Убедившись, что работа идет исправно, аэрадмирал вернулся в ратушу, где принял от бургомистра контрибуцию и триста номеров "Аугсбургской газеты". Затем мы хотели сделать прогулку, но испортившаяся погода заставила адмирала отказаться от этого намерения. Пошел дождь. Черные, ничего доброго не обещающие, тучи сгустились как раз над Кенигсдорфом.
Аэрадмирал, видимо был, недоволен таким оборотом дела. Лицо его нахмурилось. Дурное настроение духа еще усилилось, когда, отправившись вторично на завод, мы узнали, что пополнение шаров газом замедлилось. Восемь были уже готовы в какие-нибудь четыре часа, но с остальными двумя дело затянулось.
- Давление ослабело, - объяснил главный инженер, - давление ослабело. Что же прикажете делать, г. аэрадмирал, ведь мы доставили за четыре часа более двенадцати тысяч кубических метров газа! Без подготовки… Постараемся закончить к шести часам, раньше и думать нечего.
Оставалось только примириться с этой отсрочкой.
Поговорив с капитанами "Сивеля" и "Андрэ", двух еще не наполненных аэрокаров, аэрадмирал со всеми своими спутниками отправился обратно на Кенигсдорф.
Вернувшись на "Монгольфье", я занялся в ожидании отлета чтением газет.
Я узнал, что германская и французская армии, мобилизованные в течение суток, сосредоточились в Лотарингии и в Арденнах. Неизвестно было, произошли ли какие-нибудь сражения. Корреспонденты не были допущены ни в ту, ни в другую армию, а бездымная и бесшумная артиллерия делала бой неслышным.
Япония присоединилась к Англии и вступила в борьбу с Соединенными Штатами, начавшуюся большим морским сражением при Гонолулу.
Россия и маленькие государства еще воздерживались.
Огромная статья сообщала подробности о разрушении Мюнхена и уничтожении вспомогательных поездов.
Я взялся за вчерашний номер, и мне сразу бросилась в глаза заметка, которую я проглотил в несколько секунд, почти не веря своим глазам - заметка следующего содержания:
"ЧЕРНЫЙ КОРСАР
Несколько часов тому назад мир в Европе и Северной Америке сменился войной. Все заставляет думать, что благодаря новейшим изобретениям, действие которых доведено до максимума - бесшумным пушкам, бездымному пороху, удушающим бомбам, стрельбе на двадцать пять километров, подводным и воздушным флотам - резня превзойдет все, что было видано до сих пор.
Комбаттанты, воюющие на воздухе, уже начали разносить смерть и гибель. Сообщают о появлении какого-то таинственного аэрокара, совершившего уже ряд нападений. Так как последние направлялись против французских аэрокаров и фортов, то возникло предположение, что этот воздушный крейсер принадлежит Германии. Но берлинское адмиралтейство заявляет, что ему неизвестен какой-либо военный дирижабль, которому поручено действовать отдельно.
Этот загадочный воздушный корабль - черного цвета, напоминает формой черепаху - впрочем, он обладает таким быстрым движением, что форму его не удалось определить с уверенностью; иные утверждают, будто она меняется. По-видимому, он вооружен настоящими пушками, посылающими на землю гранаты. Вчера (20) его видели близ Вердена, сегодня (21) в Савойе. Ему приписывают взрыв в Монбланском арсенале. Клубок легенд уже создается вокруг этого незнакомца, окрещенного "Черным Корсаром"".
Я вспомнил о катастрофе с "Южным", о взрыве в Монбланском арсенале. Кто же этот неведомый враг, вооруженный, по-видимому совершенно новыми средствами разрушения?
Я спустился на равнину, чтобы отыскать аэрадмирала и узнать его мнение. Я нашел его под дождем, отдававшим какие-то распоряжения, относительно предстоящего отлета. Он успел уже просмотреть газеты, но отнесся к заметке о "Черном Корсаре", как к выдумке.
- Пустяки, - сказал он. - Если есть на свете человек, знающий от "а" до "я" все, что сделано до сего дня в области военного воздухоплавания, так это я. Аэрокар, вооруженный пушками… бредни! Обыкновенный воздушный крейсер известного нам типа, остальное - выдумки…
Слова его были прерваны сигналом тревоги, раздавшимся с одного из малых аэрокаров, крейсировавших на высоте. Вслед затем командир "Монгольфье", Дранье, крикнул адмиралу в рупор:
- Два блиндированных поезда с солдатами идут от Ульма!
Рано немедленно распорядился отцепить "Сантос Дюмон", приказав его командиру подняться на высоту двухсот или трехсот метров, с которой можно было сквозь туман различить поезда, отправиться к ним навстречу и уничтожить их разрывными снарядами.
Все это было исполнено с удивительной быстротой. Тем не менее, поезда успели уже приблизиться настолько, что с "Монгольфье" можно было видеть их в бинокль.
Мы остались, однако, внизу; вероятно, аэрадмирал не хотел покидать солдат, находившихся на земле.
