Ступая вверх по тропинке, усеянной людскими костями, обломками копий, истлевшими щитами и ржавыми остатками мечей, Тристан без труда вышел к самому логову всеобщего мучителя и супостата. Людоед еще облизывался, доедая, очевидно, последнего ребенка, когда славный рыцарь Лотианский и Корнуоллский окликнул его. Волосатый урод был огромен, сутул, можно сказать, приземист и более всего походил на орангутана из московского зоопарка, но в руке он крепко держал тяжеленную суковатую дубину, каковою дубиной при виде незваного гостя и начал вертеть над головой с фантастической скоростью - ни дать ни взять Брюс Ли с боевыми нунчаками. "Вот этим-то единственным фокусом и одолевал ты всех доблестных рыцарей Британии и Ирландии?!" Тристану даже скучно стало. Пару раз увернувшись и послушав, как обиженно ревет эта дикая обезьяна, похоже, не говорящая ни на одном из человеческих языков, он наконец размахнулся мечом пошире и снес людоеду голову.
Из лачуги Тристан женщину вынес, а до лодки она вызвалась идти сама. Женщину звали Медб в честь легендарной ирландской королевы, и было это красиво и символично - спасти от смерти жену самого Айлиля, почувствовать себя этаким Фергусом. Впрочем, у них ведь там, кажется, жена важнее мужа считалась. Ну и хрен с ними!
На том бы вся история и закончилась, да только еще один сюрприз поджидал Тристана возле самого берега. Сгорбившись и подперев голову руками, на плоском камне у воды сидел монах, весь в черном, капюшон его был надвинут на глаза, а голос звучал глухо:
- О славный морской конунг - а я вижу, что ты юноша знатного рода, - не сможешь ли ты взять и меня на свой корабль?
- Отчего же не смочь, божий человек? Места на корабле достаточно, да и пресной воды у нас еще много. Мы держим путь в Корнуолл и будем причаливать в гавани Тинтайоля. Устроит ли тебя такой маршрут, божий человек? - спросил Тристан.
- Вполне, - ответствовал монах.
И они поплыли к кораблю.
- Но как же, божий человек, уцелел ты на Острове Людоеда, если чудище это пожирало всех без разбору? - поинтересовался Тристан, не слишком рассчитывая на внятный и честный ответ, скорее из вежливости и чтобы разрядить неловкое молчание.
- А он не видел меня, - сообщил монах просто и загадочно, но по-прежнему тихо, не поднимая лица, прикрытого капюшоном.
Он и взойдя на борт сидел в уголку все так же согбенно, задумчиво и безмолвно.
* * *
Корабль шел прямым курсом на Тинтайоль. Солнце клонилось к западу. Курнебрал, убедившись, что все в порядке, выпил очередной бочоночек пива и ушел отдыхать. Бригитта занялась каким-то рукоделием, расположившись на корме среди мешков с шерстью - и мягко, и ветер не задувает - хорошо! А Тристан, посовещавшись с Изольдой и найдя в ее лице поддержку, решил все же подойти к человеку, скрюченному, словно знак вопроса на носу корабля, под самым коньком.
- Прости, божий человек, - Тристан первым обратился к нему, - не мог бы ты…
Тристан недоговорил, потому что монах откинул капюшон и наконец поднял глаза.
И никакой это был не монах. Лицо его оказалось очень загорелым и обветренным, как у старого рыбака, и украшала это лицо добрейшая, сразу располагающая к себе улыбка, и мелкая сетка морщин разбегалась вокруг рта и в уголках глаз, а глаза его, прищуренные от еще яркого, хоть и закатного солнца, были изумрудно-зелеными, глубокими, как лесные озера, и знакомыми - знакомыми! - и Ивану, и Маше.
- Ну здравствуйте, ребятки, - тихо сказал он по-русски. - Давно ищете меня?
- Вообще не ищем, - честно признался Тристан.
- И это правильно, - заметил "монах-рыбак".
- Но поговорить-то мы не откажемся, - вступила Изольда, словно испугавшись, что зеленоглазый исчезнет так же внезапно, как и появился.
