- Кем был? Хм… Был он, милок, чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Долгорукове.
Что-то такое мне вспомнилось, поскольку одно время я всерьез зачитывался Акуниным.
- А фамилия ваша, случайно, не Фандорин? - наудачу спросил я, сам понимая, как глупо звучит мой вопрос.
- А с чего ты взял, что Фандорин? Не, мы Лукины.
- А как же ваш дед народ мутил? Против царя агитировал?
- В том-то и фокус, что ратовал за отмену дворянского сословия, как изжившего себя. А сам был дворянином, это, получается, против себя же и агитировал.
- Получается, вы еще и из дворян?
- Пращур мой, слышал еще от деда, под Петром Великим воевал шведа, знаменосцем был. А сам рекрут из простых землепашцев, но Петр Лексеич его храбрость оценил, дворянским титулом пожаловал и земли выделил под Псковом.
- А в чем храбрость состояла?
- Не дозволил недругу завладеть знаменем полка, в одиночку, с палашом в руках, израненный, отбился от десятка шведов.
- Это действительно серьезно, - согласился я.
- Серьезно, - подтвердил Кузьмич. - Да только лишили моего деда дворянского звания. Для отца и меня-то, может, и к лучшему, потому как после революции с дворянами разговор был короткий.
- Не было бы счастья, да несчастье помогло, - хмыкнул я. - А поселок ваш, наверное, Кослан называется?
- Он самый. Слышал о нем?
- Да просто на карте отмечен, а других населенных пунктов в округе вроде бы как и нет.
- Ну да, это верно, места здесь глухие. Сто верст можно пройти и ни одной живой души не встретить, только зверье непуганое. Ну так оно и хорошо, чужие люди тебя не потревожат. Я тебе сейчас еще отвара сделаю, пить нужно часто, чтобы хворь быстрее выходила. И поснедать достану, чтобы самому в погреб не лазать, силы тебе беречь надобно.
Так я и остался один в избушке коротать зимний день. Лежал, глядя в светлое пятно оконца, до которого мог дотянуться, не вставая, рукой и, поскольку заняться больше было нечем, размышлял.
Вот лежу я в таежной заимке на топчане под пестрым одеялом, дело идет на поправку, а куковать мне здесь аж до самой весны. Даже до мая, когда, наконец, море не очистится ото льда и не пришвартуются в архангельском порту иностранные суда. И на одном из них, если сильно повезет, мне удастся уплыть из страны, где меня не очень любезно приняли некоторые облеченные властью начальники. А что ждет меня там, на чужбине, где я никому не нужен? Смогу ли я что-то сделать для своей Родины, прежде чем на нее обрушится вся мощь фашисткой Германии? Или затаюсь, забьюсь в самый дальний угол планеты, чтобы там меня не отыскали люди Ежова? А может, никуда не уходить? Думаю, Кузьмич не выгонит меня, если я скажу, что хочу тут остаться. Места, как он говорил, глухие, кто меня здесь найдет? Пережду войну, потом можно будет как-нибудь легализоваться…
Нет, чувствую, не смогу спать спокойно, зная, что из-за моего бездействия будут гибнуть люди, которых я мог бы спасти. Не знаю, каким образом, но мог бы.
Ориентировочно часа в два дня я пожевал вяленой оленины с орехами, затем, чуть подождав, выпил кисло-сладко-горький отвар, который стоял подогретым на "буржуйке". Подбросил в печку дровишек и снова улегся на топчан, натянув одеяло до подбородка. Не заметил, как затянула дремота.
Проснулся от звука открываемой двери. Вернулись Кузьмич и Айва. С пояса охотника свешивались еще пяток освежеванных беличьих шкурок.
- Как самочувствие? - поинтересовался хозяин зимовья с порога, обметая унты веником из связанных пучком прутьев ивы.
- Ломит, а так жить можно. Смотрю, охота была удачной?
- Была бы лучше, не упусти я куницу. Вроде и ветка не хрустнула, даже старался не дышать, когда выцеливал, а она возьми - и сорвись. Только ее и видел… Ну ничего, я место приметил, в другой раз там поохочусь.
- А что за винтовка? Мелкашка небось?