Прошло несколько мгновений. Внезапно вдали сверкнул сквозь завесу дождя и тумана ряд огней и прокатился грохот взрывов. "Сантос Дюмон" сделал свое дело…
- Полный успех, аэрадмирал, - крикнул Драпье. - Оба поезда превращены в груду обломков и трупов. Не думаю, чтобы больше двух сотен солдат осталось в живых!
Но что это? Вдали перед нами мелькнул сноп пламени и раздался новый взрыв, более сильный, чем прежние…
- Несчастье! - крикнул Драпье. - Страшное несчастье, адмирал! Должно быть, какой-нибудь из маленьких аэрокаров принял в тумане "Сантоса" за неприятеля и пустил в него разрывной снаряд. Он взорван!
Ошеломленный, оглушенный, среди наступившей суматохи, я машинально поднял глаза к небу и увидел нечто ужасное.
На фоне темного неба, совсем близко от нас, показалось сквозь туманную сетку дождя какое-то круглое сплюснутое черное тело, диаметр которого быстро увеличивался по мере того, как оно приближалось к нам.
- Черный Корсар! - воскликнул я.
Это был он. Никто не мог теперь отрицать его существования; он спускался к нам с быстротою болида.
Наши сторожевые аэрокары очевидно не заметили его за облаками.
Не теряя времени, Рапо отдал приказание дать по нему залп из пулеметов.
С двенадцати ближайших к нему аэрокаров пули посыпались градом. Но они, по-видимому, отскакивали от скорлупы этого чудовища. Оно продолжало двигаться к нам, игнорируя нападение.
Спустя секунду оно было уже на высоте нескольких метров над нами, направляясь к месту, где стоял незадолго перед тем "Сантос Дюмон".
Я видел, как из отверстия на дне этой исполинской черепахи был выброшен какой-то снаряд.
- Ложись! - крикнул Рапо.
Аэрадмирал, Том Дэвис и другие стоявшие подле них офицеры бросились ничком на землю. Но прежде, чем я успел последовать их примеру, меня обвила какая-то сетка; я с ужасом почувствовал, что отделяюсь от земли и уношусь в пространство, точно рыба, захваченная бреднем…
IV. ПЛЕННИК В ОБЛАКАХ
"Сириус" и его изобретатель. Демонстративные опыты Джима Кеога. Его ненависть к Рапо. Сожжение Франкфурта. Гибель "Монгольфье". Преступник против воли. Освобождение из плена. В редакции "2000 года". Немая битва.
Я вполне отчетливо сознавал, что мое тело перемещается в пространстве, уносится вдаль от гула, который только что стоял в моих ушах.
Когда, после первой минуты смятения и ужаса, ко мне вернулась способность соображать, мне и в голову не пришло, что я нарочно захвачен в плен. Я думал, что металлическая сетка, которую мои руки нащупывали кругом, служившая предохранительным средством против разрывных снарядов, зацепила меня случайно и что при первом наклоне или повороте машины я вылечу из нее и упаду - куда? в море? на землю? на крышу какого-нибудь здания? В том состоянии полубреда, в котором я находился, мне почему-то вдруг припомнилась игла громоотвода на шпице Аугсбургской ратуши и представилось с навязчивостью галлюцинации, что я лечу на нее - и она прокалывает меня, как булавка муху…
Не знаю, долго ли длилась эта агония; мне казалось, час или больше, но позднее я сообразил, что находился в этом положении всего минуту или две. Внезапно в нескольких метрах над моей головой открылось отверстие в дне судна, сетка дрогнула, качнулась - и в ту минуту, когда я, закрыв глаза, похолодев от ужаса, готовился к головокружительному падению, меня осторожно втянули вверх; я почувствовал, что лежу на твердое полу и кто-то откидывает с меня сетку.
Я открыл глаза и приподнялся. Слева от меня матрос закрывал крышку люка, а прямо перед собой я увидел мужчину лет сорока пяти или пятидесяти, с густой рыжей бородой, пронзительными черными глазами, в синей куртке и морской фуражке. Мне казалось, что я уже видел раньше это лицо - но где, я не мог вспомнить.
Он обратился ко мне на плохом французском языке и по резкому акценту и вольному обращению с грамматикой, я сразу узнал американца.
- Очень вы удивились, когда покинули землю так внезапно?
- Еще бы не удивиться! Да я и теперь удивлен - и был бы очень доволен, если бы кто-нибудь объяснил мне это происшествие…
- Я вам объясню.
Заметив, что он с трудом говорит по-французски, я сказал:
- Вы можете сделать это на вашем родном языке, сударь - я говорю по-английски.
Он, видимо, остался доволен и лед был, так сказать, сломан. Незнакомец предложил мне сигару, спросил меня, кто я такой, выразил удовольствие, когда я назвал себя сотрудником "2000 года", и прибавил:
- Теперь спрашивайте. Я отвечу на ваши вопросы. Затем мы пообедаем, а там опять отправимся в гости к вашему Рапо, этому болвану, невежде, глупому петуху…
- Однако! Вы, я вижу, недолюбливаете нашего аэрадмирала. Стало быть, вы его знаете?
- Как не знать? Ведь это он должен был бы находиться теперь на вашем месте. Его-то мне и хотелось зацепить.
- Как? Вы сделали это нарочно?