, гражданин Кавардовский!..
Князь со вкусом расхохотался, откинувшись на спинку стула. Лукиченко, увы, такой возможности был лишен, восседая на табуретке, как давеча Алехина… Кстати, где же она?..
– Да полноте, господин Лукиченко! Мы же договаривались: никаких граждан. Это, знаете ли, отдает Великой французской революцией. Помните: Марат, Робеспьер, санкюлоты, якобинцы, Бастилия, гильотина… Как там ее прозвали, не помните? Кажется, "бритва республики"?.. – Князь будто невзначай провел жестким ногтем по лезвию воткнутого в стол кинжала, запевшему от легкого прикосновения, как туго натянутая струна.
У Виталия от этого звука по спине побежали мурашки, и он непроизвольно втянул голову в плечи.
– Вы желаете знать, где милейшая Анюта, наша, так сказать, нимфа? – продолжил Кавардовский, задумчиво водя ногтем по поющему клинку. – Ее нет… Да не в этом смысле! – поправился он, заметив, как переменилось лицо лейтенанта. – Анюта побежала в ближайшую… хм… лечебницу, или как там сие богоугодное заведение у вас называется…
– Зачем? – опешил Виталий.
Кавардовский снова лучезарно улыбнулся и развел руками.
– Зафиксировать, если позволите, следы изнасилования и нанесенных побоев, милостивый государь… Вы же ее изнасиловали, милейший Виталий Сергеевич, не так ли? Причем самым зверским способом. В стиле незабвенного маркиза де Сада…
– Вранье! – запальчиво вскинулся Лукиченко.
Холеная рука Князя с красивым искристым камнем в перстне на безымянном пальце как-то незаметно скользнула на рукоятку кинжала.
– Я просил бы вас, господин Лукиченко, аккуратнее подбирать выражения. За такие слова, извините, бьют по мордасам-с и приглашают к барьеру!
– За базар ответишь, – себе под нос перевел на общепонятный язык лейтенант, опускаясь на табурет.
– Что-что? – весело переспросил Кавардовский, наклоняясь ближе.
Виталий коротко объяснил.