- Она самая, ТОЗ-8, - не без гордости кивнул Кузьмич на свое орудие труда, висевшее на вбитом в стену гвозде. - Белку в глаз бить - самое то. А зрение меня еще, слава Богу, не подводит.
Охотник занялся приготовлением ужина. На этот раз горячим блюдом была перловая каша с тушенкой - крупу Кузьмич замочил еще перед уходом.
- Слушайте, Фрол Кузьмич, - сказал я, потягивая травяной чай, в который уже успел влюбиться. - А почему вы мне помогаете? Ведь если бы сдали меня властям, получили бы какое-нибудь вознаграждение. А так, если узнают, что укрывали беглого преступника, вам самому могут срок впаять.
- А потому что человек ты хороший. Я это еще там, в тайге понял, когда тебя больного нашел. Плохих людей я чувствую. Да и Айва, - он потрепал загривок льнувшей к нему собаки, - тоже тебя признала, а у нее чутье на людей даже получше моего. И ты это… Прекращай выкать, а то я себя совсем старым чувствую.
- Договорились, - не смог я сдержать улыбки. - Слушай, Кузьмич, а можно в какой-нибудь лохани нагреть воды, чтобы я смог хотя бы протереться влажной тряпкой? А то после хождения по тайге и потения от отвара уже попахивать начал…
- Это можно, - хмыкнул в бороду охотник. - Лохань найдем, а уж снега вокруг навалом, на печке погреем. Да и я заодно обмоюсь, тоже запаршивел порядком.
Этот вечер мы посвятили банным процедурам, насколько это было возможно в таких условиях. С потом и грязью я словно смыл с себя и болезнь, на следующий день почувствовав себя уже вполне бодрым, за исключением легкой слабости. Даже рискнул сделать зарядку в технике цигун, немало тем удивив хозяина зимовья, который забился в угол, оттащив туда и стол, чтобы дать мне побольше пространства. Зарядку я закончил медитацией.
- Что ж это за упражнения такие? - поинтересовался он.
- Восточные практики, - не подумав, брякнул я. - Индия и Китай, там все это и зародилось.
- Ты что ж, и в Индии с Китаем бывал?
- Э-э… Да нет, это мне показал один моряк, который в Южном Китае жил почти год и научился у местных монахов.
- Гляди ты, - покачал головой Кузьмич.
После занятий энергия меня переполняла, и я попросил хозяина придумать мне какое-нибудь занятие.
- Чем же тебя занять-то, - задумчиво почесал тот пятерней в своей шевелюре. - Даже и не знаю. Шкурки обрабатывать ты не умеешь, а боле и делов-то нет. Может, книжку тебе дать почитать? Завалялась тут у меня одна, я ее в детстве еще почитывал от скуки.
Книжка называлась "Сказанİе о венчанİи Русскихъ царей и императоровъ" за авторством некоего П. П. Пятницкого. Издана она была в приснопамятном 1896 году и изобиловала старорежимной орфографией. Однако, несмотря на яти и прочие пережитки, читалась легко, и я сам не заметил, как углубился в тонкости царских порядков.
Тем временем Фрол Кузьмич занялся приготовлением обеда, и запах неизменной каши с мясом вызвал в моей ротовой полости обильнее слюноотделение. Аппетит у меня после болезни и лагерной баланды тоже прорезался будь здоров, Кузьмич крупы и тушенки не жалел, равно как и других припасов, и я уже начал опасаться, как бы продовольственные запасы моими усилиями преждевременно не истощились. Но охотник на мои высказанные вслух опасения только махнул рукой, мол, по твою душу хватит, а кончится - к марту он на санях из поселка привезет еще припасов.
- Неудобно все же как-то, тебе же эти припасы достаются не бесплатно, - сказал я Кузьмичу.
- Неудобно серить, штаны не снямши, - грубовато пошутил Фрол Кузьмич. - Что ж я, человека сухарем буду попрекать? Эдак и озвереть недолго.
- Тогда уж не знаю, чем тебе и отплатить.
- Придет время - отплатишь. Жизнь штука хитрая, еще незнамо, как повернется.
И впрямь, жизнь - штука непростая, в чем я уже не раз убеждался.