Заглянул в коробку, выбирая следующее украшение. Взять трехцветный светофор или избушку с белым напылением на крыше? Или шар-фонарик с круглой впадиной?
- Эй, - удивился, повернувшись, - вместе их вешай.
Кузя отрицательно помотала головой.
- Это же пара подобралась! - настаивал я.
Она упрямо присобачила принца на противоположной от красавицы ветке.
- Вот, - отошла и посмотрела на дело рук своих. - Теперь можно гадать, встретится ей принц или нет. И, если встретится, то где. Как посмотрит, что скажет... Как за ней побежит...
- Ну, могла бы на новый год и подсобить людям, - пробурчал я и протянул ее следующую игрушку.
- Нет, нет, нет... Пусть сами, по-настоящему, как в жизни. А в жизни, знаешь ли, принцев рядом не бывает.
- Проверяла? - насмешливо уточнил я.
- Да, прячутся, мерзавцы. Маскируются, - и она искоса мазнула по мне взглядом.
- А чего тебя все на принцев тянет? - уточнил я, роясь в ящике.
- Это разве ненормально? - искренне удивилась она.
- Среди пролетариев, говорят, очень приличные мужчины встречаются.
Она громко, от души, засмеялась.
- Юморист ты, Дюша, - сказала, отвеселившись.
- А что? - не отступался я, - на заводе высококлассный рабочий не хуже профессора получает.
- Не в деньгах счастье, - поразила она меня, а потом взглянула снисходительно, - ты как ребенок. Где-то уже совсем как взрослый, даже удивляешь, а где-то... А, давай следующую.
- Нет, объясняй, - я вложил ей в ладонь золотистые колокольчики.
Она потрясла ими, звук был тусклый.
- Деньги, конечно, должны быть, - пояснила она деловито, - но этого недостаточно. Их еще надо иметь возможность потратить. Да и не все деньгами можно купить.
- Понятно, - протянул я разочарованно. Стеклянные трубочки бус тонко звенели у меня в руках. - материалистка. Держи.
Странно, но она не обиделась, не взвилась, не закричала, лишь пожала плечиками. Дальше мы работали молча, думая каждый о своем, и скоро в ящике показалось дно.
- Хватит, - сказала она, заглянув в него, - остальное будет лишним. Вот, еще вот эти три повешу, и все. А ты за вату берись.
И я стал послушно раскидывать на ветки лоскутки. Очень медитативное занятие.
- А, знаешь, мы до школы в гарнизоне жили, - неожиданно в полголоса сказала Кузя, мечтательно уставившись на елку, - я каждый новый год верила папе, что ракеты после курантов пускают в мою честь. Махала в окно рукой и чувствовала себя принцессой. Папка у меня молодец был.
Я стоял, механически отщипывая кусочки ваты, и бездумно бросал их на хвою. Зла не хватало на прилипшую к моему лицу нейтральную полуулыбку - сначала я не сообразил ее стереть, а теперь было очевидно поздно.
Кузя опустила глаза, а потом присела на корточки и полезла пристраивать перламутрового крота к основанию нижней ветки.
- Знаешь, - так же негромко сказал я, глядя на нее сквозь ель, - чем хорош именно советский новый год?
- Ну, - остановилась она, - чем же?
- Всеобщим ощущением того, что всё лучшее ещё впереди, - сформулировал я.
Игрушка встала на место. Теперь крот, казалось, тревожно озирался, припрятавшись за ствол.
Кузя посмотрела на меня из-под елки взглядом подраненной газели и ответила в тон:
- Значит, я вот уже второй раз буду встречать не советский новый год, - вылезла, поправила слишком свесившиеся бусы и севшим голосом подвела итог, - такой вот праздник и такая вот сказка.
Я дернулся, ведомый противоречивыми порывами. Нет, умом-то я понимал, что собираюсь сделать глупость, но успокоил себя, мысленно шепнув: "Решай сердцем".
Кузя принялась отряхиваться, старательно не глядя на меня.
- Встань сюда, - приказал я ворчливо, указывая на свободный участок пола под люстрой.
- Ты чего? - она взглянула на меня почти испуганно.
Я молча достал из кармана скрученный портняжный метр и, взяв за кончик, напоказ распустил. Пошел, обходя девушку по кругу, придирчиво рассматривая с ног до головы. Да, на нее почти все отлично сядет, но надо выбрать что-то одно, ударное. В голове замелькали варианты один соблазнительнее другого. На такую фигурку шить, право - сплошное удовольствие.
Кузя поворачивала голову, провожая меня взглядом, и недоверие в нем сменялось разгорающейся надеждой. Когда я зашел за спину, она опустила лицо вниз и неожиданно громко шмыгнула носом, но тут же прерывисто втянула воздух и вскинула лицо вверх. Я вышел с другого бока: ее глаза блестели сильней обычного, но она смотрела на меня с вызовом, словно боясь насмешки над секундной слабостью.
