Возможность сбыть невыкупленную одежду окончательно примирила немца с нашим сомнительным видом. Последний вопрос, который, как мне показалось, его еще волновал - это моя кредитоспособность.
- У нас отшень высокий цена платья, - осматривая меня на предмет своих "неликвидов", как бы между делом сообщил он.
- У меня есть деньги, - успокоил я его. - Мне нужен хороший сюртук, чтобы я мог понравиться моей любимой барышне.
- О, ваш это сюртук барышня не понравится! - согласился он, глядя на оторванный воротник и выдранные с мясом пуговицы.
- На меня есть нападать брат мой любимый барышня! - грустно сказал я, пытаясь правдоподобно и понятно для немца объяснить свой растерзанный вид.
Такой довод его окончательно успокоил. Он даже хитро подмигнул мне. В это момент в разговор вмешался Евпатий:
- Ну, ты, того этого, князь! Сам спешил, говорил, водка прокиснет!
- Меня в рваном камзоле ни в один трактир не пустят, - умерил я его прыть. - Господин портной, вы не можете послать своего слугу купить водки и закуски? - спросил я. - Мой товарищ очень хочет выпить.
Такое предложение вновь ввергло Штиля в шоковое состояние. Видимо, он представил, как сейчас два русских варвара начнут пропивать его мастерскую.
- О! - произнес он, округляя глаза. - О! Это никак невозможно.
- Я заплачу, - сказал я, вытаскивая из кармана порт-монет.
Немец энергично замотал головой, но, заглянув в мой открытый бумажник, проглотил готовые слететь с дерзких уст слова и расплылся в самую сладкую, на которую только был способен, улыбку.
- О! Ваш камарад тоже есть знатный персона?
- Не очень, - ответил я, понимая сомнения немца относительно Евпатия, - он не есть знатный персона, хотя и приближен к императору. Он вполне сможет подождать меня на вашей кухне.
- О! - обрадовался портной. - Это решает маленький проблем.
- Ну, так что, идем что ли, того этого? - вновь начал проявлять нетерпение истопник, но в этот момент в мастерскую вошла вызванная Штилем кухарка и, как раньше у портного, слова застряли у него на губах.
- О! - произнес он, правда, с другим, чем у немца акцентом, потрясенно глядя на замечательное создание в засаленном фартуке, но с такой богатой телесной фактурой, что я сам немного привял, ощутив себя пигмеем в стане великанов.
Немец приказал кухарке накормить и напоить дорого камрада дорогого князя, но того уже, кажется, никакая водка не интересовала. Евпатий, с остановившимся взглядом, как загипнотизированный, пошел следом за замечательной женщиной.
Любезный портной усадил меня в кресло и укатился вглубь мастерской подыскивать одежду, а я начал сводить в кучку все, что произошло за последние полчаса.
Судя по поведению полицейского, меня уже разыскивают, причем не как воинственную весталку, а как малорослого, худощавого юношу восточной наружности. Кроме того, после драки в трактире, показываться там больше нельзя, как и допустить туда Евпатия. Пока он не в курсе моих подвигов, нужно заставить его отвести меня к Маканье Никитичне и, если она еще не узнала, куда отправили Алю, договориться о связи с ней напрямую, без посредничества истопников.
Это была программа минимум. Максимум, нужно было еще поменять внешность, чтобы не дергаться при встрече с полицией, и решить вопрос со средствами передвижения, если понадобиться срочно эвакуироваться из столицы.
- Это есть замечательный платье! - воскликнул портной, внося на вытянутых руках весьма приличного сукна и покоя сюртук.
Я надел его на себя. К сожалению, он оказался мне велик.
- Мы его будем перешивать! - огорченно предложил портной.
- Погодите, - остановил я его, зацепившись за одну забавную мыслишку. - Вы не можете сделать так, чтобы он мне подошел?
- Как так подошел? - удивился Штиль.
- Моей барышне нравятся гросс мужчины, - объяснил я. - Если подложить внутрь вату, хлопок, чтобы я казался больше?
- О! Это интересный идея! Вы тогда будете красавец мужчина!
На этом наши интересы совпали, портному нужно было сбагрить сюртук, а мне хоть немного изменить внешность. Штиль засуетился и засадил за работу своих лучших белошвеек. Выйти в своем старом платье на улицу я не рисковал, пришлось ждать, пока на быструю нитку не подгонят новую одежду.
Как ни спешили портные, окончили шитье только к обеду. Зато сюртук сидел на мне отменно и выглядел я не таким мелким и тощим, как раньше. Немец с большим удовольствием разглядывал результаты коллективного труда и совсем растрогался, получив за работу щедрую плату. К этому времени мне принесли из соседней шляпной мастерской на выбор несколько треуголок, и я купил в цвет новому сюртуку еще и модную шляпу.
Евпатий, увлекшись ухаживанием за великолепной кухаркой, был неприятно удивлен предложением покинуть портняжную мастерскую.
Уже переодевшись, я заглянул на кухню и застал его в самом возвышенном состоянии духа. Кажется, и он произвел на грандиозную женщину приятное впечатление, что вскоре почувствовали все работники мастерской, оставшись без обеда, который кухарка увлекшись амурами, забыла сварить.
- Пошли, Евпатий, у нас еще много дел, - позвал я истопника.
Тот посмотрел на меня остановившимся взглядом и не двинулся с места.
- Как царица во дворце будешь жить, - вполне членораздельно сказал он кухарке.
- Ах, вы все такие обещальщики! - кокетничая, подкатила небольшие, скрытые в приятной округлости щек, карие очи чаровница.
Мне было интересно последить за тонкими ухаживаниями Евпатия, но время поджимало, и я испортил ему всю малину:
- Нам нужно уходить, - сказал я громко, чтобы на меня, наконец, обратили внимание.
- Чаво? - наконец услышал мой глас вопиющего в пустыне истопник.
- Уходить, говорю, нужно! - третий раз, уже раздраженно, повторил я.
До Евпатия наконец дошло, и он кивнул.
- Я приду, - опять погружаясь в астрал, сказал он кухарке. - Завтрева и приду!
- Оченно мы вам поверим! - откликнулась она. - Коли придете, то улица никому не заказана. Мы гостям завсегда рады.
То, что моему камраду будут особенно рады, я усомнился, глядя на неласковое лицо хозяина.
- Катрин, - строго сказал он, заглядывая через мое плечо на кухню, - обед готовый?
- Ах ты, Господи, - спохватилась она. - Сейчашеньки, Герман Людвигович, приготовлю, ах, ты Господи, совсем сплоховала!
- Красивая баба, - мечтательно произнес истопник, когда мы, наконец, покинули мастерскую. - И откуда у них, у женщинов этих, что берется! Даже посмотреть - одна сладость!
В принципе, я с ним был согласен, только понимал это в более развернутой и поэтичной форме.
- В трактир идем? - спросил меня Евпатий, когда окончательно пришел в себя.
- Нет, во дворец, мне нужно поговорить с Маканьей Никитичной.
- Ладно, пойдем, - неожиданно легко согласился он.
После утреннего невезения у меня все покатило, как по писанному. В Зимний дворец мы прошли безо всяких затруднений. Царской семьи в нем не было, и у обслуги образовался выходной. Кто грелся на солнышке на набережной, кто просто слонялся без дела. Моя благодетельница обрадовалась приходу свежего, как мне показалось, приятного ей человека.
- Пришел, князь-мирза, не забываешь старуху, - приветливо сказала она, когда я предстал перед ее слабыми очами. - Как сам-то? Гляжу, здоров и станом раздобрел!
- Спасибо, сударыня, вашими молитвами, - ответил я, выставляя на стол припасенное угощение. - Все хорошо, только о девке своей очень скучаю.
- Здорова она, я узнавала. Скоро, даст Бог, свидитесь.
У меня от радости быстрее забилось сердце.
- Неужто узнали?
Старухи хитро подмигнула:
- Чай, не зря в царедворках век прожила.
- И где она? - нетерпеливо спросил я.
- Во Владимирском Всехсвятском монастыре в городе Шуе твоя краля!
- Шуя - это где-то под Москвой? - невольно заторопился я.
- Владимирской губернии уездный город. Да туда пока еще доедешь, а здесь твоими молитвами стол от яств ломится.
По поводу того, что он так уж и ломится, это было явное преувеличение, но и умереть от голода и жажды нам с ней сегодня не грозило.
- Я хочу выпить за вас, Маканья Никитична, за замечательную женщину, красавицу и умницу, которая возвратила меня к жизни, - произнес я с некоторой толикой витиеватости первый тост.
От такого кавказского красноречия, старуха повлажнела глазами и расцеловала меня в обе щеки.
- Утешил, голубь, старуху. Очень сладко такие слова слышать, Бог тебе в помощь, найти свою голубку.
Дальнейшая программа пошла по накатанному сценарию, с единственной разницей, что в этот раз я не остался ночевать во дворце, а своими ногами вернулся на Выборгскую сторону.
Дверь мне отпер заспанный Иван и уставился неузнающим взглядом:
- Вам чего нужно? - грубо спросил он, придерживая дверь.
- Общения и женской ласки, - сознался я, проходя мимо него в сени.
- Эка, ты навеселился, - сказал он, узнав меня только по голосу. - А я смотрю, ты да не ты, как бы вроде за день потолстел.
- Искусство портного тому причина, - сообщил я и поинтересовался, - Юлия спит?
- Нет, у окна сидит, тебя дожидается. Уже все глаза выплакала.
Я понял его тонкую иронию, но оценить ее не успел. Присел на лавку и, как был одетым, уснул.
…И снился дивный сон Татьяне! От неудобной позы на жесткой лавке я пробудился ни свет, ни заря. В голове еще шумело, но настроение у меня было отличное. Теперь, наконец, появились перспективы, и можно было не просто отбиваться от обстоятельств, а делать что-то полезное и целенаправленное.