- Действия подвергшейся нападению девушки были абсолютно правомочны, - с видом валаамовой ослицы, изрекающей истины в последней инстанции, басит пан майор. - Ее действия адекватно соответствовали степени угрозы. Разумеется, следствие по этому делу только началось, но уже сейчас, ознакомившись с материалами дела, я могу с уверенностью заявить: пределы необходимой самообороны нарушены не были, ибо под угрозой находилось здоровье, а возможно, и жизнь Ольги! И если бы все потенциальные жертвы насилия могли постоять за себя, как наша героиня, - поверьте, преступность в городе значительно снизилась бы! К сожалению, милиция не всегда и не везде может успеть вовремя, и поэтому от имени сотрудников органов внутренних дел я могу только приветствовать…
Дальше пошла обычная телевизионная чехарда: камера на несколько секунд выхватывала то одно лицо, то другое, а Эдик совал зрителям под нос микрофон с просьбой высказать свое отношение к случившемуся.
Отношение оказалось на удивление единодушным: "Девушка молодец, а этих
- давить и кастрировать!" В принципе, я присоединялся к общему мнению, вот только молодец, похоже, не девушка, а кто-то другой. Монах? Как же! Одному сявке он еще, может быть, и настучит по фейсу, если сявка не слишком здоровый попадется, - но шестерым?!!
Потом выступали юристы, пара разжиревших федерастов вкупе с преподавательницей "курсов самообороны для женщин" (чудеса! - о последней Олег отозвался с крайним уважением…), мелькали кадры с каких-то соревнований и тренировок, хмуро пытались оправдываться перед камерой двое задержанных насильников…
Закончилась передача на мажорной ноте: а ну-ка, девушки, а ну, красавицы, пускай дрожит от вас шпана!… А умелая самооборона в нужных пределах - залог здоровья и безопасности!
Пришел закончивший уроки Сережка - смотреть свои мультики, - и мы с Олегом перебрались в кабинет. Вернулась из магазина жена, поинтересовалась, нужен ли нам кофе, и, выяснив, что таки нужен, отправилась на кухню колдовать над джезвой. Потому как я тиран и деспот и нещадно ее эксплуатирую. Вот кофе, например, готовить заставляю… когда самому облом.
Мы расположились в креслах и посмотрели друг на друга.
Оба понятия не имели, с чего начать.
ОЛЕГ
Молчание не тяготило. Привыкли. Помню, бабушка моей жены, милейшая старушка, все никак взять в толк не могла, за что ее внучка гонят в другую комнату. Работают? Мешаю?! Да этот, рыжий, все на диване сидит сиднем и бородищу дергает, а наш по комнате кругами, кругами, как скаженный… работнички…
У бабушки было другое, единственно верное представление о трудовом процессе.
Впрочем, людям свойственно заблуждаться. У меня, например, тоже было и есть другое представление о способах разогнать насильников. И не у меня одного. Димыч явно удивился, когда я возликовал душой, увидев на экране Хаврошечку из "самооборонки". А я ждал, долго ждал, пока… и дождался.
Хаврошечка - это дело особое. Я тогда подвизался стажером у инструктора первого года, втайне пыжась от гордости, когда к нам привели этот чурбанчик на ножках. Девочка была, что называется, в теле: литая, будто резиновая, и при полном отсутствии комплексов относительно внешности. Сперва мы прозвали ее Крошкой, потом Крошечкой; а там и до Хаврошечки рукой подать.
Через три года ее на экзамене вытащил в круг сам Шеф. Событие редкое и, можно сказать, знаменательное. Когда вдребезги извалянная в песке Хаврошечка наконец вынырнула из этого самума, она плакала. Некий защитник угнетенных, чудом попавший на экзамен (или он просто околачивался в лесу поблизости?), выпятил грудь и подошел к Шефу. "На женщинах оттягиваешься? - драматическим тенором осведомился доброхот, не ведая, что творит. - А если на мне?" Шеф подумал. Затем обвел нас взглядом невинного младенца и подумал еще. "Давай", - наконец согласился он; и, клянусь, глазки у этого модельного шкафа "Гей, славяне!" стали раскосыми, до ужаса напомнив взгляд Шефова учителя, Хидео Хасимото по кличке Эйч. "Какие правила?" - доброхот заподозрил неладное, но отступать счел недостойным настоящего мужчины. "Правила? - искренне удивился Шеф, сияя круглой луной, заменявшей ему физиономию. - Никаких правил. Ты ведь вызвал меня в присутствии моих учеников…" И когда доброхот наотрез отказался геройствовать без правил, Шеф набрал полную грудь воздуха (а там было куда набирать!), после чего хвойно-лиственные леса по оба берега Северского Донца сотряслись от дикого рева:
- А тогда… отсюда на…!
И почти сразу, без перехода, обаятельным полушепотом:
- Извиняюсь, девочки! Эй, парни, готовьте обед…
Я стоял рядом с Хаврошечкой, глядя в ее зареванное лицо и понимая то, чего не понять и сотне посторонних доброхотов.
