* * *
Главнокомандующий
Евпатория, 0530 - 0850
- Они проследовали на северо-запад! - доложил, откозыряв, командир разведвзвода.
- Слава Богу! - Главнокомандующий перекрестился.
Шеин неодобрительно покосился на него. Это, конечно, хорошо, что красные, сами того не зная, выбрали худший для себя вариант отступления. Повезло. Но командир не должен играть в такую орлянку. Командир должен уметь принимать соответствующие решения быстро. Князю Басманову, с сожалением отметил он, не хватает вот этой самой быстроты и жесткости, он слишком подвержен колебаниям.
Шеин одернул себя. От таких мыслей очень близко до реального мятежа, которым его пугает Басманов. Положение действительно скользкое, и, может быть, даже хорошо, что князь мыслит стратегически, в конце-концов, он - главком… Но по-главкомовски правильно было бы оставить евпаторийские дела на него, Шеина, а самому заняться установлением связи с другими дивизиями и превращением отдельных очагов сопротивления в единый крымский фронт…
- Итак, Дэвидсон, - сказал князь. - Что мы решаем с Дэвидсоном?
- Что мы решаем с Ак-Минаретом, разберемся для начала.
- По-моему, с Ак-Минаретом все ясно. Предупредим Денисова и отправим за ними в погоню батальон "Воевод", усиленный эскадроном "Витязей".
- Почему не "Святогоров"? - возразил командир бронемобильного батальона капитан Папагос. - Танки и "Воеводы" не смогут их нагнать.
- Они их нагонят, потому что им просто некуда будет деться, - сказал князь. - Ак-Минарет наш, Денисов их встретит. Преимущество в скорости не так важно, как преимущество в броне и вооружении. Почему я должен объяснять вам такие элементарные вещи? Так что там с Дэвидсоном?
- Пока что они держатся, - сказал Шеин. - Я совсем недавно выходил на связь. Силы находятся в равновесии, система обороны на авиабазе построена очень разумно, и им удается отбивать все атаки. Хреново будет, если к красным придет подкрепление или у Дэвидсона кончатся боеприпасы. И то и другое вполне реально.
Князь понимал, что полк Беляева был не единственным советским формированием в Крыму.
- Передайте Дэвидсону, что в течение двух часов помощь к ним выйдет, - сказал он. - В самом крайнем случае, если кончатся боеприпасы - пускай сдаются, чтобы выиграть время.
- Они не сдадутся, - подал голос Лобанов.
- Почему это?
- А вы не знаете? - спросил Шеин. - Красные допрашивают наших с пристрастием.
- Бросьте! - отмахнулся князь. - Какой-то любитель золота разорвал Гусарову ухо - и уже вся дивизия в панике.
Брови Шеина поползли вверх.
- Гусаров здесь ни при чем, - сказал полковник. - Красные пытают кого-то из наших и передают это по радио.
- Что?
- Это так, сэр, - подтвердил Лобанов. - Один из радистов случайно услышал на общеармейской частоте… Скоро узнали все, не только радисты…
- Когда это было?
- Почему "было"? - мрачно усмехнулся Шеин. - Хотя, возможно, уже и "было". Штабс-капитан, включите радио…
Лобанов включил, повертел тумблер настройки. Нашел.
С минуту они слушали молча…
- Первый… сигнал… - Лобанов говорил так, словно в горле внезапно пересохло, - был зафиксирован сорок минут назад. Потом был… перерыв. И вот…
- Выключите это! - князь подскочил к радио и выдернул вилку из розетки. - Что, радистам нечего больше делать, кроме как следить за этим… гиньолем?
- Теперь вам понятно, почему Дэвидсон не сдастся? - спросил полковник.
- Да, черт возьми. А вы не подумали, что это может быть провокация?
- Чья?
- Ну, хотя бы тех неизвестных, кто передал "Красный пароль"! - князь даже не предполагал, как он близок к истине.
- Побойтесь Бога, ваше сиятельство… - проговорил Шеин. - Побойтесь Бога. Я был бы рад, если бы это оказалось провокацией. Как я был бы рад…
* * *
Лейтенант Сергей Палишко ощутил острую потребность выйти на свежий воздух. У него была уважительная причина - нужно пойти в БМД, послушать, сняты ли помехи. Была и настоящая причина: желудок плясал краковяк.
Поначалу ему это даже нравилось, казалось хорошей мыслью - и рассчитаться за все, и побесить белую сволочь, и задание выполнить. Теперь он понимал, что зашел слишком далеко.
Но при всем понимании этого Палишко не мог остановиться. Срок, отпущенный майором, истек. Там, внизу, шел бой, и канонада теперь звучала ближе… Или Палишке так казалось?
Уже совсем рассвело. Висели мокрые облака, шел гаденький дождик.
Лейтенант залез внутрь БМД, снял с рации наушники, покрутил ручку настройки…
В уши ему тут же вонзились мерзкие звуки, которые, собственно, и именуются помехами. Палишко уже знал, что на остальных частотах будет то же самое, но покрутил настройку дальше…
Потом матюкнулся, снял наушники. Так и знал. Так и думал, что ничего не выйдет. Времени у них мало, вот что. Вся игра здесь идет на время, Верещагин не боится ни хрена, потому что знает - если продержится… мать-перемать, час он уже продержался! - то его освободят.
Лейтенант выбрался из БМД. Хотелось закурить, но было нечего. У всех уже закончилось. Может, есть у пленных?
Пленные…
Как там говорил этот гад? Последний долг командира - сохранить жизнь своим людям?
Дураки! Идиоты! Да он же сам, сам сказал, как его расколоть!
Палишко засмеялся.
- Анисимов! - крикнул он.
Анисимов, который после своей позорной "поездки в Ригу" отправился сторожить пленных, обернулся на оклик.
- Давай сюда, в подвал, этого подпоручика!
- Нет! - Ахмат завопил, резво отползая назад. - Я все сказал, что знаю! Не надо!
Чтобы привести его в чувство, Анисимов два раза пнул его в бок. После этого подпоручик уже не кричал, а только всхлипывал.
Неправильный конус Роман-Кош все больше и больше становился похож на фатальную воронку. И не чего-нибудь, а мясорубки…
* * *
Вот и все…
А ты что, раньше не знал, что у поражения вкус блевотины?
Погружение в боль было полным. Он прогибался под ее весом, красно-коричневая тьма под давлением в тысячу атмосфер превращала каждый удар сердца в неодолимый труд. Эта завеса отгородила его от всего происходящего, избавила от всех мыслей и ощущений.
И когда ему дали отдохнуть, когда тугая пелена боли истончилась и порвалась, он пожалел об этом до слез.
Он плакал, проклиная неторопливую смерть.
Они ждали, пока он окончательно придет в себя. Пока поймет, что на коленях перед ним стоит бледный до зелени подпоручик, а к затылку подпоручика приставлен пистолет. Пока снова научится разбирать человеческую речь и выслушает условие. Пока наберет воздуха в грудь и ответит…
И когда он получил возможность сдаться, сохранив лицо (Что? Что сохранив?), он пожалел только об одном: почему ему не дали такой возможности раньше?
- Здесь, - сказал он, - убитые… спецназовцы… люк…
Палишко, не веря своим ушам, убрал пистолет от затылка Мухамметдинова и приказал оттащить мертвецов в сторону.
Ну, он там и был. Квадратный люк, дверь к сердцу подземных коммуникаций Роман-Кош.
- Ты… - Палишко не находил слов. - Ты что же… Все время… Здесь… Ах ты…
- Да, - еле слышно, почти как вздох. - Развяжи… меня…
- Сволочь… - лейтенант все смотрел на квадратный проем в полу. Мысль о том, как все было просто, у него искры из глаз высекала.
Гад, гад! Сколько времени ушло! Опять всех нагрел! И опять остался чистеньким - не струсил, не сломался - пацана-резервиста пожалел!
Палишко развернулся, приставил ствол пистолета ко лбу подпоручика Мухамметдинова и выстрелил в упор.
- Вот тебе, - сказал он в невероятной тишине, которая наступила после того, как тело подпоручика упало на пол и по мокрому бетону поползли во все стороны алые разводы.
- Вот тебе… - зачем-то повторил лейтенант.
- Зачем… - полувнятный хрип, казалось, исходил уже не от человека.
- Зачем? - переспросил лейтенант. - Потому что раньше надо было просить. Я тебя все равно убью, но ты перед смертью себя проклинать будешь, что все сделал не так - вот почему!
Его колотило. Он бесился еще и потому, что белячина, кажется, отключился снова, рано, нет, не вовремя! Он должен видеть этот пистолет, почувствовать вкус метала, и звук его о зубы, и пороховую вонь во рту, и вот тогда - только тогда! - он получит свою пулю.
- Смотри на меня! Смотри, гад!
Арт не слышал его. Начался бред. Сначала в бреду открылась дверь и появился майор Лебедь. Потом в бреду майор лупил лейтенанта по морде.
Ради такой картины Верещагин даже поднял голову, хотя это стоило ему судороги. Но последнее удовольствие в жизни случается не каждый день и пропускать его нельзя, даже в бреду.
- Т-товарищ майор?! - обиженно просипел лейтенант.
- Что это за филиал гестапо? - Лебедь от гнева забыл железное правило: не распекать и, упаси Боже, не бить офицера при солдатах.
- Товарищ майор, вы же сами сказали…
- Я СКАЗАЛ, ЧТОБЫ ТЫ УСТРАНИЛ ПОМЕХИ, ЕБ ТВОЮ МАТЬ! - прогремел майор. - Я не сказал, чтобы ты устраивал здесь мясорубку!
- Товарищ майор…
- Я уже два года товарищ майор! Какого хрена было нужно это делать? Какого, я спрашиваю?
Арт не понял, почему он лежит на полу. Потом сообразил: майор разрезал ремень, который удерживал его на кресле.
- Ты сам виноват, - почти шепотом сказал Лебедь. - Можно было не доводить до этого.
Артем не спорил. Во-первых, спорить с галлюцинацией глупо, во-вторых, майор прав. Можно было до этого не доводить. "Умереть тяжело и достойно" - ложь. В боли и в смерти нет достоинства.