- Во-первых, нужны специалисты по пантомимике. В Ленинграде такие есть, но мало, а тут сразу двадцать объектов, и всех надо проанализировать, прежде чем разрабатывать вербовочные подходы. Во-вторых, нужны свежие "ласточки" из тех, кто пока не на картотеке у противника. Штук шесть. И пара "воронов" поопытнее. Эти непосредственно для вербовки консульских, есть там одна кандидатка.
- Будут, - твердо сказал Андропов, - и "ласточки" прилетят, и "вороны". Константинова из Парижа как раз отозвали. Пусть дома пока поработает. Он, говорят, в морской форме для женщин неотразим. Борис, у тебя какие мысли?
- Что спрашивать-то у "Сенатора" будем?
Андропов с легкой улыбкой посмотрел в окно:
- Есть у меня один вопрос. Его и задам.
Глава 12
Суббота, 21 января 1978, день
Ленинград, Красноармейская ул.
- Ну, не буду мешать, - завершила свое краткое сообщение Тыблоко. Она даже не пыталась скрыть ехидную улыбку. - Дерзайте. Хуже, чем было, вы агитбригаду все равно не сделаете.
Дверь за ней прикрылась, и я остался наедине с недоумевающим классом. Почти наедине - у самого выхода притулилась на стуле, пытаясь стать невидимкой, классная, да по центру сидела отрабатывающая свою роль "завуч по внеклассной" и рыжая Мэри при ней.
Я вспрыгнул на сцену.
Из актового зала на меня с молчаливым скепсисом смотрели перекормленные топорной пропагандой дети.
Что им сказать? Как расшевелить?
Я громко хлопнул в ладоши.
- Мы начинаем, - произнес самым будничным тоном и сел, скрестив ноги, прямо на пол. - Попробуем сегодня разобраться в одном вопросе. Важном вопросе. Алена, прошу.
На сцену по ступенькам неторопливо поднялась наша солистка - единственный человек, с которым я поделился своим замыслом. Я вжал тугую клавишу, и из динамика полилась знакомая мелодия.
- Бессаме, бессаме мучо... - легко полетел по залу хрустальный девичий голос, и на задних рядах кто-то негромко захихикал.
Я мысленно поморщился - будет нелегко.
Отзвучали - прекрасно отзвучали, два куплета. Я вдавил "стоп" и встал, глядя поверх голов, куда-то далеко за белый мрамор с фамилиями.
- Сороковой год, - уронил негромко и задумчиво, - еще в целом мир, но над Землей уже встают коричневые тени. Где-то на далеких границах загораются первые пожарища. В воздухе витают предощущения большой, кровавой войны. Тогда и родилась эта песня-предчувствие, песня-проводы. Бессаме мучо - значит "целуй меня крепче". Почему она просит об этом? - я сделал небольшую паузу, а потом, возвысив голос, продолжил. - Да потому, что эти проводы для миллионов станут проводами навсегда, и вкус последнего поцелуя - это, порой, все, что останется у женщины от ушедшего мужчины.
- Сороковой год, - повторил я мрачно и прогулялся вдоль авансцены. - Очень скоро и на русском языке зазвучит песня-прощание. Нет, там другие слова и другая мелодия, но наши дедушки и бабушки пели о том же. Послушаем?
Я наклонился и снял вертушку со стопа.
- Темная ночь, - с шипением и шелестом поплыло из динамика, - только пули свистят по степи...
Зацепит? Нет?
Вслушиваются ли, быть может - впервые в жизни, в эту песню?
Я стоял, страшась встретиться взглядами с одноклассниками.
- ... как я хочу к ним прижаться теперь гу-ба-ми, - прикрыв глаза, я тихо-тихо наложил свою молитву на голос Бернеса и опять нажал кнопку.
Встал лицом к тишине зала.
- А мужчины... Почему они уходят? Да потому, что бывают такие моменты, когда мужчины, если они, конечно, мужчины, должны браться за оружие. Потому что им есть что защищать и есть кого защищать, - я зло усмехнулся и впервые позволил себе посмотреть в глаза сидящих. - Помните, мы ездили на Пулковские высоты перед девятым мая? Ара, ты запомнил, когда мы становимся мужчинами? - Я покивал своим мыслям, а потом жестко отчеканил: - Да, именно тогда - когда находим, что будем защищать.
Слушают! Никто не ухмыляется глумливо, не глядит безучастно в пол. Да, еще не готовы верить, но уже слушают.
- Что мы готовы защищать? Кого? Кто наши герои? Поговорим сегодня об этом. Ведь нам есть что сказать?
Я медленно поднял руки и опять громко хлопнул.
Сел, свесив ноги, на край сцены, глядя в глаза напротив. Много-много серьезных глаз напротив.
- Вот как-то так, ребята... Между хлопками было начало нашего выступления, - я посмотрел на часы, - первые пять минут. Остальные двадцать пять мы должны сделать вместе. Не надо ждать, пока кто-то вложит нам чужие слова на язык. Мы должны говорить сами.
В третьем ряду кто-то отчетливо хмыкнул.
Я спрыгнул вниз и неторопливо, демонстрируя так недостающую мне уверенность, прошелся по проходу.
- Сема, - вздернул бровь, - тебе что, действительно нечего сказать? У тебя нет своего героя?
В его глазах что-то мелькнуло.
