Тарначка была прирожденной наездницей, недаром участвовала в набегах наравне с родичами-мужчинами, но и ей не удалось выжать из простой короякской лошадки больше, чем та могла показать. Несмотря на огромный отрыв, Дарник постепенно настиг беглянку и перекинул к себе на седло. Не смирившись с новым пленением, тарначка оказала ему такое яростное сопротивление, что Дарник, не удержавшись, вместе с ней свалился на землю. Здесь все же его сила взяла свое и, быстро скрутив руки пленницы, он сорвал с нее одежду и вознамерился вознаградить себя за неделю строгого воздержания… и не смог. Скорее изумленный этим, чем раздосадованный, он оставил тарначку в покое и стал ловить лошадей, что оказалось гораздо трудней, чем справиться с буйной женщиной. Лошадь Селезня в конце концов удалось приманить куском сухаря, найденным в кармане, а за собственным аргамаком пришлось долго скакать кругами, и лишь случай помог загнать строптивого жеребца в колючий кустарник, где тот зацепился уздечкой за колючие ветки. В наказание пленницу Дарник привязал к седлу селезневской лошади и, как была в обнаженном виде, повез догонять обоз. По дороге то и дело оглядывался на степнячку, но желания овладеть ею так и не возникло, поэтому, когда поравнялся с караваном, остановил лошадей у повозки Бортя и коротко бросил ему:
– Забирай ее себе.
Донельзя обрадованный тростенец тут же сграбастал тарначку и утащил под полог повозки. Подумав, Дарник счел себя тоже довольным – как обещал молодым старшим, что возьмут своих наложниц в бою, так и получилось.
Награду себе он получил на ближайшей дневке, когда, уединившись на повозке с товарами, стал просматривать ромейские свитки. Добрый десяток из них был посвящен военному уложению ромеев. Какие пленницы могли сравниться с этим?
6
К вечеру они достигли Гребня, столицы Сурожского княжества, цели своего путешествия. Город располагался по обоим берегам Донца, захватывая еще и небольшой остров посередине реки. Пока обозники устраивались на ночлег, Дарник отправился осматривать город. Это была настоящая крепость, построенная по всем правилам. Ров, наполненный водой, трехсаженный вал с двойным частоколом и высокими башнями, а на противоположном, более высоком правом берегу виднелся еще и каменный детинец. С левого берега на остров вел широкий деревянный мост, где свободно могли разъехаться две повозки, а на правую сторону можно было переправиться либо на пароме, либо по висячему мостику, натянутому между двумя десятисаженными башнями так, чтобы под ним свободно могли проплывать купеческие парусные ладьи.
За две векши городские стражники разрешили Дарнику пройти по этому мостику на правый берег и обратно. Его внимание привлекли деревянные срубы по всему островку, засыпанные камнями и землей. На вопрос "Зачем это?" ему объяснили, что с их помощью поверхность острова специально поднята на две сажени, чтобы в половодье ее не заливали вешние воды.
На ночь ворота Гребня наглухо закрывались, поэтому короякцы устроились на ночлег обычным своим порядком снаружи городской стены, рядом с несколькими другими купеческими караванами.
О ночной стычке Дарника с тарначами каким-то образом стало многим торговцам известно, и к ним в стан дотемна приходили любопытные, чтобы посмотреть на удальцов и узнать подробности.
Наутро чуть свет в город отправился Лопата, выяснить, что там почем. И когда Дарник проснулся, десятский огорошил его новостью: надо двигаться дальше – цены на воск и лен в Гребне слишком низкие.
Дальше, так дальше, охотно согласился Дарник. Возможность попасть к Сурожскому морю только обрадовала его. Заплатив нужную пошлину, их караван направился к паромной переправе. Широкий настил на двух долбленках мог принять лишь одну груженую повозку, и ту без лошадей, поэтому переправа всего каравана заняла весь день. Рыбья Кровь, эгоистично переложив все хлопоты на Лопату, использовал свободное время, чтобы лучше ознакомиться с южной, основной частью города.
Первым делом попал на знаменитое гребенское лошадиное торжище. Подобно тому как в Корояке все увлекались боевыми псами, в Гребне народ сходил с ума от лошадей. Скачки на скорость, скачки с преодолением препятствий, скачки упряжек собирали здесь, на правой стороне Донца, огромные толпы зрителей. В промежутках между заездами шел безостановочный лошадиный торг. Впервые увидел Дарник и младших собратьев лошадей: ослов, мулов и лошаков. Несколько раз торговцы останавливали его, чтобы он должным образом оценил продаваемый товар: лошадиные зубы, стать, размеры ног, изгиб спины, качество копыт. Мало что понимая, бежецкий отрок важно кивал головой, цокал языком, что-то одобрительно восклицал. И в конце концов поспешил прочь.
