* * *
19 декабря Гешу и Капотова направили в Москву, на завод "Красный пролетарий" – сдать свои танки в ремонт.
Репнин не узнавал столицу. Той златоглавой, что была ему памятна, еще не было.
Москва жила и работала как прифронтовой город – забаррикадированные улицы безлюдны, окна, крест-накрест заклеенные полосками бумаги, затемнены, стены зданий и заводских корпусов раскрашены для маскировки – с высоты полета бомбардировщика ни за что не догадаешься, что внизу цеха.
Висели пухлые аэростаты воздушного заграждения, на крышах торчали, задирая в небо стволы, зенитки и спаренные пулеметы.
В цеху № 5 завода "Красный пролетарий" Капотова узнавали – старший сержант уже трижды перегонял сюда битые танки.
Геннадий только головой покачал – в тылу было голодно и холодно. Работяги трудились на износ, а пайки им выдавали такие, что жалость брала. На передовой кормежка была куда лучше и обильней. Правда, там стреляли…
Цех полнился грохотом и лязгом, по танкам, выстроенным в ряд, ползали рабочие, с усилием тягая "заплатки", вырубленные из толстых листов стали. Прогудел в высоте кран – башня "тридцатьчетверки", подвешенная на цепях, проплыла над головами. Набатом разнеслись удары молота.
Оформив нужные бумаги, Репнин вернулся к Капотову. Тот как раз беседовал с пожилым бригадиром. Танкиста и рабочего легко было спутать – оба в засмальцованных ватниках и танкошлемах.
– Товарищ Лавриненко!
Репнин оглянулся, думая, какую еще закорючку он не поставил, но его догонял не хромой счетовод из заводской конторы, а справный лейтенант госбезопасности.
Торопливо подойдя к Геше, он козырнул и сказал:
– Меня послали за вами, товарищ Лавриненко!
– И куда меня?
– На завод "Серп и Молот"!
Репнин нахмурился:
– Так мы что, не туда танки привели, что ли?
– Нет-нет, тут все правильно! Я ведь не ошибся? Вы – Дмитрий Федорович, гвардии старший лейтенант?
– Он самый.
– Ну, вот! А меня посылали в штарм за вашими чертежами.
– Ах, вот оно что… Я и забыл уже! Пойдем или поедем?
– Поедем, товарищ Лавриненко!
И они поехали.
* * *
На заводе "Серп и Молот" творилось то же самое, что и на "Красном пролетарии", – шум и труд. Работали тут с каким-то ожесточением, словно подтверждая, что "из одного металла льют медаль за бой, медаль за труд".
Лейтёха из НКВД провел Репнина в отдельные мастерские, что были пониже основных цехов, зато у ворот бдела парочка сержантов с ППД .
Геша прошел в мастерские и остановился. Людей здесь было немного, и танк стоял всего один, но какой!
Корпус у него был от "Т-34М" – с торсионной подвеской, как и полагалось "нормальному" танку. К маю 41-го таких корпусов изготовили аж три штуки.
А все остальные "тридцатьчетверки" штамповали с подвеской Кристи, не слишком надежной, занимавшей много места, да еще из-за нее танк сильно раскачивался – и как стрелять на ходу, когда тебя "убаюкивают"?
Над танком серьезно поработали – большая башня стояла посередине, родимая шестигранная "гайка". Да с командирской башенкой, да с таким орудием, что закачаешься! Неужто Грабин удлинил-таки Ф-34? Так и есть. Не 85-миллиметровая, конечно, но тоже пушечка ничегё.
– Красота-то какая! – вырвалось у Геннадия. – Лепота!
За его спиной хихикнули, и он обернулся. Перед ним стоял невысокий человек в костюме и пальто, с наголо обритой головой, напомнив Репнину о недавней своей "прическе". Было ему за тридцать, скорее уж под сорок.
Бритоголовый улыбнулся и протянул руку:
– Морозов, Александр Александрович. Автор этой "красоты".
– Очень приятно. Дмитрий Федорович.
– Ну и бучу вы подняли, Дмитрий Федорович! – рассмеялся Морозов. – Весь Наркомсредмаш на ушах стоит! Ну и правильно. Думаете, мне обидно не было, когда наши "Т-34" шли на фронт с полным комплектом невылеченных "детских болезней"? Я, можно сказать, восхищаюсь вашей смелостью, Дмитрий Федорович. Высказать все в глаза самому Сталину… Смело! Иосиф Виссарионович терпеть не может несогласных. Нет, смело, смело!
Репнин покачал головой:
– Не говорите ерунды, Александр Александрович. Какая там смелость… Просто доложил Верховному главнокомандующему об отдельных недостатках…
– Все равно вы молодец. Ну, давайте, покажу, чего мы тут понаделали. Кстати, чертежи ваши я смотрел, выполнили вы их на очень хорошем уровне.
– Две ночи не доспал, – вздохнул Геша.
Морозов рассмеялся. Обойдя деревянный макет танка в натуральную величину, он приблизился к танку настоящему и похлопал его по броне.
