Одно из смутных подозрений оформилось в уме Глеба.
- Артем, Миллер - еврей?
- Нет, немец, а что? Ты имеешь что-то против евреев?
- Да нет, ничего. Просто я подумал, что евреи в спецназе не служат. И немцы тоже.
- Чего бы это им не служить в спецназе?
- Ну, вроде как ваша подготовка - это военная тайна, а немец или еврей - нынче здесь, завтра - там.
- Глеб, мы - спецназ. Если кто-то из нас захочет отвалить, он в ОВИР не пойдет. Перейдет пешком, и никакой Карацупа не остановит.
Звучало ужасно логично. Но ведь именно логика чаще всего чужда армейским уложениям.
Нет, даже в этот момент Глебу не пришло в голову, что Верещагин - не тот, за кого себя выдает.
Пришло - мигом позже.
Т-твою мать…
Ерунда, сказал он сам себе. Бред. Не может быть.
Слишком много военных-однофамильцев, сказал ехидный внутренний голос. На одного больше, чем нужно.
ЕРУНДА!
Как все честные люди, Глеб плохо владел лицом.
- Эй, товарищ капитан, с вами все в порядке? - спросил старлей.
- Да, спасибо… Артем, а у тебя здесь случайно нет родственников?
- Знаешь, очень даже может статься, что и есть, - на лицо спецназовца легла какая-то тень. - Мой отец жил здесь четыре года. Вполне достаточно, чтоб завести ребенка, э?
- Когда это было?
- Во время Второй Мировой, когда же еще…
- И как это случилось?
- Он воевал под Одессой… Попал в плен, оказался где-то на побережье, в концлагере… Оттуда они сбежали на самолете. Пять человек. Сюда, в Крым.
- Ого! Ну, а дальше что было?
- Он воевал в Италии и в Греции. В составе английских бригад. Двое его товарищей там погибли, двое вернулись вместе с ним в СССР.
- И что случилось потом?
- А что потом могло случиться, Глеб? Это и случилось.
- Извини…
- Не за что.
- То есть, тебе наверняка не известно, есть у тебя здесь кто-то или нет.
- Не знаю. Отец ничего не рассказывал про Крым.
- Когда нечего рассказывать - тогда, как правило, и треплются.
- Да, это верно. И вот это к вопросу о консервированных сосисках и о "Моменте Истины". Не люблю я эту книгу, Глеб. Она здорово написана, там нет проколов, и именно поэтому я ее не люблю…
* * *
- Зачем ты потащил его на вышку? Зачем стал с ним болтать? Какого черта тебе от него было нужно?
Гия Берлиани рвал и метал, пользуясь тем, что из аппаратной не проникал наружу ни один звук.
- Его нужно пасти, Георгий, - ответил Верещагин. - Нужно контролировать. Он здесь самый умный. И кое-что подозревает.
- Подозревает? Я удивляюсь, как меня еще никто из них не назвал "Ваше благородие"!
- Гия, в день нашего возвращения из Непала по радио и по ТВ нас упомянули в программе новостей.
- Просто замечательно! Он слышал?
- Я не знаю. В какой-то момент он изменился в лице и начал рассказывать мне про моего однофамильца-альпиниста. Я закосил под полного идиота.
- Это было наверняка несложно.
- Князь, а ты больше никаких альпинистов- однофамильцев не вспомнил? Это Глеб Асмоловский.
- Тот самый?
- Да, тот самый!
Глеб Асмоловский, "снежный барс", на счету которого - четыре советских "семитысячника", первое восхождение на Хан-Тенгри в альпийском стиле, и орден, пожалованный ее величеством королевой Англии за спасение двух ее подданных на пике Победы. Подданные имели неосторожность выскочить на штурм вершины без рюкзаков и палаток, налегке. Так нередко делают, но именно в этот день и именно этим подданным не повезло: они не рассчитали времени, заблудились, не нашли палатку и начали потихоньку замерзать. Конечно, вышла спасательная группа, но холод убил бы англичан раньше, чем группа добралась бы до них. Глеб Асмоловский совершил невозможное: ночью поднялся один по очень крутому и сложному маршруту, нашел англичан, отпоил теплым кофе с коньяком и выдал им свой спальный мешок, где оба слегка отогрелись. Этого было достаточно, чтобы протянуть время до появления спасательной группы.
Вот так, капитан Верещагин. Ты мечтал пожать руку этому человеку - теперь сбылась мечта идиота.
- Это называется "не повезло", - Кашук встал из кресла. - Я отлучусь на минутку, господа. То ли это пиво, то ли это нервы, но мне ужасно нужно пойти помыть руки.
- Дьявол! - когда за Кашуком закрылась дверь, Гия треснул кулаком по столу. - Здесь сотни советских капитанов! Почему черт сюда принес именно этого!?
- Я знаю… Попаду в ад - спрошу у черта, почему он принес сюда именно этого… Гия, мы должны выиграть с теми картами, которые нам сданы.
- Это уж да, - сказал Князь. - Это точно… Только знаешь, что мне все больше лезет в голову, Арт? Что нас сюда послали именно затем, чтобы мы прокололись.
