Рассматривать здесь было нечего, поэтому я сразу подошел к окну и выглянул наружу. В темной глубине, совсем под нашими стенами, плескалась река. Дом оказался расположен весьма рискованно. Нева в том, что касается частых наводнений, коварная река, и было удивительно, почему хозяин рискнул строиться так близко от воды. Впрочем, это была не моя забота.
Я приложил ухо к дверям. В доме царила гробовая тишина, и до моей каморки не доносилось ни звука. Я сел на лавку и приготовился ждать дальнейшего развития событий. Время шло, но ничего не происходило. Строить планы освобождения с тем минимумом информации, которым я располагал, было бессмысленно. Осталось одно: улечься на голую лавку, закрыть глаза, расслабиться и попытался уснуть. Тем более что последние сорок восемь часов у меня были насыщены событиями самого разного рода.
После долгих, безуспешных поисков жены, несколько дней назад я смог разжиться хоть какой-то информацией. Мне посчастливилось познакомиться с истопником из Зимнего дворца и узнать у него, что в тайных покоях на верхнем этаже содержится под арестом какая-то женщина простого звания. Особых сомнений, кто это может быть, у меня не было. Пришлось сделать хитрый ход, сыграв на самомнении истопника, с его помощью под видом трубочиста проникнуть в покои, где содержалась узница.
После свидания с женой, и вынужденной попойки с "коллегами" по печному делу, я случайно попался на глаза царю, и тот приказал мне почистить каминную трубу в его кабинете. Во время работы мы разговорились и мое нестандартное поведение в пьяном виде, о чем я уже упоминал, вызвало подозрение императора, не французский ли я жирондист или, того хуже, якобинец. Так назывались в конце XVIII века, во время, когда происходили описываемые мной события, политические группировки, бывшие у власти в Париже во время Великой французской революции. Павел так боялся проникновения революционных идей в Россию, что запретил ношение круглых шляп, как символа французской революции, что уж говорить про сами партии.
Заподозрив во мне лазутчика, царь приказал дежурным гвардейцам отвести меня в арестантское помещение. На мое счастье, одним из двух караульных оказался мой приятель и собутыльник унтер-офицер Преображенского полка Афанасьев, который и помог мне бежать.
Однако не успел я "вдохнуть воздух свободы", как меня опоили в трактире какой-то наркотической дрянью, подмешанную в водку, и в бессознательном состоянии бросили в Петропавловку. Инициатором этого ареста был старичок Сил Силыч, к которому я нынче и попал "в гости".
Моего самого слабого места - отсутствия законного права жить в 1799 году, он к счастью не нащупал, начал брать на пушку и раскручивать по схеме хороший - плохой следователь. Его напарник пугал меня криками, угрозами и звериного вида палачом в красной рубахе, а старичок жалел и рассказывал, как дружил с моим "батюшкой", скромным советским инженером, (если говорить все как есть на самом деле), и держал меня в младенчестве на коленях.
Я в свою очередь изображал из себя провинциального лоха, сиречь - недоросля, и в первой партии переиграл старого лиса. Второй тайм приходилось играть сейчас, но в совсем другой форме. Тогда же мне почти чудом удалось вывернуться из цепких ручонок хваткого старикашки.
Соседом по каземату у меня оказался совершенно необыкновенный человек, в котором я заподозрил, по меньшей мере, инопланетянина. Не знаю, за что его держали под арестом, он не только не рассказывал мне о своих делах, но не назвал даже своего имени. "Инопланетянин", или "алхимик", как я его прозвал, каким-то образом сумел раздобыть напильник и спилил наши ножные и ручные кандалы. Потому, когда его попытался забить до смерти караульный наряд, мы оказались со свободными рукам, разделались с охраной, похитили их одежду и бежали на свободу.
Глава вторая
Хлопнула дверь. Я мгновенно проснулся. В коморку ввалился тот самый опереточный палач, которого я встречал в пыточной камере Тайной канцелярии. Только теперь одет он был не в красную рубаху и маску, а в обыденное мещанское платье. От перемены одежды "палач" не только не проиграл, а, пожалуй, даже выиграл. Такую образину не скоро забудешь. У него было плоское лицо, равнодушное и тупое, пористый, толстый нос, отвисшая нижняя губа и абсолютно бессмысленные глаза. За "палачом" в комнату втиснулся Сил Силыч.
Я вскочил с лавки и вытаращил на них заспанные глаза.
- Ну, что, басурман, - ласковым голосом обратился ко мне надворный советник, - вспомнил русский язык?
- Урус карош понимай! - заверил я его, низко кланяясь.
- Ну, коли понимаешь, расскажи про своего барина.
- Хозяин - барин, корош, якши.
- Значит, не хочешь говорить, - грустно промолвил старик. - Что же, это твое дело. Бери его, Микулушка, да попытай по-свойски, а будет молчать, кончи и пусти в речке поплавать…
У меня на душе сделалось муторно. Возможно, Сил Силыч и блефовал, но "Микулушка" вряд ли будет разбираться с тонкостями психологической игры. Тем не менее, я продолжал льстиво улыбаться и кланяться.
