- Хуже, - беспечно произнес Марк. - Чесался круглые сутки. - Уна кивнула, внутренне вздрогнув при упоминании о вымышленном постельном белье. - В общем, я так до конца и не решился, - продолжал Марк…
- Струсил, - осторожно поддела его Уна.
- Еще бы, - сказал Марк, - он потом понял, что у Уны какой-то план, и мне показалось… - Он выдержал умышленную паузу и мягко сказал: - Мне показалось, что это знак.
- Было ужасно, когда Гней узнал. Я считала его занудой. Да, сударь, нет, сударь. Ты казался таким надутым. Никогда бы не подумала…
- А ты? - Марк наклонился к ней через стол. - У тебя вечно был такой вид, будто кусок в горле застрял, - отсутствующий.
Марк начертил отсутствующее лицо Уны в воздухе, не сознавая, что его пальцы едва не касаются ее кожи.
- Ладно, зато ты на меня стукнул, по крайней мере раз, когда первый ключ не подошел, - кому же еще было.
- Никогда бы такого не сделал, - запротестовал Марк с видом оскорбленного достоинства. - Хозяин был просто ублюдок.
- Это точно.
Они ухмылялись, посмеиваясь друг над другом. Возникла опасность, что окружающие заметят явную игру. Уна не просто переносила Марка в свое реальное прошлое, и это не был дом в квартале лупанариев. Конечно, воображаемый дом смахивал на ад, поэтому они и сбежали. Но сделали они это вместе, и, кроме них, в этом доме никто не жил.
Лал незаметно толкнула Уну ногой под столом, и та опустила глаза, словно от внезапного отвращения, хотя, как показалось Лал, слегка переиграла.
Уне же вдруг припомнился голос, так убедительно произнесший: "Да, это приличная девушка".
Лал и Сулиен решительно и нервно завели речь о Даме, которого не было за столом, и явно не из-за того, что случилось возле лифта.
- Он никому не позволяет смотреть, как он ест, - сказала Лал. - Думаю, ему приходится становиться на карачки, не знаю.
- Тогда где он? - с еле заметной дрожью в голосе спросила Уна.
Дама ел в одиночестве, в мониторной, ненавидя свои ни к чему не пригодные руки, ревностно выискивая на экранах тени убийц, выжидая. Но в тот вечер в небе не было ни одной "спиральки", на тропах - ни одного лазутчика.
Позже, когда Лал и Уна оказались в разрисованном домике, Лал радостно воскликнула: "Вот!" - словно давая понять, что наступил новый этап увлекательно-испытательного срока, а потом долго молчала. Временами в домике Лал спали сразу пять человек, но часто в Хольцарте было достаточно просторно, чтобы она могла сама жить в нем. Изнутри стены были ровно обшиты планками, и за год до того Лал рисовала на них большие картинки - длинные женщины в длинных платьях, разделенные одинаковыми, как кариатиды, интервалами, ничем не занятые, просто стоящие или прогуливающиеся, манекенно изогнув руки. Это были всего лишь фантазии на расхожие модные темы, и все же им было присуще некое удлиненное, плоское изящество, как египетским изображениям: потолок покоился на их разукрашенных головах, длинные ноги заостренными носками невесомо касались пола, миндалевидные глаза глядели загадочно.
Синие и пурпурно-красные, они выглядели несколько призрачно в надвигающейся тьме. В распоряжении Уны и Лал была электрическая лампа, шнура которой едва хватило, чтобы постелить Уне; растянувшись на кровати, Уна испытала удивительное чувство: скептически вжимаясь спиной, бедрами и плечами в простыни, она тщетно пыталась ощутить под обманчиво мягкой периной бугры и камни, которые должны же были быть там, как комки в каше.
Она выразила свое восхищение рисунками Лал, впрочем не вкладывая в свои слова особого чувства, и пробормотала что-то подобающее по поводу расставленного на письменном столе оборудования для изготовления фальшивок. И все же ее мнение об этой глупой девчонке несколько улучшилось: непросто, должно быть, при помощи одних кисточек и комочков ваты делать такое кропотливое и сложное дело. Но Лал тут же снова засыпала Уну абсурдными, на взгляд последней, в своем любопытстве вопросами насчет Сулиена.
В другой раз она, пожалуй, и заинтересовалась бы подделками, но сейчас ей было никак не расслабиться, несмотря на покойную, обволакивающе мягкую постель.
Внимательно рассмотрев в полутьме длинные бледные волосы Уны, Лал легонько встряхнула головой, с удовольствием чувствуя, как ее собственные волосы мягко щекочут ей щеки и шею, как множество живописных кисточек, одновременно испытывая мимолетное сожаление к отрезанному черному завитку, слегка изогнувшись лежавшему на столе среди пузырьков с чернилами и растворителем, как если бы могла однажды вновь прикрепить его.
- А какой красивый, длинный был локон, - печально произнес Делир, закончив отчитывать дочь за поход в Атабию.
- И вовсе не красивый, - ответила Лал. - Лохмы да и все.
Чувствуя себя отчасти собственницей, она испытала неудержимое желание переделать прическу Уны на свой фасон и сказала:
- Какие прямые у тебя волосы, можно я их как-нибудь подстригу?
- Нет, - инстинктивно встрепенулась Уна.
- Ладно. Я тебя понимаю. Когда у меня были длинные волосы, Поппака и Флора - они уже давно, много месяцев как ушли - все время пытались заплетать мне косички, такая тоска. Когда волосы слишком длинные, надо что-то с ними делать. Но вот я взяла и подстриглась, а теперь мне не с чем играть.
Она с надеждой посмотрела на Уну, думая: зачем продолжать, люди всегда рассчитывают, что ты подружишься с шестилеткой, потому что тебе самому шесть, а на самом деле я сейчас говорю сама с собой, как дура.
- Обычно я с ними ничего не делаю. Просто иногда забираю наверх, - ответила Уна, рассеянно пытаясь, по крайней мере, вежливо имитировать такого рода беседу.
- Вот взять тебя и Сулиена, - продолжала Лал, не в силах противиться любопытству. - Вас можно принять за брата и сестру, но ведь вы не похожи, хотя на самом деле похожи. Вы действительно не виделись семь лет, или ты сказала это, только чтобы прикрыть Марка? Просто страшно подумать - и после стольких лет ты все же его нашла.
- Я все время об этом думала, - сказала Уна. - Он тоже пытался меня найти, только я не знала.
- Ох, - сказала Лал, довольная тем, что справедливое воссоединение свершилось, печалясь, что несколько призрачные Уна и Сулиен могли бы и до сих пор в одиночестве бродить по Лондону. Однако вскоре снова спросила озорным тоном:
- А Марк? Расскажи, как вы познакомились.
Уна закрыла глаза, чувствуя себя в ловушке, разбитой, с истрепанными нервами. Ей не хотелось говорить о Марке. Рассказала о блошином рынке в Толосе. К временному облегчению Уны, Лал ненадолго отвлеклась на предсказания судьбы, по-дружески заинтригованная, хотя, казалось, и не до конца доверявшая Уне, но снова свернула разговор на Марка.
- Понимаешь, мне кажется, ему больше идут растрепанные волосы, - размышляла Лал. - Больше чем прилизанные, как на картинках, это точно. Жалко только, что он белобрысый, ведь все остальные Новии брюнеты, верно? Одна только Клодия Аурелия, а мне кажется, мужчинам светлые волосы не идут.
- Не такой уж он и белобрысый, - уклончиво ответила Уна.
- Ну конечно, только слепой не заметит, что тебе это нравится, - поддразнила ее Лал. - И подумать только - ведь ты могла его убить! Хорошо еще, что он не злопамятный. Вы уже целовались?
- Нет, - беспомощно пробормотала Уна, жалобно пошевелившись на кровати. Когда Марк смотрел на нее, когда они улыбались друг другу через стол - и потом, когда Лал помогла ей разом сбросить чары безответственной игры, которую они затеяли, - Уне показалось, что все то легкое и одновременно зрелое, что возникло между ними, вдруг облеклось в гранит, вплелось в какой-то узор; это было чересчур. Конечно, она не могла не видеть этого раньше, и хотя тонкие, как волос, черточки его существа, западали ей в душу - то дразня, то веселя, то чаруя, - все они сами по себе были такими безобидными, почти ничем.
А Лал каким-то образом увидела все с первого взгляда, и, собственно, зачем ей было молчать?
- Нет, - смущенным эхом откликнулась Лал, потупившись. - Прости. - Она подождала, но Уна, по-прежнему с несчастным видом лежавшая на кровати, молчала, и Лал осторожно, очень осторожно, спросила: - И тебе этого никогда не хотелось?.. Разве ты не чувствовала?..
- Нет, - сказала Уна. - Ничего хорошего бы из этого не вышло.
А теперь, что мне теперь делать, едва не застонала она.
- Ладно, не хочешь, так не хочешь, никто не заставляет, - благоразумно заметила Лал, хотя ей было страшно жалко Марка. Снова выждав, она спросила: - Но почему?..
- Потому…
Уна не понимала, почему должна отчитываться перед этой участливой Лал, к тому же такой сплетницей и такой молодой, подумала Уна, забыв, что сама всего лишь на год старше. Но она чувствовала, что должна, пусть это и неправильно, пусть она виновата, по крайней мере, в пренебрежении чужими интересами, и не сможет объяснить это Марку.
Голос ее был похож на стенание; Уна постаралась, чтобы он звучал ровно и уверенно, властно приподнялась на локтях.
- Потому, видишь ли, что какой в этом смысл? - сказала она. - Если бы у него все было в порядке, мы никогда не встретились бы, а встреться, не смогли бы даже заговорить. Будь он в Риме, он не чувствовал бы себя так. Рим - вот его настоящая жизнь, а не это, даже он сам здесь - не он. Он снова станет собой, каким-то другим, только когда вернется. Всего лишь кажется, что мы друг друга знаем. Не знаем, нет.
- Думаю, отец и Зи-е тоже не были бы вместе, не посади их в одну клетку здесь. - Впрочем, Лал не стала развивать эту тему. Она не то чтобы не одобряла связь Делира и Зи-е, но та казалась ей какой-то нелепой.
- Но они останутся здесь, - сказала Уна. - А он - нет. - Она снова замолчала и наконец мрачно закончила: - И я не останусь, не выдержу.