- Мы будем строить корабли. Большие, серые корабли, - сказал я веско.
- Чего? - поразилась она, распахнув глазища на пол-лица.
- Давай уж корму замерим... - ухмыльнулся я.
- С-с-соколов!
- Да-да... И торпедные аппараты...
Ноздри у нее начали гневливо раздуваться, но в глазах заискрился долгожданный смех.
Сначала в меня полетела растрепанная упаковка ваты. Потом схваченный с чьего-то стола тяжелый угольник. Потом ей под руку попалась увесистая, словно биллиардный кий, указка, и я счел за благо осуществить тактическое отступление за диван.
- Удушу, зараза мелкая! - с азартом вскричала Кузя и полезла через него, неумело обозначая фехтовальные движения.
- Я уже крупная зараза, - хрюкнул я, пытаясь укрыться за спинкой.
- Да все равно! Скотина! Все ж нервы вымотал! - она орудовала указкой, словно это кочерга, а ей надо вытащить залетевший под диван тапок.
Я изловчился и перехватил указку, а затем дернул на себя. Это возымело неожиданный эффект - вместо того, чтобы выпустить деревяшку, Кузя вцепилась в нее обоими руками, а затем начала заваливаться на меня вместе с переворачивающимся диваном.
- Ох... - выдохнул я, когда ее колено чувствительно воткнулось мне в живот, - какая ж ты неласковая...
- Ох... - вторил мне от двери Зиночкин голос, - а у вас тут сказка в самом разгаре, как посмотрю. Аж душа поет.
- Ох... - Кузя поднялась с меня, одернула юбку, и повторила когда-то данное обещание, - ты у меня взрыднешь, Соколов.
Глаза ее сияли.
Вторник, 27 декабря 1977, вечер
Москва, Кремль, объект "Высота"
Кабинет был огромный, под триста метров. Четыре высоких окна смотрели с последнего этажа Сената на Арсенал и, поверх его крыши, на самую высокую в Кремле рубиновую звезду Троицкой башни. Посередине, в простенке между окнами - портрет Маркса, напротив, на длинной светлой стене - Энгельса и Ленина. Мебель, окна - все из светлого ореха, лишь пол дубовый. Длинный стол для совещаний со знаменитыми на всю страну часами в форме штурвала. В самом углу еще один небольшой рабочий стол.
Но хозяин кабинета предпочел сесть за маленький кофейный столик, что стоял под портретом Ильича. Компанию ему составили два старика, похожие, как братья - сухие, жилистые, с костистых лиц смотрят одинаково светлые глаза, а в речи неуловимо скользит прибалтийский акцент. Только и разница, что один из них лыс, и глаза его глядят холодно и оценивающе, словно выискивая цель, и даже Генеральному от этого бывает неуютно; по лицу же второго, что с залысинами, скользит робкая, будто неуверенная улыбка, а глаза все время норовят застенчиво посмотреть вбок.
- Ну хватит уже, Арвид Янович, - буркнул ему Брежнев, - возвращайтесь.
- Что? - встрепенулся Пельше, а потом робко улыбнулся, - а, сейчас...
Он помял ладонями лицо, словно пластилин.
- Проклятье, пристает, потом и не отодрать... Самое страшное, что внутрь передается, - пожаловался он, - я себя таким и чувствовать начинаю - слабым и неуверенным. Яну хорошо, маскироваться не надо.
Пельше от лица отвел руки и чуть погримасничал:
- Ну вот, другое дело, - он улыбнулся по-волчьи, и даже голос его окреп, а в глазах вдруг проявились светло-голубые льдинки.
- Конспираторы хреновы, - добродушно усмехнулся Брежнев. - Ладно, товарищи, давайте к делу. Что у нас происходит по "объекту четырнадцать"?
- Леонид Ильич, - начал докладывать Пельше, - нам известно, что объект проявляет систематическую активность, однако поиски его пока ни к чему не привели. Более того, насколько нам видно и слышно, нет и перспективных направлений. Надежды только на ошибку объекта. Юрий Владимирович бросил на операцию значительные силы, но традиционные методы результата не дают. Определенную активность проявляет и МВД, однако у них и возможности не те, да и исходной информации намного меньше.
- Ищут пожарные, ищет милиция, ищут фотографы нашей столицы, - подвел черту Ян.
- Кто у Юры работает по объекту? - уточнил Брежнев.
- Борис Иванов, возможно, с привлечением Питовранова, - отозвался Пельше.
- Угум-с, - сказал Леонид Ильич и прикрыл глаза, о чем-то задумавшись. Потом приоткрыл один и неожиданно остро глянул на Яна. - Ты только не вздумай с моим Боренькой что-то учудить.
- С ним учудишь... - махнул тот рукой, - он сам кого хочешь учудит. Вон, как генерала этого из ПГУ по весне...
- Вот и не трогай. Он мне нужен. Ладно... Давайте, Арвид Янович, к основному.
Пельше понятливо кивнул: