Роль третейского судьи пришлась ему по душе. В кои веки выпало на деле возглавить съезд всех русских князей, а там как знать, как знать. Глядишь, и выше шагнуть получится. О том, кто именно предложил ему старшинство на съезде, старый князь не забыл и потому спрашивал рязанца даже с некоторым сочувствием.
- Отвечу по порядку, - вновь поднялся со своего места Константин.
В том, что такой вопрос будет ему непременно задан, он был уверен еще задолго до съезда, а потому был готов и отвечал без малейших колебаний, будучи убежденным в своей правоте.
- Ярослав Всеволодович забыл, наверное, что земли свои он, равно как и брат его Юрий, сам мне отдал, - отчетливо произнес рязанский князь, пристально глядя в лицо своего непримиримого врага.
- Лжа голимая! - немедленно выкрикнул Ярослав, и все шрамы его разом налились кровью, став иссиня-багровыми.
- Нет, не лжа! - звонко ответил Константин. - Напомню тебе, княже, слова моего боярина Хвоща, коего я к вам прислал, дабы миром дело решить. Сказывал ведь он тебе под Коломной, что если ты решил отнять у меня все земли, то и я вправе так же с тобой и Юрием поступить?
- Мало ли что твой боярин сбрехал. Да и нет его давно в живых! - упрямо выкрикнул Ярослав.
- О том, как вы вдвоем с Мстиславом Черниговским управились с безоружным стариком, я бы помолчал, - хладнокровно заметил Константин. - Такое даже рядовичу зазорно вспоминать, а уж князю - тем паче. Но ныне речь не о том. Я про иное говорю - про ответ ваш, который был ему даден. А вы сказывали так: коли одолеет твой князь, то пусть забирает все наши земли. Хвощ давно в земле и видоком быть не может, но ежели желаешь, я тебе найду не меньше десятка тех, кто все это слышал собственными ушами. Причем все они будут твои люди, а не мои. Что ты на это скажешь?
Ярослав молчал. Единственный его глаз побагровел от внезапного прилива крови. И уже не рубцы, а само лицо его стало багровым, хотя шрамы и теперь продолжали выделяться, густо налившись темным фиолетовым цветом.
Наконец он разжал рот и нехотя сказал:
- Чего иной раз в горячке не ляпнешь.
- Выходит, твое слово дешевле куны стоит? - ехидно осведомился Константин. - К тому же не было никакой горячки. Пред тобой посол мой стоял, за каждое слово которого я отвечал лично, будто сам его произнес. Да и с ответом он никого из вас не торопил.
- А Константиновичи, Юрьевичи?.. - попытался вывернуться Ярослав. - Братаничей моих почто изобидел?
- Я им целое княжество отдал, - возразил Константин.
- Которое тут же себе и охапил! - не унимался Ярослав. - Меня из него изгнал, а чад малых примучивал до тех пор, пока они тебе роту не дали как простые сподручники, а не будущие князья.
- Роту они дали, это ты верно сказал, - согласился Константин. - Но сделано ими это было по доброй воле, и никто их в этом не примучивал.
- Лжа! - истово выкрикнул Ярослав.
В добровольность клятвы княжичей он и впрямь не верил. В конце концов, он столько рассказывал им о рязанском князе, что покориться ему по доброй воле они никак не могли. Скорее всего, проклятый Константин заставил их силой.
- Снова и снова говорю, что лжа это! - вновь уверенно повторил он. - Ежели не убоишься, так повели, дабы они пред нами всеми предстали. Пусть снова повторят, почему в подручники пошли, а мы уж дознаемся, чем ты их улестил.
- Ныне мы не о том говорим, княже, - попытался помочь Константину Мстислав Романович. - Для иного собрались, а ты неведомо куда свою речь увел.
- Нет! - уперся Ярослав. - Ежели он нам в этом лжет, то как можно ему хоть в чем-то верить? Он сам тебя в старшины предложил, так повели ему привезти княжичей из Переяславля.
Киевский князь пожевал губами. Ну и задачку задал этот одноглазый уродец. И ведь не поспоришь - все прочие мигом решат, что он на сторону рязанца встал, а приказать доставить детей боязно. Откажется ведь Константин, как есть откажется, не желая потакать всяким прихотям своего смертного ворога. К тому же, может, и впрямь с той ротой не все чисто, так что если рязанец из ума не выжил, то свой обман он ни за что вскрывать не станет. Дети - они ж простодушны. Как есть все выболтают. Выходит, первое же повеление его тут же, с ходу и останется невыполненным.
Мстислав Романович беспомощно, почти умоляюще поглядел на рязанца. Что, мол, скажешь?
Константин поначалу хотел просто послать далеко-далеко Ярослава со всеми его претензиями, но не успел - со всего маху напоролся на пытливый взгляд Мстислава Удатного.
