- Что ж, это резонно. - Лунев пожал плечами. - Как бы я ни относился к вашему покойному батюшке, брать чужое - дурно. И для всех было бы лучше, если б вы и впрямь вернули похищенное этим людям.
- Вы ничего, совсем ничего не поняли, - всхлипнула Лаис. - Если я не верну похищенного, эти люди будут преследовать меня до любого предела этого мира, но я буду жива! Потому что им нужно сокровище, в недобрый час похищенное моим отцом. Если же я отдам то, что принадлежит им по древнему завету, меня попросту уничтожат как отступницу, которая слишком много знает и умеет.
- Ну просто какой-то Эдгар По, - пробормотал Лунев. - "Золотой жук" и все такое.
- Да поверьте, поверьте же мне! - уже не скрывая своих чувств, воскликнула Лаис. - Я говорю вам правду! - Она сжимала маленькие кулачки и потрясала ими в воздухе с такой страстью, будто держала в каждой по вязанке молний. - И помните, - госпожа Эстер вдруг остановилась и поглядела на полковника с полным и напористым осознанием собственной правоты, - без моей правды ваша не будет стоить ничего!
- Что за ерунда? - поморщился Лунев, но убежденность, с которой были произнесены слова госпожи Эстер, вдруг породили в нем сомнение, дотоле немыслимое.
"А что, если вдруг и впрямь существуют чудеса, неподвластные логике и научному осмыслению? Почему вдруг не может существовать банда фанатиков-башибузуков, которые охотятся за тем, что они считают неким священным талисманом, а потому готовы грабить и убивать, не считаясь ни с чем. Ведь убили же в Каире старого князя Эстерхази. Впрочем, кто знает, они или нет?"
- Что ж, давайте все по порядку…
Он не успел закончить свою мысль. Дверь распахнулась, и в нее втиснулась весьма примечательная парочка. Со стороны могло показаться, что огромного роста офицер-конногвардеец нежно ведет под руку внушительного вида жандарма, а жандарм при этом, закусив губу, вероятно от страсти, тянется на цыпочках, стараясь оказаться вровень со своим партнером.
- Лаис, душа моя, что здесь происходит? - с порога раскатисто пророкотал конногвардеец.
- Это я желаю знать, что здесь происходит? - поворачиваясь, рявкнул Лунев.
- Прошу прощения, господин полковник. - Новый гость отпустил взятое на излом запястье жандарма, и тот, как-то сразу обмякнув, начал растирать пострадавший сустав. - Разрешите представиться, ротмистр Чарновский!
ГЛАВА 5
Любовь движет горы, оставляя на их месте великое множество камней преткновения.
Джиакомо Казанова
Император шел, расстегнув шинель, не обращая внимания на то и дело срывающийся резкий ветер. День выдался солнечным и морозным. Но сейчас холод почти не чувствовался, только скрипевший под ногами снег напоминал о буйном нраве русской зимы.
- А вот скажи, Сандро, - Николай II повернулся к шедшему чуть позади него мужчине средних лет в ментике лейб-гвардии гусарского полка, - как по-твоему, в чем есть счастье российское?
- Процветание под твоим мудрым правлением, Ники! - не впадая в долгие раздумья, отчеканил тот, кого государь именовал Сандро.
Николай чуть заметно улыбнулся и покачал головой.
- Сандро, дорогой мой, к чему это пустословие?
Александр Георгиевич, герцог Лейхтенбергский, или, как его называли в семейном кругу, Сандро, был в родстве с императором. Правда, не слишком близком, но это только укрепляло их дружеские отношения. С начала войны он состоял при командующем Северо-Западным фронтом и лишь нынче утром прибыл в Царское Село со срочным пакетом.
Государь и гусар остановились возле памятника у входа в лицей.
- "Все те же мы, - прочувствованно вымолвил Николай II. - Нам целый мир - чужбина. Отечество нам - Царское Село". Как не согласиться с гением? Здесь, только здесь я чувствую себя истинно дома. Когда б не императорский долг… Но, увы, Сандро, сей жребий завещан роду моему от века до века. Россия подобна тем самым красавцам-скакунам, которых поставил на Аничковом мосту великий Клодт - та же сила, мощь, та же необузданность. Россия, друг мой, - стихия, стихия неукротимая, подобная урагану. Не человеческому велению, но лишь божьему промыслу по силам совладать с ней.
Что я?! Лишь человек! Всякий мастеровой думает и страдает не менее, а может, и поболее моего. Но разве мастеровому нужно процветание России? Разве заботит его, как станут говорить о его Отечестве за каким-нибудь океаном? Отнюдь нет. Ему бы щи погуще да мед послаще. Есть крыша над головой - и славно. Но попробуй на его кус посягни - вмиг шум пойдет: какой царь злой и как бедного труженика в дугу гнет.
- Но ведь факт, Ники, что при тебе страна богаче стала, и народ воспрял.
- Все так, Сандро. Да только радости в том нет ни мне, ни народу. Ведь настоящую смуту затевают не тогда, когда все из рук вон плохо. Тут от тоски и отчаяния за топоры да вилы хватаются или молят о снисхождении. А вот когда представляется, что знаешь, как будет еще лучше, вот тогда-то революции и свершаются.
