Но вместо того чтобы заняться этими важными делами, я лежал и думал: "Слишком много славных и-чу встали под знамена "вольников". Почему они с такой легкостью преступили наши святые заповеди? Быть может, они знают нечто, о чем мы и не догадываемся? Тогда Почему Воевода не посвятил меня в этот секрет, не попытался перетянуть на свою сторону? Или причина всему - грандиозный заговор некой третьей силы? Нас искусно стравили, и мы, убивая друг друга, свято верим в собственную правоту".
- Тебе надо вырваться отсюда. Мы прикроем, - проговорил Кирилл Корин. - Ты нужен Гильдии. Здесь - бесполезная смерть. Там - долгая борьба.
- А ты?
- Мне не уйти. Остальным тоже. Если уж подыхать, так с пользой. В одиночку у тебя есть шанс. Главное - вырваться из зала. Снимешь повязку и затеряешься среди защитников. Вдруг повезет?
- Никуда я не пойду.
- Пойдешь как миленький. - Корин вытащил из кармана "бульдог".
- Стреляй.
Но он и не думал наводить на меня револьвер, а приставил дуло к собственному виску. И сказал вкрадчиво:
- Ты веришь моему честному слову?
- Не вздумай!
- Клянусь: если ты не пойдешь…
- Черт с тобой! - сдался я.
Он вымазал мне лицо собственной кровью, сочащейся сквозь повязку на руке.
- Так будет труднее узнать.
Он свистнул особенным образом - трижды коротко и один раз длинно. Наши открыли бешеный огонь. Корин тоже стрелял из снайперской винтовки - по одному ему ведомым целям. "Вольники" дружно отвечали. Пули решетили стены и разбитый остов планера, барабанили по скрывавшей нас с Кириллом груде касок. Пробитые каски подскакивали и, кувыркаясь, катились вниз.
А, я, сжимая в обеих руках по маузеру с полными обоймами, перебежками-перекатами - от одного укрытия к другому - ринулся к дверям зала. Стрелял редко - лишь когда кто-нибудь высовывался, чтобы выстрелить в меня, или бросался наперехват. Чаще в упор. И без промаха.
Заветная дверь все ближе. Еще один ринувшийся навстречу перцовец - выстрел. Тень слева, взмах меча - выстрел… Лезвие проходит в вершке от шеи. Вижу движение за грудой ящиков у самого выхода. Выстрел, выстрел, выстрел… Бью с обеих рук, пытаясь достать изготовившегося к стрельбе пулеметчика. Мимо! Выстрел, выстрел, выстрел… Пулеметный ствол дергается вверх, и очередь уходит в потолок. Прыгаю через баррикаду и кубарем выкатываюсь в коридор. А в зале все так же гремят выстрелы.
Поблизости ни души, а на повороте коридора двое "вольников" установили станкач и залегли. Того гляди, сыпанут пулями - от стены к стене.
- Чего ждете?! - со злостью кричу я. - Где подмога?! - И сломя голову несусь в сторону парадной лестницы, жду очереди в спину. Пулемет молчит.
Итак, я остался один. Сорвав с рукава повязку и вырвавшись из зала, я стал неотличим от "вольников": форма та же самая, лицо перемазано кровью. Я несся по длинному и широкому коридору штаб-квартиры и, словно оглохнув от разрыва гранаты, во всю глотку орал бегущим навстречу бойцам:
- Где Шульгин?!
Чаще всего "вольники" бросали мне:
- Не знаю! - и устремлялись дальше.
Иногда мне отвечали, мол, видели его там-то и там-то. Я менял направление, переспрашивая на бегу у встречных. И вскоре выяснял, что Назар Шульгин совсем в другом месте. Я бежал туда.
Раза два меня узнали - но, видно, не поверили своим глазам, а в кутерьме некогда было разбираться. Я же делал вид, будто впервые вижу этих и-чу.
Я мчался по коридорам, птицей взлетал и вприпрыжку сбегал по лестницам, пригибаясь одолевал простреливаемые с улицы залы. Огромное здание Блямбы представляло собой восьмерку, выписанную вокруг двух внутренних дворов-колодцев. И я успел вычертить две такие восьмерки по ходу своих безрезультатных поисков. Воевода был неуловим.
Дважды рядом со мной падали подстреленные "вольники". Взрыв выпущенного из бомбомета снаряда разметал паркетины и доски в трех шагах впереди меня, и тяжело нагруженный цинками боец с криком провалился меж перекрытий.
А потом перцовский Воевода Андрей Хржанский увидел меня на одной из лестниц - пролетом выше, - замер на мгновение и тотчас закричал, перекрыв треск пулеметных очередей:
- Это Пришвин! Держи его!
Кто-то озирался, не понимая, о ком идет речь. Кто-то вскинул винтовку и начал стрелять в мелькнувшую на другом этаже фигуру, приняв ее за этого самого Пришвина. Кто-то кинулся мне навстречу, на ходу расстегивая кобуру.
Я взмахнул мечом. Со свистом лезвие прорезало воздух, отрубив моему противнику кисть руки вместе с нацеленным на меня револьвером. Многие нынешние бойцы недооценивают холодное оружие. Сегодня мне еще неоднократно предстояло в этом убедиться.