Хаврошечка плакала от счастья.
Через год она исчезла, объявившись вскоре в Израиле и даже выиграв там пару каких-то турниров. Потом по Интернету пришло письмо из Штатов, где Хаврошечка прорвалась на семинар к самому Морио Хигаонна; потом - Польша, Германия, Австралия… Господа, она вернулась! Вернулась в родной город, солидной дамой-практиком с грудой будо-паспортов всех сортов и мастей. Ее курсы самообороны для женщин быстро стали популярны, Хаврошечка обзавелась крепостью на колесах цвета "металлик", зимой носила песцовую шубку, кося под ожившего снеговика; но носа-морковки не задирала. Она сейчас твердо знала, чего хочет; а хотела она конкретики. Как, впрочем, и раньше, когда скучала на "задушевных разговорах", предпочитая философскому туману туго набитую грушу.
И такое бывает.
Хотя жаль: плакать Хаврошечка, похоже, разучилась.
Едва пришла ее очередь прилюдно восторгаться аспиранткой Ольгой, Хаврошечка сперва сотворила изящную рекламу своим курсам, а после повернулась к несостоявшейся жертве насилия, нашей леди Годиве и Орлеанской Деве в одном лице.
- Ольга, я в восторге! - напрямик заявила Хаврошечка, рдея пухлыми щечками. - Не могли бы вы показать нашим зрителям, и в первую очередь зрительницам, каким образом вы ударили по лицу наиболее агрессивного насильника?
Я был в трансе: Ольга милостиво согласилась и показала. Даже повторила, по просьбе трудящихся. Замечательно! Я мысленно подбросил в воздух чепчик. После такого удара аспирантку должны были изнасиловать в особо извращенной форме: пообещав и не сдержав обещания.
Хаврошечка аплодировала, при массированной артподдержке зала.
- Великолепно! - оценила она сию демонстрацию. - Ольга, не согласились бы вы как-нибудь заглянуть к нам на занятие? В любое удобное для вас время?!
Ольга не согласилась, сорвав бурю оваций.
И тогда Хаврошечка, уже уходя из поля зрения камеры, на миг расслабилась, позволив себе брезгливую гримасу. Умница! - она все понимала не хуже меня.
Только вот беда: я теперь вообще ничего не понимал.
* * *
…Димыч, оказывается, за это время уже успел переговорить с кем-то по телефону.
- Ленчик звонил, - ошарашенно сообщил он. - Слышь, Олег: Ленчик руку сломал…
Он стоял в дверях, растерянный, рыжий, стоял, моргал, дергал себя за бороду, вертя в другой руке невыключенную трубку радиотелефона. Короткие гудки бились о мембрану, словно там, в трубке, ловкие ладони стучали по туго натянутой коже двойного барабанчика, похожего на песочные часы.
Пьеса "Эгути", финал танца "Суета сует", реплика "…нам выпал редкий жребий - в этот мир пришли мы в человеческом обличье…".
- Как? Обо что?!
- Об Монаха, - тихо ответил Димыч.
VI. НОПЭРАПОН
СВЕЧА ТРЕТЬЯ
В период семнадцати-восемнадцати лет занятия не дают больших результатов. Занятия такой поры не могут быть ничем иным, как занятиями, когда - пусть даже ты подвергаешься насмешкам людей, указующих на тебя пальцем, - не обращая на то внимания, запершись дома, и утром, и вечером понимаешь: вот она, веха жизни! И возникают в глубинах сердца желание и силы во всю жизнь не отрешаться от искусства.
Дзэами Дабуцу. "Предание о цветке стиля"
1
Чистый и одновременно приглушенный звук колокола поплыл над холмами. Это был особый, осенний звон - летом колокол звучит совсем иначе, звонко и со сладостной дрожью, которой еще долго суждено расплываться по округе зыбким маревом; а зимой звук у колокола ледяной, замерзший…
Порыв ветра невидимой щеткой взъерошил кроны ближайших деревьев; забилось, трепеща на ветру, желто-красное пламя осени. Сморщилась на миг вода в ручье - а когда вновь разгладилась, то над прозрачной глубиной поплыли в свой последний путь к морю багряные листья кленов.
Мотоеси всегда любил эту пору года, когда прозрачный ломкий воздух до краев напоен светлой грустью увядания. В такие мгновения все вокруг казалось ему предельно искренним - и одновременно каким-то ненастоящим, словно гениально выполненная декорация.
Югэн, "темная, сокрытая для разума красота".
Суть искусства и жизни; нет, иначе - суть искусства жизни.
В бамбуковой ограде,
Подернутой туманом легким утра,
Прекрасны влажные цветы.
Кто мог сказать,
Что осень - это вечер?
- …Дзэами-сан, Дзэами-сан!
- Что там еще случилось? - недовольный голос отца.