Янычар рухнул, чувствуя, как мешает висящий на груди Калашников и набитая до отказа разгрузка. Работая локтями, заполз за винтокрылую машину, беспокоясь о гранатомётчике, стрелявшем в помещении рынка. Хрен знает, где он там. Может как раз в этот самый момент готовится к выстрелу уже по вертолёту.
Вдохнув морозного воздуха, майор вскочил и побежал подальше от "вертушки". До бывшего института удалось добежать в тишине.
Укрывшись в здании, Туркалёв провёл там всю ночь, ожидая преследователей. Но те так и не появились.
На рассвете загудела канонада обстрела правого берега. Началась очередная волна наступления с предшествующей артподготовкой.
"Рвутся наши вперёд. Молодцы. Может, мне удастся выйти, - думал Янычар, осматривая местность и вновь ожидая погони. - С чем к Большому Папе идти? Задание провалено. Ребята погибли. Сумела ли другая группа вывести девушку, неизвестно. Что ждёт по возвращении? Уж точно не Звезда Героя и не полковничьи звёздочки. Уберечь бы то, что есть и не угодить в штрафбат, если не дай Бог, племянница погибла".
От этих мыслей его отвлекли первые фигурки солдат, появившиеся уже из-за вертолёта.
"Ну, идите сюда, касатики, идите", - подумал он холодно.
Троих майор успел свалить. Остальные метнулись за вертолёт.
- Так-то, сучьи дети, - процедил Янычар, меняя позицию, не желая ввязываться в бой.
К дому, где провёл детство и юность, Алексей вышел не случайно. Ноги сами несли сюда. Он совсем не надеялся увидеть целой привычную панельную пятиэтажку, укрытую тополями, с летящим ежегодным надоедливым пухом. Мальчишками они частенько поджигали его. Взрослые ругались, а пацаны ватагой уносились прочь, продолжая вытворять своё. Как же это давно было! Словно в другой жизни, навсегда разделённой на две части: "до войны" и "на войне".
Нет, полностью целым дом не был, и тополей не было, спилили, видать, на дрова. Из-под хилого снежного покрова видны большие пеньки. Часть дома с их квартирой на третьем этаже уцелела. Нет только стёкол, выбитых взрывными волнами.
Осмотревшись, Янычар скользнул в подъезд, замер, прислушиваясь. В промороженном холодном помещении, усыпанном мусором, битым стеклом, с выщербленными от пуль стенами, с погнутыми перилами лестничных маршей, гул начавшейся канонады показался тише.
Майор осторожно поднялся на третий этаж, остановился нерешительно у входа без двери. Медленно зашёл в коридор, прошёл дальше, осматривая знакомую и в то же время такую чужую квартиру.
Кругом разруха… Ни мебели, ни книг… Дверей нигде нет, выломали на дрова, скорее всего. Унитаз, ванная, раковина разбиты. Кому нужно было разбивать их? Зачем? Откуда в людях столько бессмысленной злобы?!
Под ногами предательски трещало. Янычар принялся разгребать берцами мусор, медленно перемещаясь по квартире, испытывая горечь обиды на сотворивших такое с домом, на затеявших проклятую войну. На сломавших жизнь, разлучивших с родителями. Где же они сейчас? Хоть бы живы, были, Господи…
- Надо же, мои-то пластиковыми окнами обзавелись, - улыбнувшись, пробормотал он, увидев в зале белые блоки без стёкол. - А мне не писали… Когда ж успели? Явно до войны… Хотя я уже тогда был на войне, на Кавказе, как и отец в своё время. Ведь отговаривал он меня от военного училища. Не послушал, дурак… Где же вы сейчас, мама, папа?..
Разгребая берцем очередное место, Янычар вдруг увидел красного пластмассового всадника с шашкой в поднятой руке, пустившего коня в галоп. Он поднял фигурку, улыбаясь светлой улыбкой, застывшей на небритом грубом лице.
Когда-то у него был целый набор таких фигурок. Он расставлял их в шкафчике в своей комнате. Может быть, они ещё там?
Алексей прошёл в пустую, унылую комнату, с выбитым стеклом пластикового блока, в проём видна уничтоженная пятиэтажка напротив.
Комната лишь отдалённо напомнила детство и юность. Вон там стояла кровать, а вон там шкаф для одежды, шкафчик для книг, где и были пластмассовые фигурки. Вон там стоял компьютерный стол… Ничего нет… Ничего…
Алексей повертел игрушку, положил в карман бушлата.
На фоне уже привычной канонады, услышал треск мусора где-то внизу в подъезде. Метнувшись к окну, осторожно выглянул на улицу, увидел бегущих к дому солдат.
- Выследили, всё-таки… - пробормотал он. - И чего привязались… Обложили… Чего их так много на одного? Заняться больше нечем?
В подъезде уже вовсю трещал мусор.
Через дверь не уйти… В окно тоже…
Появилась тревожная мысль, что это и есть конец. Не край, а именно конец.
