Остальные девчонки дрейфовали в зависимости от настроения от одной к другой. Но явного антагонизма между ними не наблюдалось. Конфликтных ситуаций не было. Это я списал на поразительную пластичность психики. А еще утверждают, что именно в женских коллективах есть такое явление, как "террариум единомышленников". Да вот фиг вам! Этого как раз я не наблюдал. Видимо человеческие типы склонные к психическим аномалиям жестко отсекались еще на предварительных этапах. А вот в артистической и околотворческой среде, особенно в наше время, наоборот, почему – то больше всего попадается личностей с неадекватным восприятием окружающей среды. На занятиях я познакомился с весьма необычными методиками. Все занятия были многослойными, комплексными. Например, когда отрабатывали фотографическую память, то мы должны были не только пересказать текст, но и записать его дословно. Фотографии обязательно нарисовать цветными карандашами в нескольких проекциях.
Рядом дать описание предполагаемого психического портрета объекта. Причем рисовать и писать мы должны не только рабочей правой, но и левой рукой. По химии приходилось изучать не только формулы и составы, но решать сопутствующие задачи по физике и математике или производить разбор предложений по русскому языку. Нередко сложнейшие задачи решались просто по памяти. Лелька рассказывала, что первый год было очень тяжело привыкать к такому плотному круглосуточному методу обучения. Мозги кипели. Учили обращать внимание на каждую незначительную деталь, мелочь. Например, инструктора и преподаватели постоянно меняли расположение макетов, наглядных пособий, допускали незначительные ошибки. А потом через неделю просили вспомнить, какой непорядок был у них в форме, каким одеколоном или ваксой для чистки сапог они пользовались.
Первое время, когда поднимали взвод по тревоге, девчата хватали свою одежду, сапоги, и приходили в ужас. Пока они спали, всю форму у них меняли местами, а рукава гимнастерок и штанины завязывали узлами так, что сразу и не развяжешь. Перемешивали содержимое тумбочек. Через некоторое время курсанты сами с одного взгляда определяли, что не в порядке. На марш бросках каждый бежал по индивидуальному маршруту. И здесь всячески старались усложнить жизнь. Перед самым носом натягивали веревку, не успеешь заметить – лети кубарем. Особенно любили ставить ловушки – петли. Проморгал – виси вниз головой. Не заметил учебную мину штрафные очки. Самые садистские упражнения уход от преследования с собаками. И при этом надо уложиться в жесткие нормативы. В первое время приходилось в качестве наказания по два – три раза проходить маршруты. Двух одинаковых уловок не было. В конце концов, уже сам организм устав от ошибок начинал подсказывать курсанту правильный маршрут. Интуиция брала верх над логикой, и все просто чувствовали опасность.
В учебном процессе никаких скидок на женское начало не делали. Гоняли наравне с парнями. Мне показалось, даже сильнее. Нагрузки были просто запредельными. На мой взгляд, это делали специально. Хоть на марш – бросках, в рукопашном бое, физподготовке. Наоборот. Инструктора только требовали. Быстрее, резче, сильнее. Уже руки – ноги не поднимались, тело отказывало повиноваться, а наставники нагружали еще больше. Садизм какой – то. Это на первый взгляд рафинированного интеллигента. Но только в такие моменты, когда человек собрав волю в кулак, продолжает выполнять задание, и происходит приращение необходимых качеств и умений, не только в физическом плане, но моральном и психологическом. Самое главное, что в таких закритических нагрузках и выплывает на поверхность со дна то, что в народе называют неадекватностью. К счастью, не смотря на все усилия инструкторов, девочки из нашего взвода не сломались. Нам же с Лелькой было легче. Мы были вдвоем.
Постепенно я научился слышать Лельку и соответствовать ее прежнему привычному для окружающих образу. По крайней мере, мне так казалось. Признаться, все равно находились поводы для Лельки, чтобы с меня снимать стружку. А главное, было бы за что? Вот посудите сами. Наш дружный девчачий взвод юных курсанток, как и положено, направился в баню. А что мне оставалось делать? Тем более Лелька любила париться. А лично для меня сбылась мечта идиота, оказаться в бане в женский день. Разумеется, находясь в нежном девичьем теле, я, так или иначе, принял на себя не только физиологический аспект, но психологический.
Но ведь сознание – то у меня все равно оставалось кондово мужским. Грубым и варварским. И никуда от этого не деться. Не скрою, вот такой я фундаментальный ортодокс. Понятно, что явных реакций половозрелого самца у меня по утрам не наблюдалось, но сны эротические мучили почти каждую ночь. Ведь вокруг сладко посапывали красавицы, спортсменки, комсомолки, осназовки. Все пространство в женской половине казармы было просто перенасыщено энергиями здоровья и грезами о вечной и долгой любви. И так я полагаю, мои эротические галлюцинации самым мистическим образом накладывались на Лелькины любовные фантазии.