- Ты нынче печален, Ники.
- Да, немного. Вот гляжу на памятник и думаю о несправедливости, сознанием народным государям причиняемой. Предок мой, Николай Павлович злокозненного убийцу гения нашего, лишив всех чинов и прав состояния, из страны изгнал. Все долги Александра Сергеевича из своего кармана оплатил. Уж молчу о том, что и семьи-то наши со временем породнились. А все едино. Дантеса царь подослал, чтобы вольнолюбивого пиита убить. - Николай II печально развел руками. - Нет, Сандро, нелегок он, крест государев. Но как бы там граф Толстой, Лев Николаевич, в послании своем меня ни поучал, а все же не ему, а мне нести тот крест на Голгофу земной жизни. И ведь что удивительно, всегда находятся безумцы, кои на сию ношу еще и зарятся. По кусочку, по щепочке растащить хотят! Так, мол, и нести легче, и на дрова сгодится! Нет, не бывать этому!
- О чем ты, Ники?
- Так. Пустое. - Император застегнул пуговицы шинели. - Однако холодает. Пойдем, у меня сейчас будет заседать совет министров, а потом уж и обед.
* * *
Лунев оценивающим взглядом смерил фигуру стоящего в дверях ротмистра. При виде его Лаис метнулась было к конногвардейцу, но, перехватив холодный взгляд контрразведчика, застыла на месте.
"На ловца и зверь! - про себя отметил Платон Аристархович. - Интересный, однако, узелок завязывается! По всему выходит, Лаис и господин фехтмейстер - старые знакомые. Может, что и поболее того. Что ж, тогда получается, неспроста госпожа Эстер в царскосельском поезде оказалась, ох неспроста!"
- Что это вы себе позволяете, господин ротмистр? - сурово проговорил Лунев, не спуская глаз с лихого кавалериста. - Вы что же, не ведаете, что посягательство на жандарма, пусть даже и нижнего чина, есть преступление супротив государства?
- Никак нет, господин полковник! - пророкотал Чарновский. - И близко ничего против государства не умышлял. Сей жандарм мною был пойман на мздоимстве и препровожден сюда для сдачи его прямому начальству.
- Что еще за несуразица? - нахмурился Лунев.
- Вот сей червонец, каналья, хотел взять. - В пальцах ротмистра совсем как у фокусника в цирке мелькнула золотая монетка. - На том мною и был изловлен.
- Провоцируете-с, - покачал головой контрразведчик.
- И Господь верных своих на твердость испытывал, - не замедлил с ответом мастер клинка.
Чем дольше Платон Аристархович глядел на рослого красавца, стоящего перед ним, тем лучше понимал великого князя Николая Николаевича, сделавшего его своим адъютантом и любимцем.
Среди прочих великих князей нынешний Верховный главнокомандующий отличался гигантским ростом. Пущенная кем-то в гвардии шутка о том, что Николай Николаевич превосходит Николая Александровича на целую голову, не прибавила императору любви к родному дяде, но, по сути, была истинной правдой. Энергичный храбрый солдат и замечательный наездник, великий князь питал слабость к людям "своей породы". Михаил Чарновский, несомненно, был одним из них. Ростом даже чуть повыше своего патрона, этот конногвардеец был столь же широк в плечах, ловок в седле и, уж конечно, великолепен с оружием в руках. К тому же черты лица его, усы и коротко подстриженная, черная как смоль борода отчего-то неизбежно вызывали в памяти образ великого князя. Не сказать, чтобы он был совсем уж похож на него, и все же определенно имел немалое сходство.
Лунев вполне допускал, что за спиной прежнего инспектора кавалерии могли шептаться, неспроста, мол, Чарновский в таком фаворе, и как бы не оказался он на поверку внебрачным сыном великого князя. Впрочем, кто знает, кто знает?..
- Что вас привело сюда, господин ротмистр? - сурово глядя на нежданного гостя, поинтересовался Лунев.
- Мы с Лаис давние приятели, - не замедлил с ответом ротмистр. - Но позвольте, с кем имею честь?
- Полковник Лунев.
- Лунев, Лунев… - Чарновский наморщил высокое чело. - Погодите-ка, не Платон ли Аристархович?
- Он самый.
- Вот так встреча! - Ротмистр широко улыбнулся и тронул пальцем белый крестик на груди. - Мы же с вами десять лет назад свидеться должны были, а только нынче довелось! Экий же хитрый вольт! Это ж я тогда для вас Миягу изловил! Помните? Отряд генерала Мищенко?
- Сабуро Мияги покончил с собой, - сухо прокомментировал контрразведчик. - Умер прямо в штабе корпуса.
- Да, незадача, - протянул Чарновский. - А я ж тогда как раз в госпиталь угодил! Контузия, знаете ли. Но если вы и впрямь тот самый Лунев, скажите на милость, что это вдруг понадобилось армейской контрразведке в дому у бедной малышки Лаис?