- И я не откажусь. Для того и пришел.
Все-таки улыбка его была обворожительна. "Улыбка спасителя, - подумалось Ивану. - Ведь он действительно спас нас обоих".
- Кто же вы? - задал свой первый вопрос Иван, машинально переходя на "вы".
- В терминах, привычных этому миру, я волшебник, добрый волшебник. Меня зовут здесь Мырддин.
- Мерлин, - невольно проговорила Маша, словно бы поправляя старика, беседа-то шла на русском.
- Да, англы и саксы станут произносить мое имя как "Мерлин", но какое это имеет значение? Ведь у меня много, очень много имен. Они вам не нужны. Просто отвечая на вопрос, добавлю, что в терминах другого мира, того, который вы покинули, я, конечно же, не кудесник и не маг, а представитель иного мира, иной реальности, иного, более высокого уровня бытия. Вот примерно так.
- Ну и зачем же мы понадобились вашей высокоразвитой цивилизации? - агрессивно поинтересовалась Маша. - В качестве подопытных кроликов?
- Любое самое доброе дело можно обозначить гадкими словами. Вам как филологу это должно быть особенно хорошо понятно. Хотите быть кроликами - будьте ими. Но дело совсем в другом. Ты. Мария, увлекалась медиевистикой, особенно ранним средневековьем, бредила им. Я исполнил твою мечту и, заметь, после смерти, то есть не нарушив никаких твоих планов. Ты, Иван, по натуре воин и борец за справедливость, так что лучшей доли, чем эта, для твоего второго воплощения просто не найти. И наконец, между вами зародилось однажды чувство величайшей красоты и силы, какое встречается во Вселенной не часто. Но на той Земле обстоятельства разлучили вас и не позволили этому чувству реализоваться. Мог ли я пройти мимо такой несправедливости? Мог ли не дать вам еще одного шанса прожить полноценную жизнь и явить миру образец великой любви и страсти?!
Я сделал это, и вот вы здесь. Какие еще ко мне претензии, ребятки?
Только плеск волн, рассыпающихся на тысячи брызг, только вой ветра в ушах да скрип старых мачт были ему ответом. Надолго замолчали молодые любовники. А потом созрел вопрос.
- Так, значит, мы и есть те самые Тристан и Изольда, о которых со временем узнает весь мир? - выпалил Иван ошарашено.
- А вот на этот вопрос я предпочел бы пока не отвечать, - улыбнулся Мырддин.
Иван стал глупо шарить по одежде в поисках привычных (когда-то давно привычных) карманов, потом осознал всю нелепость этих телодвижений и сказал:
- Курить охота. Сил нет!
- Двадцать три года не курил, и вдруг так охота, что сил нет! - съязвил Мырддин.
- Не смешно. Подождите. Я сейчас. - Иван уже повернулся, чтобы идти, когда волшебник окликнул его:
- Не надо никуда ходить. Там уже нет вчерашней пачки. Но я вас угощу. Только с условием: прекратите разбрасывать анахронизмы где попало. Тоже мне умники нашлись: о Брэдбери рассуждают, бабочку им, видишь ли, раздавить нельзя! Да если б эту несчастную бабочку давить было запрещено, представляете, что бы от вашей лимонки с миром будущего сделалось? Ни меня, ни вас - никого!
- Это, простите, была ваша лимонка, а не моя, - жестко поправил Иван.
- Да? - Мырддин состроил умильную рожицу. - Ну допустим. Только бросал-то ее ты.
- Бросал, - признался Иван трагическим голосом. - Что было, то было. А Маша спросила:
- Так и что же получается? Бабочек, значит, можно давить, если с умом?
- Какие вы дотошные, ребята, - улыбнулся Мырддин самой широкой за весь вечер улыбкой. - Пойдемте все-таки покурим. В вашей каюте. Грешен, люблю подымить табачком. Да здесь вроде нехорошо как-то. Люди увидят. А к тому же смотрите, холодать начало. Вам не кажется?