Иван ушел, а я, пока не принесли еду, успел умыться и почистил зубы. Зубная паста у меня давно кончилась, теперь я пользовался толченым мелом. Черный зубной порошок, состоящий из древесного угля и толченых устричных раковин, который был здесь в ходу, мне не нравился. Наконец кухонный мальчик принес завтрак. В доме оброчного крепостного крестьянина Котомкина, державшего в уездном городе Троицке портняжную мастерскую, дворянских разносолов не готовили, но кормили вкусно и сытно. Несмотря на похмелье, я с удовольствием съел кусок теплого пирога с рыбой, пирожки с капустой и картофелем (день был постный - потому скоромного не подавали), и запил всё это кислым клюквенным киселем. На еду у меня ушло минут пятнадцать и еще осталось время выкурить последнюю трубку. В Троицке, маленьком заштатном городке, всё было рядом, в том числе место за городской околицей, где происходили редкие в провинциальной жизни поединки. Мне уже однажды пришлось драться на дуэли с подосланными бретерами, так что просчитать, сколько требуется времени на дорогу, случай был. Неспешным шагом, через огороды и пустырь, идти нужно было минут пятнадцать. Мы с Иваном вышли без двадцати восемь и немного раньше времени подошли к условленному месту.
Противники, Чириков и его секундант небольшого роста помещик с большими носом и усами, были уже на месте и стояли к нам спиной, глядя на дорогу. Мой же секундант, поручик лейб-гвардии егерского полка Антон Иванович Крылов нервно прогуливался по поляне и, увидев нас, удивился:
- Вы почему без экипажа?
- Зачем он, я рядом живу.
- А если тебя ранят?
- Если да кабы, - небрежно ответил я.
Антон Иванович, тоже с похмелья, был мрачно настроен и шутливого тона не поддержал.
- Если этот ферт тебя убьет, я его сам вызову, - сообщил он. - Не нравится мне ваша дуэль, ты всё-таки штафирка, а Чириков хоть и пехотный, но боевой офицер.
Назвать "фертом" крупного с суровым лицом отставного полковника было большой натяжкой.
- Господин, как там тебя, - пробормотал поручик, забыв фамилию секунданта. - Господин секундант, пора начинать!
Противники оглянулись в нашу сторону, и лица их вытянулись: видимо, не ожидали такого неуважительного к себе отношения - когда участник дуэли буднично пришел на поединок пешком. У Чирикова под глазом был фонарь и разбиты губы. Смотрел он форменным зверем и не потрудился ответить на мой легкий поклон.
Антон Иванович сошелся с секундантом посередине поляны, и они начали обговаривать детали поединка. Мы с Иваном стояли на своей стороне и обсуждали Чирикова.
- Кажись тот самый и есть, из 11 Псковского, только мордой и постарел, бакенбард отпустил. Ишь как смотрит-то зверем, сожрать готов. Бей его, ваше благородие, не сомневайся, его даже Суворов-Рымнинский за зверства над солдатами и пленными турками корил. Пустой человек.
- Чего это они тянут? - спросил я, наблюдая за оживленным разговором секундантов.
- Мало ли чего, - ответил на мой риторический вопрос солдат, - Антону Иванычу след твой интерес блюсти, ты всё-таки его потомок!
- Пойди, послушай, о чем они там спорят, - попросил я.
- Это можно, - согласился Иван и подошел к секундантам.
Чириков, между тем, попугав меня горящим взором, отвернулся и рассматривал старинный острог, где я, столкнувшись с сектой сатанистов, чуть не погиб и, кстати, спас беглого солдата Ивана, который теперь для конспирации изображал моего слугу.
Послушав разговор секундантов, солдат вернулся ко мне:
- Батальонный не хочет сюртук снимать, а наше их благородие одетым драться не допускает. Секундат ихний говорит, что полковник свежести боятся, а какая нынче свежесть - теплынь!
- Какая разница, - удивился я, - пусть в сюртуке стреляется.
- Видать, есть разница. Может, он под него панцирь надел! Скверный человек батальонный, может и на военную хитрость пойти.
- Разве на дуэли такое возможно? - поразился я. - Он же честь потеряет!
- Можно потерять то, что есть, а чего нет, не потеряешь, - сделал неожиданный для меня философский вывод солдат.
- Это понятно, но если такое узнают, он сделается изгоем, его ни в один приличный дом не пустят.
Иван хотел что-то ответить, но не успел. Секунданты окончили переговоры и разошлись.
- Сюртук Чириков не хочет снимать, - возмущенно сообщил Антон Иванович, - зябко ему, видите ли!
- Думаешь, панцирь надел?
- Не знаю, что он там надел, но со вчерашнего вечера почему-то потолстеть изволил.
- А какие условия дуэли? Я вчера был немного того, не в себе, не запомнил, - спросил я.
- С десяти шагов от барьера. Я бы с таким выродком через платок стрелялся! Ладно, пойду, они, кажется, до чего-то договорились.
Секунданты вновь сошлись, но в этот раз разговор был краток.
