* * *
Несколько следующих дней они приходили в себя. Изольда снова спала на королевском ложе, а занимались ли они любовью, история умалчивает. Бригитта была сама любезность и исполнительность, и королева стала с нею ласкова, как никогда. Тристан же отчаянно и самозабвенно занимался всеми видами спорта, доступными историческому периоду середины десятого века. И занимался не только с молодыми баронами, стремящимися как можно скорее выбиться в рыцари, но и… с Бригиттой, изъявившей желание освоить некоторые мужские навыки, в частности стрельбу из лука и рукопашный бой, а крепкими мышцами и выносливостью природа ирландскую девушку не обделила. Это были очень приятные занятия, безо всякого секса, кстати, так - с легким налетом эротики.
В общем, в какой-то момент и Тристану, и Изольде, и Бригитте показалось, что все у них опять отлично. Даже у поганых баронов типа Гордона или Денейлона подозрения нехорошие начали потихоньку рассеиваться: не на чем было ловить молодых любовников.
И вот однажды им стало уж слишком хорошо. В лесу, на небольшой поляне, во время охоты, судьба распорядилась остаться без свидетелей троим: Тристану, Изольде и Бригитте. Они соскочили с лошадей и носились друг за дружкою, как дети, в пятнашки играли. Тристан споткнулся вдруг, упал на спину и зацепил обеих девушек, увлекая за собой. Красавицы упали в его объятия и разом почувствовали, что их - всех троих сразу! - тянет друг к другу. Видать, капли-то со дна кувшина действовали все-таки!
Они поняли все по глазам, без слов. Молча поднялись, дрожа от сильного и пугающего чувства - предвкушения небывалой любви втроем. И наконец Изольда предложила:
- Расскажем ему?
Бригитта кивнула, облизнув влажные губы быстрым язычком.
И они рассказали.
Вот что узнал Тристан. Уже четыре дня девушки предаются по ночам радостям лесбийской любви. Озорница Бригитта давно мечтала перепробовать все на свете, в том числе и воспетую эллинкой Сафо однополую женскую любовь, а Изольда после чудовищной попытки убийства испытывала к любимой камеристке чувство неискупимой вины пополам с небывалой нежностью, переходящей в плотское влечение. В общем, этого не могло не случиться, и новые ощущения понравились им сильнее, чем можно было ожидать, особенно Маше. Мягкая, теплая, тихая "розовая" страсть так расцветила ей унылое, мрачное и грубое существование в примитивном мире раннего средневековья, что она уже и не мыслила, как теперь сможет жить без таких удивительных ласк.
В общем, Тристан все понял и пришел в восторг от сделанного ему девушками безмолвного предложения. Похмелье его давно миновало, опять хотелось всего, хотелось нового, разного, острого. И уже в следующую ночь случилось у них то, что на языке целомудренных христиан именуется свальным грехом.
Они познали это и были счастливы.
Изольда потом сказала Тристану, когда они остались вдвоем:
- Помнишь, ты назвал себя менестрелем Тантрисом? Я тогда очень смеялась над этим прозвищем.
Звучит ведь как "тантрист". Знаешь, кто такие тантристы? Ну, если не знаешь, всерьез объяснять долго. Скажу только, что это такая как бы секта в Индии. И в числе прочего занимаются они культовым групповым сексом. Оправдал ты имечко свое.
- Культовым, говоришь? Значит, во славу Господа? - решил уточнить Тристан.
- Ну, у них там не совсем Господь Бог, в нашем понимании, но примерно так. Трахаются ребята прямо во храме.
- Что же, думаю, правы твои тантристы. По-моему, все, что приносит людям радость, - богоугодно. А мы все трое любим друг друга. Это такое счастье!
И они действительно были счастливы.
Но недолго.
Стоило ли удивляться, что именно Бригитта первой отказалась участвовать во все более раскованных сексуальных играх? Все-таки она была христианкой, а не буддисткой тантрического толка. Бригитта даже никогда не читала газету "СПИД-инфо", не листала "Икс-мэгэзин" и не смотрела итальянской порнухи с Илоной Сталлер. Вот так, безо всякой теоретической подготовки - и сразу группен-секс! Это было что-то запредельное для ирландской девушки десятого века, воспитанной в раннекатолическом духе. А потому было ей знамение: явился во сне Святой Патрик, покровитель острова Эрин, и грозил вечным проклятием, если она не прекратит тотчас же навлекать на себя гнев Господний греховными действиями.
И она прекратила. В одночасье. Да так затосковала, бедняжка, что попросила у королевы отпустить ее в монастырь. Прекрасная Белокурая Изольда плакала, но она была все-таки добра и не смогла отказать любимой рыжей камеристке, с которой так много было связано в ее жизни.