Палач протянул свою лапищу и взял меня за плечо.
- Если будет что интересное говорить, кликни, - напутствовал подчиненного следователь.
Еще во время встреч в крепости этот мастодонт казался мне мужчиной весьма внушительным, но теперь, когда я сделался на полметра меньше, Микулушка возвышался надо мной, как Голиаф над Давидом.
- Пошли, что ли, малый, - сказал ровным голосом палач и безо всякого усилия потащил меня за собой. Пройдя в противоположный от моей каморки конец коридора, мы попали в большую комнату, освещенную свечами.
Я хотел осмотреться, но не успел. Микулушка от порога толкнул меня к стене. Я перелетел через всю комнату, и уже чувствуя, что врежусь в бревенчатую стену, вдруг на уровне инстинкта с кошачьей ловкостью вывернулся и удержался на ногах. Никогда раньше у меня не было таких гибких, упругих мускулов и подобной ловкости. Наверное, мозг еще не привык контролировать новое тело, не знал даже его способностей, оно само действовало так, как нужно.
Пока я совершал гимнастические подвиги, палач запер дверь на засов. Потом он повернулся ко мне и начал бубнить:
- Ну, чо, малый, ты, того, осердил их благородие. Нехорошо. Их благородие попытать тебя велели. Нам беспокойства нет, а тебе не лестно. Дело привычное. Ты, малый, скажи, чего они там хочут, а я тебя "чик", ты и не заметишь…
Произнеся такую длинную, содержательную тираду, Микулушка замолчал и заскучал. Лицо у него стало совершенно бессмысленным. Он уставился на меня невидящим взглядом и терпеливо ждал, когда я вникну в его увещевания и расскажу все, что потребно старичку. Скорее всего, садистом он не был, на это у него не хватало эмоциональности. Просто, как говорят в таких случаях в боевиках американские антигерои: "ничего личного, я выполняю свою работу". Уже по тому, как он неохотно разговаривал, было понятно, что возиться со мной ему попросту лень.
Мне стало тоскливо. Рядом с этой горой мышц я чувствовал себя совершенно беспомощным. Скорее всего, посидев для проформы в комнате с полчаса, он свернет мне шею и отправится докладывать шефу, что ничего от меня не смог добиться. Даже если я начну играть с ним в кошки-мышки, долго продержаться не смогу. Любая моя ошибка, как у сапера, будет первой и последней.
Между тем Микулушка, вздыхая, как умирающая лошадь, тяжело поднялся с лавки, вышел на середину комнаты и, наклонившись, открыл люк в полу.
- Не хочешь, малый, по-хорошему, будет по-плохому, - опять забормотал он.
Я сдвинулся вперед и заглянул в отверзшуюся преисподнюю. Однако ничего кроме ступеней, уходящих в темноту, не разглядел.
- Давай, малый, спускайся, - продолжал монотонно говорить палач, даже не глядя на меня.
Я подошел к люку. Мастодонт протянул лапищу, собираясь схватить меня. Мне это никак не светило - сбросит вниз, окажусь со сломанными конечностями. Я качнулся в сторону и легко от него увернулся. Он удивленно посмотрел на свою ладонь и близоруко прищурился, что я тут же про себя отметил. Похоже, что у него были проблемы со зрением.
- Это ты, малый, нехорошо делаешь, не по совести. Все одно тебе скоро конец, коли их благородие приказали. А как меня осердишь, я тебе большую пытку учиню, так что помрешь во грехе, - опять укоризненно заговорил он. - Тебе не лестно, а мне хлопотно.
Резоны у Микулушки были убедительные, однако полететь в подвал со свернутой шеей у меня желания не было, и я продолжал уворачиваться от его неуклюжих попыток меня поймать. В самый разгар наших игрищ в дверь постучали.
- И кого нелегкая несет? - посетовал палач и громко спросил: - Кто там?
- Это я, открой, - ответил Сил Силыч.
Микулушка бросился отодвигать засов. Надворный советник в комнату не вошел, а принялся инструктировать помощника в коридоре. Я подошел ближе к приоткрытой двери и слышал весь разговор:
- Ты, Микула, с мальцом не манкируй, ты его хорошо попытай. Я зайду, проверю. А то у тебя в последнее время все больно быстро помирать стали. Поди, лень работать, так ты их зря давишь!
- Так я тут ни при чем, ваше высокородие, они сами мрут.
- Ты у меня поговоришь, долдон, совсем обленился! Я за такую работу не похвалю! Ты мне с басурмана кожу сыми, да так, чтобы живым остался. Мы его посыплем сольцой, он и чего не знает, расскажет. Так что ты, Микулушка, старайся, и я тебя не оставлю.
Дав указания, Сил Силыч удалился. Палач вернулся в комнату и вновь запер дверь.