Антон Иванович вернулся, обескуражено качая головой:
- Господин Чириков признает, что вчера погорячился и согласен принести тебе свои извинения! Что ты на это скажешь?
- Что значит, погорячился? - удивился я. - Он назвал меня лжецом!
- А ты набил ему морду, - усмехнулся поручик. - Будешь принимать извинения? Если не захочешь стреляться, то я сам его вызову! Не нравится мне этот детоубийца!
- Конечно, буду, из-за этой дурацкой дуэли мы сегодня не уехали! Да и девочку жалко, он ее непременно изведет.
- Вот и ладно, а то моду взяли с битой мордой извинения просить! Хотя, чего с него взять, коли чести нет - пехота!
Антон Иванович вновь подошел к секунданту Чирикова, и они опять принялись о чем-то спорить. Наконец дело сдвинулось с мертвой точки. Поручик воткнул в землю палаш и начал мерить шаги. Чириков по-прежнему не поворачивался в нашу сторону и делал вид, что внимательно рассматривает бревенчатый замок.
- Оробел, видать, батальонный, - удовлетворенно заметил Иван, - под пулей стоять это тебе не солдатам рыла чистить!
Отсчитав десять шагов, секунданты воткнули в землю вторую саблю. Потом начали мерить равные расстояния от начала схождения до барьеров. Когда приготовления были окончены, осмотрели оружие. Каждый участник должен был стрелять из собственного пистолета.
- Господа, - нарочито громко сказал Антон Иванович, - снимите верхнее платье, и прошу занять свои места!
Я быстро снял сюртук, передал его Ивану и отправился на исходную позицию. Несмотря на уверенность в своих силах, внутри было как-то зыбко, и холодело под ложечкой. Возможно, не от робости, а с похмелья.
Противник, наконец, оторвавшись от созерцания окрестных красот, начал стягивать с себя просторный сюртук. По ним у него оказалась не рубаха, а жилет странного покроя.
- Жилет тоже снимать! - крикнул с нашей стороны поручик.
Секундант противника, как мне показалось, хотел возразить, но, внимательно посмотрев на утепленного дуэлянта, опустил голову и сказал тому что-то краткое и резкое.
Чириков пожал плечами и начал неловко снимать и этот элемент одежды. Мы внимательно наблюдали, как он неспешно расстегивает пуговицы и стаскивает с плеч странное одеяние. Жилет мялся и стоял колом, напоминая женский корсет, похоже было на то, что хитроумный душегуб пришел на поединок в самодельном бронежилете - вшил между двумя слоями материи металлические пластины.
Секундант Чирикова, которому вблизи было хорошо видно, как утеплился зябкий дуэлянт, выглядел смущенным и рассерженным. Видимо, ухищрения отставного полковника были и для него полной неожиданностью.
Наконец наши секунданты сошлись в стороне от траектории выстрелов и обменялись несколькими репликами. Носатый арбитр громко сказал:
- Господа, готовьтесь, по команде начинайте сходиться!
Я опустил оружие стволом вниз и расслабил руку. Пистолет у меня был надежный и хорошо пристрелянный, так что попасть в цель с десяти шагов было не проблема. Главное, чтобы раньше не попали в меня. Антон Иванович вытащил из кармана платок и поднял вверх руку:
- Раз! Два! - начал считать он и остановился. - Это еще что такое!
Все оглянулись в сторону дороги, откуда послышался стук копыт. К нам приближался нежданный гость - уездный начальник, надворный советник Киселев.
- Господа, немедленно прекратите! - закричал сердитым голосом старик, останавливая лошадь и сползая с седла на землю. - Стыдно, Алексей Григорьевич и Петр Петрович, вы это что такое надумали! Вы что, забыли манифест 1787 года, яко ослушники законов!
- Александр Васильевич, о каких нарушениях закона вы говорите? - удивился секундант Чирикова. - У нас здесь загородная прогулка.
- Вы, господа, за такую прогулку, "яко нарушители мира и спокойствия" и подвергнетесь лишению всех прав и ссылке в Сибирь на вечное житье. А коли поубиваете друг друга, то вызвавший нанесения раны, увечья или убийство, будет судим как за умышленное причинение этих последствий. Немедленно подайте друг другу руки и поехали ко мне пить мировую! Мне нынче поутру прекрасную водку привезли, потому я к вашему ристалищу задержался, чуть смертоубийство не допустил! Стыдно по пустяшным ссорам стреляться!
- Извините, Александр Васильевич, - сказал я, не отвечая на улыбку Киселева. - Ссора у нас не пустяшная. Если хотите дело миром кончить, то арестуйте господина Чирикова за попытку убийства падчерицы, в чем свидетели мы с моим камердинером. А не хотите с судом возиться, не мешайте нам рассудить дело по божьему промыслу.
- Какой падчерицы? - удивился Киселев. - Той, что с гусаром убежала?
- Это господин Чириков объявил, что она убежала, а сам отдал ее управляющему имением Завидово Вошину, чтобы тот ее убил.
- Бог с тобой, Алеша, что это ты такое говоришь! Петр Петрович, неужто это правда?!