"Чем не вариант? - подумал вдруг Янычар. - Начать жизнь в этой квартире, здесь же и закончить. А что? Вот тебе, Лёха и смысл жизни, который ты всё выискиваешь, изводя душу. Есть какие-то высшие силы, пожелавшие, чтобы твоя жизнь закончилась там, где началась. Сейчас у тебя появилась конкретная цель - защищать свою самую что ни на есть малую родину. Теперь это твоя война и есть смысл воевать, потому что защищаешь своё, родное, а не абстрактные понятия… Пока ты жив и способен сражаться, ни один проклятый фйдер не зайдёт на твою территорию. Велика Россия, а отступать некуда…"
От этой почти сакраментальной, имеющей магический смысл, звучащей как заклинание фразы, на небритое грубое лицо майора наползла недобрая кривая ухмылка.
Он быстро подошёл к выходу, достал гранату, вырвал чеку и катнул её так, чтобы она прокатилась по площадке и свалилась по лестничному маршу, откуда уже отчётливо слышались голоса и трещал мусор.
Граната гулко покатилась и громко запрыгала вниз по бетонным ступеням. Кто-то отчаянно закричал, увидев её, и тут же грохнул взрыв, зажатый бетонной коробкой. Взметнулся мусор, пыль повисла плотной пеленой.
Туркалёв вышел на площадку, спустился на один пролёт и в упор расстрелял раненых и оглушённых солдат. У него появился отличный шанс попытаться уйти, оторваться от преследователей, но что-то мешало. Объяснить он не смог бы. Ведь это не просто каприз от нежелания делать что-либо.
Тут или жить, или умереть. Третьего не дано.
И всё же он вернулся в квартиру, быстро зашёл на кухню и, сменив магазин у "вала", открыл беглый огонь из окна по солдатам, попрятавшимся кто где от неожиданного взрыва в доме.
Одним повезло укрыться, другие падали сбитые мощными пулями, взметавшими фонтанчики грязного снега.
В ответ загрохотали автоматы.
Пули врезались в бетон, высекая искры и крошку с пылью.
Отпрянув, Туркалёв поспешил покинуть кухню. И вовремя. Через окно влетела граната из подствольника, взорвалась, сыпанула осколками, подняла тучу пыли и мусора.
Уже из зала Алесей бросил последнюю гранату и выпустил оставшиеся патроны к "валу". Сдёрнул с груди Калашников, вновь вернулся на кухню и дал несколько коротких очередей, убираясь в коридор подальше от окна, где свистели пули, страшно щёлкая о бетон.
Со второго этажа подъезда донёсся крик:
- Сдавайся, сучара!!!
- Идите нахер! - крикнул майор, выскочил на площадку и дал вниз короткую гулко загрохотавшую очередь.
В тот момент, как он забежал в квартиру, с улицы кто-то опять выстрелил из подствольника.
Заряд ударился в потолок, грохнул перед Янычаром, ослепил, швырнул в черноту и тишину…
Когда чернота немного рассеялась, он увидел мячик, обычный резиновый мячик наполовину красный, наполовину синий. Оба цвета разделены жёлтой полоской. От мячика странно пахло, резиной, наверное. Маленький Лёша держал его, ощущая невообразимое счастье от полученного подарка, а на него с улыбкой глядела самая лучшая на свете мама…
В квартиру по одному осторожно зашли несколько солдат, держа автоматы у плеч, готовые открыть огонь. Первый, увидев лежащее в коридоре тело, резко опустил оружие вниз, но понял, что опасности нет, снова быстро поднял его, мелкими шажками продвигаясь дальше. За ними по подъезду, стуча берцами, пробегали другие солдаты, осуществляя зачистку.
Вскоре квартиру покинули все, кроме двух солдат. Один воровато выглянул на площадку, повернулся к приятелю и сказал:
- Давай пыхнем, Бобрик, пока нет никого.
- Давай, - легко согласился тот.
Они прошли на кухню. Бобрик осторожно выглянул в проём окна, потом опустился на корточки, откинулся спиной, защищённой бронежилетом, на стену. Каску пришлось снять, чтобы не мешала. Достал заготовленную заранее папиросу, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся. Блаженно прикрыл глаза, задерживая в лёгких дым, протянул папиросу приятелю. Тот пристроился рядом в такой же позе и тоже с удовольствием затянулся, задерживая дыхание.
- Слышь, Кушак, посмотри, может чё ценное у опузера есть, - произнёс Бобриков, выпуская дым.
- Не хочу, - ответил Кушаков, тоже выдыхая.
- Бля, вечно ты… - выругался Бобрик, поднимаясь. - Дай, - протянул он руку к папиросе, сделал затяжку, вернул, подхватил прислонённый к стене автомат, вышел в коридор, и принялся обшаривать тело.
Ничего интересного не обнаружил, кроме красной фигурки пластмассового всадника.
- Слышь, Кушак, а он, по ходу, живой. Вон, правой ногой дёргает. Дострелить?
- Сдурел? - отозвался Кушаков. - Опять все сбегутся, не дадут покурить спокойно.
- И то верно, - согласился Бобриков, вернулся на кухню, принял прежнюю позу, затянулся от протянутой папиросы.
Держа в руке фигурку, выпустив через нос дым, он с глупой улыбкой произнёс:
- Тыг-дык, тыг-дык, тыг-дык…
Рукой с фигуркой Бобрик изобразил, как скачет всадник.
- Опузер в солдатики игрался, что ли? - вяло поинтересовался Кушаков.
- У него спроси, - отозвался Бобриков, кивнув в сторону тела. - Я ж сказал, живой он.
- Совсем живой? - хохотнул одурманенный Кушак.