"Вольник", держась за культю, валился на ступени. "Отвоевался, парень, - мелькнула мысль где-то на третьем уровне сознания. - Повезло…" И спустя мгновение я кубарем катился вниз по ступеням, а позади автоматная очередь выбивала дробь на розовом мраморе.
Отчаянно размахнувшись, я бросил финку. Стоящий на лестничной площадке стрелок вставлял в автомат новый рожок и прозевал мое движение. Финка воткнулась ему в кадык. Он взмахнул руками, выронил "петров" на ступени, повалился назад, обрушив огромную фарфоровую вазу династии Тан.
Я пружинно вскочил на ноги и ринулся вверх по лестнице. К "петрову" уже тянулась рука молодого парня в офицерской форме, но без ремней и погон, который по-мальчишески съехал по перилам. Он должен был первым схватить автомат. И все-таки первым был я. "Вольник" пока не умел ускоряться.
Мы замерли, уставившись друг на друга. Но я-то был с "петровым", а парнишка - без ничего.
Он был высокий, стройный, белобрысый, веснушчатый, с высоким лбом и ошеломленным взглядом серых глаз. Мне было жаль его убивать, но и позволить уйти я не мог. Когда он понял, сейчас я выстрелю, румянец схлынул со щек, сменившись зеленоватой бледностью. Я подпрыгнул и, резко взмахнув в воздухе ногой, кончиком сапога коснулся точки на его лице, известной всем обученным и-чу. Парень придет в себя через пару часов.
Здесь слишком много сопляков, которые не знают моих приемов. А ведь они тоже называют себя Истребителями Чудовищ. Значит, я схлестнулся с ускоренным выпуском и-чу - штамповкой военного времени. Что-то вроде трехмесячных курсов прапорщиков времен Мировой войны.
Выходит, очень спешил Воевода, решил взять не умением, а числом. Дохлый номер…
Я начал стрелять в коридоре третьего этажа. Бил одиночными - берег патроны. В ответ мне палили челрвек пять или шесть, стремительно (как им казалось) высовывая из дверей головы и руки с револьверами и автоматами. Я целил в кисть или запястье - не в лоб же стрелять этим мальчишкам. И скоро в коридоре скрипело зубами, стонало от боли и обиды целое отделение одноруких юнцов. Где же их командиры? Где Шульгин, черт его дери?!
Пройдя отрезок коридора, как нож - теплое масло, я оказался в просторном холле. Позади скрипели и хлопали на ветру раскрытые двери, корчились на полу раненые. А здесь были пальмы в кадках по углам, высоченные стрельчатые окна, зеркально натертый дубовый паркет. Как будто и нет никакой войны. Недоставало только вальсирующих пар в бальных нарядах или увешанных орденами чинов, занятых изобильным фуршетом.
Командиры возникли передо мной мгновенно - я едва уловил молниеносное движение по коридору. И вот они совсем рядом. Это был совсем другой уровень, это был класс. К тому же их оказалось двое. Боюсь, не потяну…
- Зачем пожаловал? - осведомился первый, скинув с плеч парадный китель с аксельбантами. - Смерти ищешь?
Это был Тимур Гаров. Горбоносый, смуглый, с огромными черными глазами навыкате - похожий на легендарного горского князя Аджибея. Один из лучших фехтовальщиков Гильдии, блестящий специалист по ядам и противоядиям. И вот он здесь - среди "вольников", а значит, мой смертельный враг.
- Чего вы ждали? - вопросом на вопрос ответил я. - Детей не жалко?
- Опоздали малость, - буркнул второй, Игнат Мостовой, еще один и-чу из старой команды моего отца. Он тоже остался в одной рубахе - приготовился к схватке. - Зато ты очень спешил…
Фигура Геркулеса. Медвежьей силы и скорости человек - чемпион губернии по рукопашному бою и вольной борьбе. Прямой, честный до неправдоподобия, а главное, наидобрейший. Много лет он вел начальные классы в каменской школе и-чу, и всякий раз ученики с первого дня буквально влюблялись в него. Как он оказался в этой компании - ума не приложу.
"Дело нечисто, - обожгло меня до самого нутра. - Нечисто дело! Кос-мо-се!!! Как остановить?! Как, пока не поздно?!" И тут я совершил поступок, не отрывая глаз от блистающих в свете люстр обнаженных клинков, я швырнул на пол свой обагренный кровью меч и сказал:
- Подождите, ребята. Вникните в мои слова. Нас предали.
Я использовал специальную интонацию, которой Истребителей Чудовищ обучают в Академии. Они обязаны были меня выслушать.
Меч еще долго звенел у меня под ногами. Мы трое молчали. Я закаменел в ожидании разящего удара. Лица у и-чу были сосредоточенные, они проверяли меня. Но я не врал, даже на золотник не хитрил, и это было легко обнаружить.
Гаров и Мостовой отмякли.
- Мы слушаем, - ответил за двоих Игнат. Оба кинули мечи обратно в ножны. - Что ты имеешь в виду?
Сердце мое забилось снова. Надо было спешить - ворвется сюда кто-нибудь и начнет стрелять-рубить, а уж потом мозговать ситуацию. И я заговорил, спеша и потому спотыкаясь:
- Назар не мог по своей воле… стравить и-чу. Я уверен. Кто бы ни победил в войне… Гильдия ослабнет десятикратно. Назар - не предатель. Назар - под контролем.
- Что ты несешь?! - поразился Мостовой. А Гаров, судя по выражению лица, все понял.