Хотя она с возмущением открещивалась ото всех моих обвинений на данную тему. Мне показалось, довольно неубедительно. Мол, никакого животного подхода к этому вопросу и в мыслях не было. Я же сам убеждался по своему телу, что у девчонок хоть и не так заметно, как у нас, но все же специфические проявления в некоторых частях тела были. Здесь я не мог не вспомнить замечательную банную сцену из прекрасного фильма "А зори здесь тихие". А теперь мне пришлось это не только увидеть. Но и почувствовать. Понятно, что и в казарме я кое – что видел. Даже девчонкам помогал лифчики застегивать. Приходилось принимать участие в разговорах на сугубо интимную тему. За что потом меня Лелька обсмеивала с ног до головы, да еще с выворачиванием мехом внутрь.
Еще с нами пошли наша грозная старшина Егорова и куратор Принцесса. Когда я последним разделся в предбаннике, и, не дыша, в прямом смысле этого просочился без мыла в… Одним словом, туда, где было много обнаженных девчонок. Чистых, непорочных, наивных, светлых, открытых. Когда я увидел всю эту красоту в таком огромном количестве, то мне стало по настоящему плохо. Я даже на лавочку присел. Голова кружилась, во рту пересохло. Лелька злорадствовала.
– Хиляк. Доходяга. Можно подумать, обнаженных женщин не видел. Смотрите, какой девственник к нам пришел! – начала ерничать Лелька.
– Ты, чего Лель! Здесь такое! – А вслух только и смог сказать с восхищением, – Девчонки! Какие вы красивые! Афродиты! Венеры Милосские! Но только с руками и с… Вообщем, эх, был бы я сейчас художником… Ой, не могу! Я бы у вас! Я бы вам! То есть, вас… с вечера до утра так бы и рисовал! Так бы и рисовал! Во всех ракурсах! Самой большой кисточкой! Ух! Ах! Ой!
– Извращенец! Кобелина! Похотливое животное! – Рвала и метала Лелька, – у всех подселенцы, как подселенцы. Нормальные и порядочные мужчины. Вежливые, интеллигентные и культурные. Только вот мне попался какой – то мелкий буржуазно – мещанский тип! Матушка заступница, за что мне кару такую!
– Ой, Лелька! – заахали девчата, – а ведь, правда твоя. Вот бы здорово с нас картины писать. А то буржуазных мадонн рисуют, а мы чем хуже?
– Вот бы мужики сразу и ослепли…
– Воронцова, ты бы лучше мне спину потерла, чем проводить в подразделении пропаганду пошлого декаданса. – Хмыкнула наша куратор, и повернулась ко мне. А фигуре нашей грозной наставницы позавидуют все мисс – вселенные вместе взятые. У меня даже руки затряслись, и мочалка начала выскальзывать.
– Товарищ страшный, ой, то есть старший лейтенант. Товарищ Прин…
– Воронцова, опять дурью маешься? Да сильнее три! И запомни товарищ курсант. В бане нет ни подчиненных, ни начальников. Без лифчиков все равны.
– Точно. Все теперь мы мужики! – вырвалось у меня. Дружный хохот раздался в ответ.
– Ну, Лелька! Ну, и артистка!
– Принцесса! Не поворачивайся к этому извращенцу спиной! У этого охальника мерзкие фантазии разыгрались! Стыдобища какая! Срамота! Простите меня девочки, пожалуйста, что позволила этому мерзавцу в баню придти! – металась Лелька, – мне плохо! Как же я вам в глаза буду смотреть! Ирочка, Катюша, Машенька, Софочка, Ниночка! Бойтесь этого гада! Ой, совратит он вас, подруженьки мои! Ой, испортит!
– Лель, ты чего? – возмутился я, – честное слово, я ничего плохого не делал. Подумаешь, человеку спинку потер. Так попросили же. Не могу я, в самом деле, своему непосредственному командиру отказать. Неэтично это.
– Этично, не этично! Надо как в Турции. Вжик! И чисто! Уйди с глаз моих долой! Я тебя насквозь вижу! Все твои мысли читаю. Все твои фантазии животные!
– Товарищ Воронцова, ваши смелые образы наводят меня на мысль о скачкообразном включении в работу желез внутренней секреции, – засмеялась Принцесса, – мы же находимся не в мужском отделении бани, а в женском…
Девчонки в ответ дружно и радостно закричали, типа, а горячей воды на них бы хватило. Только бы мужики сунулись, как из котла их вместе с хозяйством кипяточком!
– Значит, мы все бабы одинаковые…- вырвалось у меня.
– Не бабы, а девушки. В бане есть только девушки…- со смехом поправила меня начальница. Если бы не Лелька, то я бы после бани был бы самым счастливым человеком. Действительно. В единицу времени, на единице площади, сконцентрировано столько единиц обнаженной красоты. Я так и не понял, почему она на меня так взъелась. И чего такого необычного я подумал? Да и не было ничего такого. Ну, если только чуть – чуть мысли промелькнули на тему отношения полов. Но, между прочим, без всякой пошлости. Почти, что платонические картинки.