В его ушах тут же прозвучала просьба галицкого князя, которую тот высказал во время их единственной встречи, уже на прощанье, вдевая ногу в стремя:
- Ты с Ярославом как хошь поступай, а Константиновичей малых не забижай. Они за своего стрыя не в ответе.
А может, и не совсем так эта фраза звучала, но какая разница. Тут главное - смысл произнесенного не исказить, а за это Константин ручался. Значит…
Он медленно поднялся с места и спокойно произнес:
- Я так мыслю, Мстислав Романович, что ты тоже решил позвать княжичей в Киев. Хоть и обидно, что веры мне до конца нет, но коли ты так надумал, то быть по-твоему. Нынче же грамотку отпишу и людишек за ними в Переяславль отправлю. Одно прошу: дозволь двух меньших сюда не везти, дабы в дороге, чего доброго, не застудились.
Сказал и низко голову склонил. Дескать, во всем на твою волю полагаюсь.
- Знаем, что ты в грамотке той отпишешь, - выкрикнул Ярослав и тут же, упреждая возражения ненавистного рязанца, добавил: - А не отпишешь, так на словах людишек своих упредишь.
- Чтоб никто не сомневался, грамотку любой из вас прочесть сможет. Мне таиться нечего, - отрубил Константин. - Людишек же не своих пошлю, а… Дозволь, княже, твоими воспользоваться ради такого дела, - обратился он уважительно к Удатному и тут же, с насмешкой, вновь к Ярославу: - Надеюсь, тестю своему ты доверяешь?
Тот лишь зло скрипнул зубами, но промолчал. А чего тут говорить-то? Снова счет не в его пользу. В который раз рязанец его обыгрывал, да теперь еще и прилюдно, а оттого - вдвойне обиднее.
"Ну погоди! - дал зарок Ярослав. - Дойдет до избрания, ты у меня иначе запоешь!"
Галицкий князь после обращения к нему Константина тоже не сказал ни слова, лишь утвердительно кивнул. В глазах же его, устремленных на рязанца, читалось нечто иное, совсем противоположное тому, что чувствовал Ярослав. Да еще - или это показалось Константину - искорки в них мелькнули всполошные. Ненадолго, всего-то на пару секунд, однако заметить их он все равно успел и даже подумал: "Прямо как у Ростиславы".
И Константин уверенно и спокойно продолжил разговор.
- Теперь тебе отвечу, Мстислав Давыдович, - обратился он ко второму претенденту. - По лествичному праву, если помнишь таковое, ты на черниговский стол вовсе прав не имеешь. Ни отец твой, ни дед отродясь там не сиживали. Стало быть, у тебя я и вовсе ничего не отбирал. Так зачем же ты тут прочих князей смущаешь, прирок на меня возводя?
- Я - наследник Мстислава Святославовича, который доводится мне дедом.
- Двухродным, - уточнил Константин. - И это его земли я переорати решил, а не твои. Поначалу он мои отчины охапить захотел, да только не вышло у него, а затем уж и я. Долг платежом красен. И спор этот наш с ним. Ты же тут и вовсе ни при чем.
- Так ты на стол этот прав еще менее имеешь! - возмутился Мстислав.
- Я его по праву меча у Мстислава Святославовича отнял. Ныне мой он, и кончен разговор, - отрубил Константин. - Что же до вас касаемо, - повернул он голову к Александру Бельзскому и турово-пинским князьям, - и вам так же скажу. Рати на ваши земли я повел лишь в ответ, после того как вы на рязанские пришли. И никто вас силком ко мне не гнал, сами за поживой ринулись, да еще и степняков позвали. А теперь что же - не сумели в сече одолеть, так жаждете за столом своего добиться, так, что ли? Хотя, - он тут же резко изменил тон, желая дать надежду, а то уедут, чего доброго, - если ко мне с просьбой обращаются, то и я покладист становлюсь. Вот только поначалу давайте с царем порешим, а уж когда изберем его, тогда и разговоры вести станем. Все вернуть не обещаю, но часть отдам. В том, ежели вам, как Ярославу, моего слова мало, могу хоть сейчас роту на мече дать.
Выждав немного для приличия - вдруг кто-нибудь и впрямь таким бессовестным окажется, что попросит поклясться, - Константин вновь почтительно обратился к киевскому князю:
- Дозволь же теперь, Мстислав Романович, приступить к чтению харатьи.
Дождавшись, когда тот наклонит голову в знак согласия, рязанский князь повернулся к своему летописцу, махнул ему повелительно.
Тут-то все и началось.
Уже одно из самых первых положений, суть которого состояла в том, чтобы "все князья роту царю давали", вызвало такую бурю негодования, что угомонить разбушевавшуюся вольницу сумел только митрополит.
Поднявшись со своего места, он обвел укоризненным взглядом крикунов и негромко произнес: