- Иди сынок, погода в самый раз, - ответила, улыбаясь, грозная военизированная охранница, - только к обходу возвращайся.
- Будет сделано, баб Валь.
Яркое ветреное утро рванулось мне навстречу квадратом распахнутой уличной двери, и я оказался в ограниченном каменными больничными корпусами пространстве.
Немой обернулся и, издав что-то вроде "Ыыма" (так он произносил имя Рома), помахал мне рукой и заковылял навстречу. Я помахал в ответ.
Вдоль дальнего корпуса в тенечке гуляли двое знакомых пожилых врачей. Они что-то увлеченно обсуждали, при этом один то и дело взмахивал рукой и громко произносил странную фразу: "Ресурс антител не влияет на статичность метастазы", а второй ему отвечал с тем же пылом: "Но не стоит забывать, коллега, про… про… коллега, не стоит, знаете ли…" В общем, два больных на всю голову и по-настоящему счастливых человека. Трогательная картинка, особенно в наше циничное время. Впрочем, при чем тут время? Такие вот старички сидели в каких-нибудь гулагах и зеленлагах и с таким же пылом обсуждали свои метастазы и диффузии около печек-буржуек. Кое на что, слава богу, времена и нравы не влияют. Меня это как-то успокаивает…
- Ыыма, - сказал Немой, когда я подошел к памятнику, - ай ыыаээ-эмуу, ааууааа…
- Держи, - сказал я, протягивая Немому сигареты, - бери обе, это я тебе вынес. Только у меня зажигалка кончилась.
Это только поначалу кажется, что понять Немого невозможно. На самом деле он вовсе не был немым, просто там, во дворе общежития, ему сначала прострелили ногу, а потом саданули тесаком по горлу. Провалялся он слишком долго, так что мох попал на гортань. Слизистая для мха, конечно, не так благоприятна, как открытая рана, но и она на безрыбье покатит. В общем, при желании Немого не так уж трудно понять. Но понять, как при всем том он умудрился выжить, я не могу.
- У ыа э, - улыбнулся Немой, добывая из кармана рубашки дешевую китайскую зажигалку. Мы закурили. Мне дико хотелось скинуть рубашку и подставить плечи под это первое настоящее солнце, сыпавшееся на землю не только светом, но и теплом своих лучей. Но "макар" под мышкой портил весь коленкор. Так что я просто сидел и молча курил, щурясь на ослепительное небо, многократно размноженное стеклами окон. Солнце плавило эти стекла в жидкое золото и сушило маслянистые лужи на асфальте.
- Как дела, Немой? - спросил я.
- Аао, - ответил Немой и показал мне большой палец. Потом протянул журнал и, весело кивая, повторил, - аао…
- Да, хорошо, - согласился я. Вмял окурок подошвой больничного тапка в песок и огляделся.
- Оа ооы, - сказал Немой.
- Да, я в курсе насчет обхода. Сейчас пойду…
- Не ходи, - вдруг четко произнес Немой, не отводя глаз от журнальной страницы. На фотографии огромный белый медведь тащил на спине медвежонка…
- Что? - опешил я.
- Не ходи. Просто посиди еще, - Немой поднял руку и посмотрел на часы, - еще семь минут.
- Ты… не Немой?
- Аа эооы, - ответил Немой, поднимая глаза и придурковато улыбаясь, - ааа…
Показалось, догадался я. Просто показалось, очередной глюк. Врачи напичкали меня чем-то… А может…
- Ты… мне показалось, что ты только что говорил, - сказал я Немому, - прости. Ладно, я двинул.
- Тебе же сказали, посиди еще.
На этот раз я увидел, что губы Немого не двигались, но вот в лице что-то изменилось. Такое выражение бывает у маленьких детей, когда их одних оставляют в темной комнате. Страх, непонимание… Но главное все-таки страх.
- Моо ээоо, - промычал Немой…
- Кто ты? - спросил я.
- Да тебе какая… кто я такой? Просто сиди на месте, если жить хочешь.
В этот момент Немой вскочил и сделал пару неуверенных шагов, потом остановился, схватился руками за голову и начал стонать… Сначала тихо, и это было похоже на собачий скулеж, а потом все громче и громче, пока стенания не превратились в вой. Он то слегка приседал, то распрямлялся. Делал несколько быстрых шагов, как будто пытаясь бежать, а потом, нетвердо ступая, возвращался. Спустя несколько секунд этого жутковатого воя к нему подскочили два старичка-доктора, взяли под руки и, что-то тихо и убедительно говоря, увели в сторону дальнего корпуса, откуда уже спешила команда дюжих санитаров в халатах с закатанными рукавами…
А я стоял на том же месте, бездумно глядя в пространство. Никаких мыслей, чувств и прочего. Во мне словно что-то замерло, как будто вышибло предохранитель… Немого увели, двор опустел. За дальним корпусом коротко рявкнул недовольный автомобильный клаксон, и снова все стихло, только гулко стучало мое сердце и солнце начало заволакивать набежавшим облаком…
А потом что-то протяжно ухнуло, и сверху посыпались осколки, щепки, еще что-то… А из окна моей палаты вырвалось черно-красное пламя.
"Стандартная Ф-1, - подумал я, все так же спокойно, - в маленьком помещении срабатывает идеально…"
- …Ыыма…
Я резко вскинул голову и понял, что задремал прямо там, во дворике, прислонившись плечом к ноге памятника… Задремал буквально на мгновение, но этого мгновения хватило, чтоб увидеть красочный и пробирающий до печенок кошмар…
- Ыыма… ыаэа, - Немой тряс меня за плечо и кивал на сигарету, - ээии…
- Что? А… сигарета тлеет… - Я с трудом заставил себя встать, пригладил волосы, и они оказались горячими. - Ничего страшного, у меня там еще есть. Много. Я водителю прачечной деньги дал, он мне блок привез.
- Оооээ…
- Да, блок. Так что в ближайшее время нам не светит беречь здоровье.
Немой улыбнулся и часто-часто закивал. За дальним корпусом недовольно рявкнул автомобильный клаксон, и снова стало тихо. Я невольно поднял глаза и посмотрел на окно своей палаты. В этот момент одна из его створок приоткрылась, и наружу показался массивный торс сестры-хозяйки, властной особы с великолепными черными усами над верхней губой и привычкой говорить: "Ну, что еще кто?" Вяло чертыхаясь, она забралась коленями на подоконник и принялась водить тряпкой по стеклу. Стекло тотчас засияло маслянистыми, красно-синими разводами.
- Аа ыыы аааээээуууу, - мечтательно сказал Немой и снова улыбнулся.
- Да, - согласился я, - на речку бы не помешало.
- Оа ааыыэээ…
- Это в Москве речки грязные, а в Подмосковье можно найти нормальные места. - Я втоптал окурок в песок подошвой больничного тапка и поднялся. - Ладно, пойду я потихоньку. Обход скоро…
- А оом ыыыеее?
- Да потом, наверное, выйду. Если не сморит. Спать охота весь день.
- Эо ааээыы…
- Я понимаю, что таблетки. Ладно, пошел я. Не скучай тут.
Я развернулся и пошел, и почти дошел до дверей корпуса, когда Немой окликнул меня:
- Ыыма…
Что-то неясное перевернулось у меня под ребрами. Я медленно повернулся, готовый к тому, что мой краткий сон-кошмар обратится явью…
- Ыыма, - улыбнулся Немой, - ыыы ыаэээуу…
- А… да, - кивнул я, делая шаг в дверной проем, - конечно, я принесу сигарету… Конечно…
Через пару дней я уехал из Больницы, оставив Немому оставшиеся восемь пачек сигарет и пообещав навещать иногда. Но больше мы не встретились. Так уж сложилось, что побывать в больничном дворике мне пришлось несколькими месяцами спустя, но Немого тут уже не было. Да и самой Больницы тоже. А вот памятник стоял как ни в чем не бывало.