Каменный детинец вызвал у Дарника особый интерес. Каменным он был лишь наполовину. Основание стен и башни каменные, а верхний ярус стен бревенчатый. Внутрь детинца посторонних не пускали, зато снаружи смотри сколько влезет. Дарник дважды обошел вокруг детинца и сделал свои умозаключения. Верхний ярус стен, судя по выставленному из бойниц белью на просушку, служил жильем гарнизону детинца. Сосчитав количество бойниц, Дарник получил общее число в двести гридей. Наличие всего одних ворот и сплошной навесной кровли над стеной говорило только о чистой обороне крепости. То есть, сделав глухой завал у ворот, можно было сколько угодно разорять окрестности, не боясь ответной вылазки. Такой вывод сильно поразил Дарника, и он очень пожалел, что рядом с ним нет Быстряна, с кем можно было бы это обсудить.
С любопытством смотрел он и на доспехи гребенских гридей. Многие из них носили толстые стеганые кафтаны с большим стоячим воротником, закрывающим шею. Было непонятно, как они в них чувствуют себя на южном солнечном пекле, когда жарко и голому человеку. За полвекши один из гридей согласился дать Дарнику померить свой кафтан, сказав, что слой ваты так же хорошо защищает от жары, как и от холода. Действительно, надев кафтан, Дарник не почувствовал никакого неудобства, заодно подсмотрел, что на гриде под кафтаном надета еще облегающая двойная кожаная куртка. Гридь похвалился, что даже стрела из степного лука, пробив кафтан, не может пробить куртку. Рыбья Кровь спросил, где можно взять такие замечательные доспехи. Гридь отвел его к кафтанщику, который после долгого торга согласился отдать Дарнику кафтан и куртку нужного размера за пять тарначских седел.
Значительно больше, чем в Корояке, в Гребне было всевозможных калек и уродцев, которые занимались попрошайничеством или выполняли роль сидельцев у мелких торговцев. Позже один бывалый лопатовец объяснил, что это в основном ратники из северных княжеств, которые не захотели в таком жалком виде возвращаться домой. Дарник презрительно хмыкнул. Если ты слаб и немощен, уйди в лесную глушь и там умри, чтобы никому не досаждать, с юношеской безжалостностью думал он. И с каменным лицом шел мимо попрошаек, словно мимо неживых предметов.
Словом, Гребень, несмотря на всю свою живость и яркость, ему активно не понравился. Другого мнения придерживался Кривонос – на лошадином торжище ему удалось выменять на трофейные седла несколько лошадей, и тарначские повозки дальше покатили с большей легкостью.
Теперь им часто попадались хлеборобные селища, где пшеничные делянки представляли собой настоящие поля, которые здесь никто не ограждал, и лишь конные объездчики с собаками охраняли их от дикого зверья. Дарник с любопытством смотрел на эти поля, веря и не веря, что урожай с них может быть сам-десят. У них, в Бежети, хорошим считался урожай сам-три. И было крайне удивительно, как в таком богатом краю, по рассказам очевидцев, могут случаться голодные годы, ведь зерно может храниться десятилетиями, почему не делать большие хранилища, чтобы восполнять потом недород и засуху.
Иногда вдали появлялись косяки тарпанов и стада антилоп, но стоило любому конному хоть чуть-чуть к ним приблизиться, как они стремительно уносились прочь. Вот для чего степнякам нужны быстрые легкие кони, заключил без всякой зависти Рыбья Кровь – после смерти Сбыха он даже в такой охоте не видел для себя ничего привлекательного.
Однажды им повстречалось кочевье орочей, мирных скотоводов. Полтора десятка круглых войлочных кибиток не имели совсем никакой ограды. Лишь для двух сотен овец была сложена из мешков с землей невысокая загородка, а лошади и коровы на ночь просто привязывались к вбитым в землю кольям. Как подобные кочевья могли представлять угрозу для хорошо укрепленных городов, понять было невозможно. Правда, возле каждой кибитки обязательно стояла оседланная лошадь, к седлу которой были приторочены лук и колчан со стрелами. И даже десятилетние наездники имели при себе кистень против волков и пронзительные свистульки для подачи тревожных сигналов издалека. Да и мужчины, выходящие из кибиток, смотрели гордо и бесстрашно.
Но Дарник уже имел возможность убедиться, какими невзрачными эти степные молодцы являются без своих лошадей в ночной рукопашной. Поэтому если создать надежную защиту от их метких стрел, то и опасаться особо нечего. А еще лучше, если у самого его войска будут более дальние стрелы, из тех же камнеметов хотя бы. Мешками же с землей можно хорошо обкладывать не только овец, но и бреши между повозками при разбивке боевого стана. Сильные свистульки тоже нужны, хоть для ночных дозорных, хоть для конных разъездов днем.
Наблюдения и полезные рассуждения чередовались у Дарника с тайным чтением ромейских свитков. То, что он узнавал из них, порой сильно противоречило его прежним представлениям о ратном деле. Один раз он целый день ломал голову над тем, как это "побеждать без чрезмерности", другой раз его удивило правило никогда полностью не окружать противника, чтобы у него всегда имелась возможность для бегства, и совсем уже удивительно звучало указание вступать с рвущимся в бой неприятелем в долгие переговоры, чтобы как можно сильней снизить его боевое воодушевление.