– Дизель "В-5" мощностью 600 "лошадей" стоит поперек, – сказал конструктор. – Убрали короба пружинной подвески – и сразу столько места! Торсионную подвеску мы "заняли" у "КВ-1". Запас топлива вырос чуть ли не на двести литров – лишняя бочка! Ту коробку передач, что есть, мы менять не стали, просто добавили демультипликатор. И получилось у нас восемь скоростей "вперед" и две "назад".
– Ат-тлично! Мехвод будет рад.
– Да уж… Кстати, механик-водитель перекочевывает с левой стороны отделения управления на правую, а стрелок-радист займет место слева. Антенны тут штыревые, и поручни для десанта приварены. Ну, и башня. Штампованно-сварная. Как видите, она трехместная, с погоном 1700 миллиметров, а наверху еще и наблюдательная башенка с раскрываемыми смотровыми щелями. Здесь стоит пушка "Ф-34", только длиной 55 калибров. Грабин сейчас вовсю маракует над 85-миллиметровой пушкой. За основу он берет зенитное орудие образца 39-го года, оно способно пробить стомиллиметровую броню с тысячи метров, однако его непросто увязать с танковой башней. Но за зиму он управится обязательно – дали "зеленый" с самого верха.
– Быстро вы, однако, с танком… За месяц!
– Да уж, куда там! – фыркнул Морозов. – Наработок было полно, мы просто взяли и малость доработали модификации "А-41" и "А-43", а они годовой давности. Морщитесь? Правильно морщитесь. Сложно было – не передать словами. Военные не хотели ту "тридцатьчетверку", на которой воевали вы и ваши товарищи. Они хотели вот эту! – Он шлепнул ладонью по борту "Т-34М". – Даже Кулик за нее ратовал, но Ворошилов решил пойти на компромисс – выпускать "Т-34" с подвеской Кристи, с продольным расположением дизеля, с маленькой башней, а параллельно модернизировать то, что выпускают танковые заводы. Но ведь война же! Какая уж тут модернизация… Мой харьковский завод эвакуировали на Урал, туда же я увез и корпуса "А-43", и пять больших башен. И что? А ничего! Надо гнать то, что есть, и побольше. Печем танки, как пирожки, а война сжирает их…
– Хорошими танками подавится.
Морозов снова рассмеялся, но уже невесело. И сразу заулыбался.
– Вспомнил Грабина, – сказал он. – Ох, и радовался Василий Гаврилович! Как ребенок, право, даже в ладоши хлопал. Наконец-то, говорит, хоть кто-то поднял вопрос! Теперь бы еще 107-миллиметровое орудие на "КВ" воткнуть, и будет толк!
– Будет, – кивнул Репнин. – Если "КВ" получит надежную трансмиссию, да моторчик помощнее, хотя бы силенок в семьсот.
– Да-а… – вздохнул Морозов. – Вы только не обольщайтесь, товарищ Лавриненко, насчет этого танка. Да, мы "вылечили" некоторые "детские болезни", но все очень и очень непросто. Те же торсионы пока не слишком надежны, уж больно высокая нагрузка. А как увязать новую пушку в башне? В старую башню не впихнешь, крепление будет слабым – даст снаряд в лоб, орудие и вывалится. А новая башня… Да, она и впрямь походит на гайку, но запуск в серию – это долго, это снижение производства, что недопустимо. Но… надо!
Репнин медленно обошел бронемашину кругом. Конструктор шагал следом.
– Мы и выхлопные трубы развели в стороны, – проговорил он негромко, – чтобы струя отработанных газов не поднимала пыль, демаскируя танк. Поставили глушитель. А спереди думаем усилить лобовую плиту миллиметров до шестидесяти.
– Ну, да, – кивнул Геша, – резерв-то по массе есть. Красота…
Танк ему нравился. Репнин не ощущал какой-то своей причастности к этой машине – все те недоделки, о которых он упомянул в приложении к чертежам, были известны еще до войны. И люди военные тихо бунтовали против танка, "не доведенного до ума". Вот только политика – это такая штука, которая может позволить себе быть выше стратегий и даже экономики, а политику делают люди, обычные люди, частные интересы которых могут и не совпадать с государственными и народными.
Генеральные конструкторы, ученые, наркомы, директора заводов преследуют свои, человеческие цели: зарплаты, премии, награды, чины и звания. Они не составляют некое братство бескорыстных искателей истины, они хотят устроить свою жизнь, жизнь своей семьи и детей, и во имя этого готовы интриговать, подставлять и подсиживать. Такова жизнь.
– Товарищ Лавриненко!
Это опять был давешний лейтенант. Подбежав, он вытянулся во фрунт, хотя его звание и было выше, чем у Лавриненко-Репнина .
– Сегодня, ровно в семнадцать ноль-ноль, – торжественно провозгласил лейтенант, – вас ждут в Кремле, в Свердловском зале. Передали только что.
Репнин посмотрел на свой замызганный полушубок, на ватные штаны и бурки, испятнанные маслом и смазкой.
– Да куда ж я в этом?
– Не беспокойтесь, все устроим!
– А помыться-побриться?
– Я довезу вас до гостиницы "Москва", там есть горячая вода, мыло и все принадлежности.