Красновский кивнул. Несмотря на комичную внешность, вызванную желанием быть принятым в высшее общество, и следование потому последней французской моде, он отнюдь не был дураком. Освобождение значительной доли крестьян без выкупа означало немедленное начало бунтов среди крестьян помещичьих. Среди них и так давно ходили слухи, что дворяне подменили истинный указ царя на поддельный и только потому им навязали непосильные выкупы за землю и совсем не дали воли. А если сейчас начнется раскрепощение на государевых землях без выкупа… Петра Даниловича передернуло. На его землях жило без малого тридцать тысяч крестьянских душ, и он отчетливо представлял себе, что начнется после царского указа.
- И это еще не все, - вырвал его из размышлений голос Блудова. - Только вчера я читал проект нового указа. С Нового года вывоз более сотни рублей либо ценностей, ценой их превышающих, за границу будет для русских путешественников воспрещен. Более того, для выезда будет требоваться разрешение от Министерства внутренних дел.
- А как же Ницца, Баден? - растерянно спросил Красновский, не в силах поверить в ужасную новость.
- А так, дорогой Петр Данилович. Можете теперь забыть о просвещенной Европе, - мрачно ответил Блудов, подхватывая фужер с шампанским у услужливого официанта.
- Нет, это решительно нельзя так оставить, - раздраженно воскликнул Красновский, рубанув воздух рукой. - Не знаю, кто внушает государю столь опасные и вредные мысли, но их воплощение неизбежно ведет к краху России. Именно мы, дворяне, - разглагольствовал он в полный голос, не обращая внимания на собравшихся, - есть верная опора трону. Лишь мы поддерживаем порядок и спокойствие в империи. На кого нас хотят поменять - на грязных крестьян?! На этих лапотников? Невежественных, грязных, отвратительных… Мы не потерпим подобных притеснений! Мы немедленно потребуем от императора оставления посягательств на наши исконные права и свободы! Мы…
Его пламенную речь прервал звонок, извещающий о начале третьей части оперы.
- Пойдемте, Петр Данилович, пойдемте, - подхватил под локоть Красновского Блудов, подталкивая его к выходу в зал. - Опера начинается. А наш разговор мы сегодня продолжим. Как раз после представления я приглашен в один закрытый клуб, где собираются люди, весьма озабоченные судьбами России. Я с удовольствием возьму вас с собой, уверен, вы найдете там наших с вами единомышленников. А сейчас вернемся в зал.
Все еще полыхающий жаром в начале речи Блудова Красновский успокоился и кивнул. Да, такое положение дел невозможно просто так оставить, но и в одиночку ничего не добиться. Если сам граф Блудов называет его единомышленником и приглашает в закрытый клуб… Значит, есть силы, способные препятствовать тем безумным и вредоносным реформам, что, по словам графа, планирует новый государь. От этих мыслей Петру Даниловичу стало спокойнее, и он с легким сердцем последовал вместе с Дмитрием Николаевичем в оперный зал.
* * *
В зале на третьем этаже Зимнего дворца, непосредственно примыкающим к рабочему кабинету его императорского величества Николая II, было традиционно людно. Распорядок дня государя стал настолько плотен, что приемы и аудиенции следовали буквально непрерывным потоком, начиная с раннего утра и до поздней ночи. В связи с этим в приемном зале, как стали его называть, были поставлены несколько кресел и диванов для ожидающих, принесенные с других этажей. Так же чиновничьей братией был организован неприметный буфет с безалкогольными напитками и легкими закусками для желающих подкрепить свои силы, подорванные долгим ожиданием. Занять время можно было также чтением номеров свежей российской и европейской прессы, ежедневно доставляемых во дворец.
Сегодня приемный зал буквально гудел от слухов. Обсуждались только что состоявшиеся отставки нескольких министров и кандидатуры их возможных преемников. Так же, вполголоса, среди присутствующих то тут, то там вспыхивали обсуждения причин этих: кадровых решений и вскользь выражалось сомнение в их разумности.
- Да самодурство это, самодурство! - яростно нашептывал собравшимся в небольшой кружок вокруг него членам кабинета министр иностранных дел князь Александр Михайлович Горчаков. - Не с той ноги встал наш постреленок - вот и подвернулись ему под руку несчастные Александр Алексеевич и Александр Васильевич.
- Я бы не согласился с вами, Александр Михайлович, - вступил в разговор Павел Петрович Мельников, министр путей сообщений, - при всем моем уважении к Александру Алексеевичу (Зеленому), качествами, необходимыми для министра государственных имуществ, он не обладал. Куда ему до Михаила Николаевича (Муравьева)?
- А я говорю - не угодил он чем-то лично, - упорствовал князь Горчаков, - вот и слетел с места. Не разбирается государь пока в людях. Таких умов-то из кабинета выкидывать. Или скажете, как некоторые, - бросил он с презрительной усмешкой, - что он администратор почище Муравьева и военный деятель лучше Милютина?
Мельников покачал плечами, всем своим видом показывая, что спор с собеседником видит бесперспективным. Действительно, новый император своей чересчур резкой активностью успел порядком подрастерять авторитет среди профессионального чиновничества.
- О, Дмитрий Николаевич, - обратился князь к только что вошедшему в зал начальнику Канцелярии, - прошу к нам. Будьте судьей в нашем небольшом споре.
- Здравствуйте, господа! Премного рад встрече, - принялся расшаркиваться с министрами граф. - Чем на этот раз удивило нас его императорское величество? Рассказывайте господа, рассказывайте!
- О! Вы еще не слышали, Дмитрий Николаевич? У нас здесь кипят нешуточные страсти. Государь, верно, вознамерился продемонстрировать всем свою решительность и принимает решения со свойственной его молодости горячностью, - за всех ответил ему Валуев.
- Что вы говорите? Нет, я ничего не слышал - только что из оперы. Надо же, надо же! Бороды у всех целы? - притворно испугавшись, оглядел собравшись Дмитрий Николаевич. Раздались нервные смешки.
- Смех смехом, однако некоторым весьма достойным людям уже не посчастливилось расстаться с министерскими креслами, - ответил на шутку Валуев.
- Да что вы говорите? - всплеснул руками Блудов. - И кто же эти несчастные?
- Зеленой и Головин, - ответил за министра внутренних дел Мельников. - И не так уж государь был не прав на их счет. К тому же в железнодорожном деле его знания меня приятно удивили.
- Не могу ничего сказать о военных и административных способностях Николая Александровича, а тем более о его железнодорожных познаниях, - медленно, обдумывая каждое слово, вступил в беседу министр финансов Михаил Христофорович Рейтерн. - Но в отношении политической экономии государь слаб, - помолчав, пожевал он губами. - Да. Весьма слаб.
- Господа, его императорское величество просит Михаила Христофоровича, - прервал их беседу вышедший из кабинета императора лакей.
- Прошу меня простить, господа, - министр финансов раскланялся с коллегами и, сделав несколько шагов, исчез за широкой дверью, ведущей в приемную императора.