- Типун тебе на язык, - отвернулся Арт. - У нас все прекрасно получится. А вообще-то надо понемножку начинать их поить, чтобы меньше думали. Так что пусть Миллер подменит Дядю Тома - нам понадобятся самые крепкие головы. Знаешь, у Глеба есть гитара.
- Вы с ним уже по имени?
- Княже, мы с ним на "Ты".
* * *
Интересно все-таки работает подсознание. Когда Глеб принес гитару в комнату отдыха, первое, что запели офицеры, было "Ваше благородие, госпожа разлука".
Грузин Берлиани, вернувшись с поста, с удовольствием подпевал. Вообще, напряжение слегка спало, чему немало помог коньяк "Ай-Петри".
"Это не фокус", - подумал Глеб, - "Они тут смотрят наше телевидение. Нужно что-нибудь другое".
Но подсознание работает по-своему. Пальцы сами собой взяли хрустальный ре-мажор:
Надежда, я (па-па, па-пам!)
вернусь тогда (па-па, па-пам!),
Когда трубач (па-пам!)
отбой (па-пам!)
сыгра-ет,
Когда трубу к губам приблизит
И острый локоть отведет…
Спецназовский старлей подпевал тихо, но с чувством. Берлиани был на высоте: выводил приятным баритоном партию второго голоса, чисто и точно, куда тому Кобзону:
Надежда, я
Останусь цел -
Не для меня
Земля
Сыра-я…
Глеб играл от всей души. Он совсем уже забыл о первоначальной цели, с которой взял в руки гитару. Он играл и пел для Нади, для своей Надежды, которая его не слышала, не могла слышать, но он знал, что где-то там, за морем, она думает о нем и ищет его лицо на экране телевизора среди лиц сотен других десантников, одинаковых, как гвозди с выкрашенными в голубое шляпками.
…И комиссары в пыльных шле-мах
Склонятся молча надо мной (Тррам-трррам!).
- Артем, а эту знаешь? - он взял аккорд: - "Покатились всячины и разности, поднялось неладное со дна… Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Отечество в опасности! Граждане! Гражданская война! Был май без края и конца, жестокая весна…"
Пальцы Верещагина жестко легли на струны.
Полусекундный обмен взглядами показал, что Верещагин разгадал игру Глеба. Разгадал по всем пунктам, до канвы.
- Не надо, Глеб. Эта мрачная. Давай тогда лучше "Гусарскую". "Славно, братцы-егеря…"
- Хорошо тут у вас, - вздохнул майор Лебедь. - Просто курорт…
- А у вас как? - спросил старлей.
- А у нас нормально. Какого черта Глеба на эту горку загнали, если вы здесь уже сидите.
- Это вы в штабе спросите. Вы снимать ребят пришли?
- Какое там, - Лебедь скривился. - Приказа не было. А что, мешают ребята?
- Да шумно…
- Ничего не попишешь, старлей. Приказа не было.
- Ну, и Бог с ним.
- Товарищ майор, можно вас на два слова? - Глеб отложил гитару.
- Можно на сколько угодно, - майор плеснул себе коньяка. - Пойдем покурим.
Они вышли на свежий воздух и встали там же, у ограждения.
- Мне они не нравятся, - сказал Глеб.
- А мне показалось как раз наоборот, - майор посмотрел на него. - Ты и гитарку взял, и песенки петь начал…
- Я думал… - Глеб осмотрел землю под ногами, словно там валялись нужные ему слова. - Понимаете, когда мы улетали и сидели на аэродроме, передавали крымские новости… Можете смеяться, но там сказали, что из Непала вернулся известный крымский альпинист Верещагин. Капитан крымской армии.
- Так, - сказал Лебедь, призадумавшись. Потом оглянулся.
Спецназовский старлей о чем-то беседовал с длинным костистым мужиком по прозвищу Дядя Том.
- Товарищ старший лейтенант! - окликнул его майор. - Вы не подойдете на минутку?
Старлей что-то быстро сказал Дяде Тому, тот кивнул в последний раз и исчез в служебном здании - длинном приземистом каменном корпусе, большая часть которого была закрыта для советских десантников.
- Я вас слушаю, товарищ майор.
- Вы не могли бы показать нам свои документы?
- Нет проблем, - старлей вытащил из нагрудного кармана офицерскую книжку и протянул ее майору.
Достаточно потрепанная, с отметкой о повышении в званиии, с фотографией не последнего времени - с тех пор старлей немного отощал. И загорел, отметил Глеб. Неужели в Крыму сейчас можно так загореть?
Книжка была настоящей.
- Спасибо, товарищ Верещагин, - майор вернул книжку.
- Может, свяжетесь с моим начальством? - спросил участливо старлей. - майор Варламов, подполковник Стеценко, Симферополь, штаб второго батальона восьмой бригады спецназа ГРУ.
- Да нет, пожалуй.
Старлей слегка задумался.
- Знаете, мне все-таки хотелось бы, чтобы вы связались с моим начальством. Я вижу, возникли какие-то подозрения. Пойдемте в аппаратную. Или вы хотите связаться из вашей машины?
- Нет, нет… - майор сделал отрицательный жест рукой.