И Бригитта ушла однажды в ненастный день, надвинув темный капюшон на свою огненную шевелюру, прошла по двору, вскочила на лошадь, и вскоре фигура ее потерялась в дождевом тумане.
Тристан грустно пошутил:
- Представляю, как быстро она обучит лесбиянству весь монастырь.
- Дурак ты, - сказала Изольда. - В древних текстах об этом ни слова нет.
- Зато Джованни Боккаччо напишет очень цветисто веков через пять.
- Через четыре, - автоматически поправила Изольда.
- Ну, через четыре. Вот вернемся в Москву и почитаем.
- В какую Москву? - встрепенулась Изольда.
- В нашу Москву, - сказал Тристан и посмотрел на любимую.
Ливень зарядил основательно, и было непонятно, это слезы или капли дождя стекают у Маши по щекам.
На этом заканчивается
первая часть новейшего скеля
о Тристане и Изольде.
МЕЗОЛОГ ПЕРВЫЙ,
или
ПРИМ-СКЕЛЬ пополам с РЕМ-СКЕЛЕМ
Они бежали вдвоем по лугу, и было им очень хорошо. Потом упали в траву и стали молча смотреть на небо. Ни о чем не надо было говорить. Ветер легонько шевелил траву и приносил издалека запах можжевеловой хвои и цветущего хмеля. Над головой покачивались высокие былинки, метелки вереска и конского щавеля, а совсем близко, если чуть повернуть голову, пестрели яркими пятнышками веселые желто-лиловые башенки. Маша приподнялась на локтях и увидела, что их вокруг много-много. Как будто она оказалась вдруг посреди моря, катящего издалека свои лимонно-фиалковые волны.
- Ты помнишь, как называются эти цветы? - спросила она.
- По-латыни? Melampyrum nemorosum.
- Ни фига себе! Тоже красиво. А по-нашему-то как, помнишь?
- Конечно, помню, - кивнул он. - Марьянник, или иван-да-марья. Семейство норичниковых.
- Каких-каких? Слушай, кто тебя ботанике учил? Ведь не в школе же такое дают.
- Разумеется, не в школе. Это один местный знахарь…
- Стоп! - Она словно проснулась. - Мы с тобой говорим по-русски. А местный знахарь - это кто?
- Знахарь был эринский. Кажется, он называл себя Кухулином.
- Слушай, а где мы? - встревожилась она еще сильнее.
- Мы? На совершенно замечательном летнем лугу. Среди цветочков.
- Я тебя серьезно спрашиваю. - Она надула губки.
- А меня остальное не интересует. Главное, что мы вместе, погода отличная и нам хорошо вдвоем.
- Ой! - новый всплеск удивления. - Что это за хламида на мне?
- Это блио, - пояснил он, - верхняя одежда типа плаща, равно мужская и женская.
- Да хоть в каком мы веке?
- А вот это тем более не важно! - улыбнулся он. - Расскажи мне лучше, что тебе снилось сегодня.
- Расскажу. - Она прикрыла глаза и задумчиво покивала. - Представляешь, такая ахинея!
- Рассказывай, рассказывай. Сны - всегда ахинея.
- Ну так вот. Привиделось мне, будто к нам сюда, в лес, нагрянул Марк вместе с этими бородатыми здоровяками, ну, Рыцарями Круглого Стола. А мы с тобой как будто в лесу жили, - пояснила она, и он вздрогнул от этого "как будто", но ничего не сказал, а продолжал слушать. - Окружили нас, и Марк начал выступать, мол, как же тебе не стыдно, Тристан, ты, мой любимый племянник, позоришь меня перед всей Логрией и лично перед товарищем Артуром, увел у меня жену, понимаешь, да и увел-то черт знает куда: ни печки, ни бани, ни постели нормальной, живете, понимаешь, в какой-то пещере, как бомжи, прости Господи!
А ты все это слушаешь, склонив голову набок, улыбаешься, а потом этаким высоким штилем отвечаешь:
Нет, мой король,
не уводил твоей жены я!
Ты сам же и изгнал ее тогда
из замка вон
и за пределы Корнуолла.
А потому, коли теперь вернуть
ее желаешь искренне и страстно,
на это сможешь право получить
лишь в честном поединке - не иначе.
И я готов с тобой сразиться, дядя!
Ведь позабыли мы давным-давно
о дружбе, о любви и общей крови…
А Марк опять в сварливом таком тоне, мол, как тебе не стыдно со старым дядей, можно сказать, почти с отцом, разговаривать как с мальчишкой, я тебе, мол, не пацан из-за какой-то бабы стихи сочинять и спортивные соревнования устраивать. В конце концов это жена моя, Богом данная и вполне легитимно мне принадлежащая, так что верни, говорит, Изольду - и баста!