- Кто? - навис я над ним, - говори.
- Хара, - словно через силу вытолкнул он.
- Отлично, - кивнул я, принимая, - будешь Виктором. Как раз и типаж похож. Встань, Хара.
Вытащил его в проход и обошел по кругу, оценивающе разглядывая. Он смотрел на меня как на пришельца.
Остановился напротив и, глядя глаза в глаза, ткнул пальцем в грудь:
- Ты - Виктор Хара. От других людей ты отличаешься тем, что твои пальцы порой живут своей жизнью, и тогда они извлекают музыку из ветра, девичьих теней и звездного света. И вот палач хунты отрубает тебе кисти.
Я отступил на шаг и помолчал. В зале висела мертвая тишина. Меня не только слушали - меня разглядывали.
- И ты, Виктор, должен выдохнуть ему в лицо свое сокровенное - "и выбор прост - свобода или смерть". Иначе - все зря. Все! Ты понял?
Побледневший Сема заторможено кивнул.
- Запомни, что ты чувствуешь. Запомни, как вызвать это чувство. Это твой якорь. Когда перед тобой встанет серьезный выбор - вспоминай о нем.
Я прошелся взад-вперед, в возбуждении постукивая кулаком по ладони.
- Вот так мы, ребята, и будем делать наше выступление: собирать, как картину из мозаики, по фрагменту. Сначала ищем живые, еще не истоптанные символы, на которые реагируют наши сердца. А уж в каком порядке их уложить и чем соединить - это дело техники. Паша? - наставил на него пальцы пистолетом.
- Сталинград, - выскочило из него, - Брест, Севастополь...
- Хорошо... "Я убит подо Ржевом", - и тут я споткнулся, вспомнив. Посмотрел поверх его вихров и сказал глуховато, - хотя, нет. Для тебя лучше пойдет "мне кажется порою, что солдаты...". А форму бойца РККА на тебя мы найдем. Только тебе придется подстричься покороче. Ребята, ни у кого на даче "Максим" не завалялся?
Этой немудреной шуткой удалось вызвать первые улыбки. Оно и верно, на одном пафосе далеко не уедешь.
- А предварим это девичьим хором. Девоньки, вытянете один куплет из "ах война, что ты подлая сделала"?
- Вытянут, - Алена по-хозяйски уверенно посмотрела на подруг, - только ты зря от "я убит подо Ржевом" отказываешься. Как раз перекличка получится: наш первый куплет заканчивается "постарайтесь вернуться назад". И тут вы в ответ...
Кто-то из девчонок тихонько ойкнул:
- А может не надо?
"Ирка, точно Ирка по голосу", - узнал я.
- Надо, - решил, подумав, - но без Паштета. Он потом прочитает Гамзатова. И от той войны плавно перейдем к сегодняшним реалиям, к антиимпериалистической борьбе. Давайте - оглянулся я, - давайте, на что еще мы реагируем? Какие слова нас волнуют? Люди, события? Из относительно недавнего, за пару последних десятилетий? Фактически - за нашу жизнь? Ну?!
- Сандино! - выкрикнул Ара и торопливо поправился, - сандинисты!
- Залив свиней, - прилетело со спины.
- Монкада! Сьерра-Маэстра!
- Hasta siempre*, - отреагировал я, довольно улыбаясь. Сработало! Включились! - Куплет споем на испанском, до "команданте Че Гевара", потом куплет на русском. Так, - пощелкал, довольный, пальцами. - Чили есть, Куба, Никарагуа есть...
* https://www.youtube.com/watch?v=jppkff5mk34
- Вьетнам, - негромко подсказала Яся.
- Вьетнам, Вьетнам, - забормотал я, перебирая в уме песни, - О! - увидел рыжий костер посреди зала. Американка сидела на самом краешке стула, вся подавшись вперед. - Мэри, вы что пели в шестьдесят восьмом?
Она дернулась, словно ее неожиданно ожгли хлыстом.
- I declare... - начала хрипло. Потом прокашлялась и напела уже нормальным голосом, - I declare war is over.
- Слова помните? Напишете?
Она медленно кивнула.
- Спасибо, - улыбнулся я ей с благодарностью и повернулся к своим. Оглядел их по кругу и произнес с укоризной, - ну что ж вы так, ребята? Никто на вьетнамца не тянет даже в гриме.
Тут меня еще раз осенило.
- О! - я прищелкнул восторженно пальцами, - как все удачно складывается-то!
Кузя, сквозь которую я смотрел в этот момент остановившимся взглядом, боязливо отпрянула.
- Вьетнамка на мне, - объявил я решительно, - усилимся Мелкой. Ну... Томкой из восьмого, отлично подойдет.
"Заодно отвлечется немного", - подумал про себя.
- Она же не из нашего класса! - вскинулась моя Тома.
- Ну и что? - пожал я недоуменно плечами, - агитбригада от комсомольской организации школы.
Спорили о программе еще минут двадцать. Не все, конечно, включились - шумела лишь треть. Еще треть заинтересовано слушала и поддакивала. Я решил, что и это - отличный результат.
Под конец постановили закончить все хоровым исполнением "Атлантов" Городницкого.
- Уф... - выдохнул я, подводя черту, - ну вот как-то так, ребята. Будем отталкиваться от этого. И все продолжаем дома думать. Да это и вообще полезно.