- А и рассказывать особенно нечего. Я и еще несколько… эээ… обитательниц Кремля ходили в галерею Третьякова. Мы должны были решить, какие картины не представляют особой ценности для пролетариата. Освободить зал для нашего нового художника Соколова.
- А почему вы?
- А почему нет?
- Действительно…
- У входа к нам подошел человек. Одет просто, даже слишком. Худая обувь, худая одежда. Нет, не так: одежда обычная, но для мая, в лучшем случае - для апреля. А сейчас даже смотреть на него было холодно. А лицо… Знаете, типичное лицо провинциального трагика средних лет, из тех, что и пьесы сами пишут, и в режиссуре подвизаются, и поэмки в журналы посылают - и в лучшем случае успех четвертой звездной величины. Непризнанные таланты.
- Он к вам подошел?
- Нет. Да и не смог бы - охрана бы не пустила. С нами было пять человек кремлевских. Он издалека нам прокричал. Вернее, продекламировал, словно актер. "Вам жить среди рубиновых созвездий, лишь я спасу вас, бедных, от возмездья, ведет к спасению нелегкая дорожка, во снах ее покажет волхв Дорошка".
- Вы запомнили?
- Мне не трудно запомнить тридцать пятизначных чисел кряду. Но дело не в этом. Запомнили все, даже Леночка Шмелева, неспособная выучить Интернационал дальше первой строчки.
- Когда это произошло?
- Пять дней назад, 13 марта.
- Хорошо. Значит, прочитал этот человек свое заклинание, и что дальше?
- Ничего. Скрылся в толпе.
- Кремлевские его не преследовала?
- Кремлевские нас охраняли. Ловить безумных артистов - еще чего.
- Вы думаете, это был безумный артист?
- Во всяком случае, думала тогда.
- А когда этого человека вы увидели в следующий раз?
- Я уже сказала - больше я его не видела.
- Наяву, понятно. А во сне?
- Во сне… Во сне я его вижу каждую ночь, - сказала товарищ Зет.
- Значит, каждую ночь, - Арехин не стал напоминать прежние слова Лии Баруховны. - И что он каждую ночь себе позволял?
- Ничего особенного. Придет, посидит, расскажет и покажет историю, прямо как в синеме - и уйдет.
- А какие истории он показывал?
- Обыкновенные, революционерские. Каторгу, на которой мерзнут и гибнут от непосильного труда большевики. Застенки. Пытки.
- А еще что?
- Ничего иного. Пытки и застенки.
- А пытают в застенках - вас? Или ваших близких?
- У меня нет близких, если вы имеете в виду кровное родство. Революционеры - вот мои близкие. Их и пытали, не меня. Я просто при этом присутствовала - бесплотно, безопасно. Во сне… Во сне мне казалось все ясным, логичным, что все, происходящее сегодня и является причиной тех кошмаров. Но стоит проснуться, и понимаешь абсурд виденного.
- Почему же абсурд? И каторга была, и застенки…
- Да уж это я лучше вас знаю, поверьте на слово.
- Верю. Но почему все-таки абсурд?
- Потому что пытали революционеров тоже большевики, коммунисты, - товарищ Зет понизила голос. - У них в кабинете даже портрет товарища Дзержинского висел.
- Это еще полбеды - портрет. Вот если бы сам Феликс…
- Вам смешно?
- Нет, нисколько. Просто кажется, что вам - страшно. Запугал-таки вас этот волхв Дорошка. Конечно, сны беспокойные, но ведь и время такое. А что до пыток, до казней - Робеспьера ведь тоже не роялисты казнили, а свои же товарищи по революции. Вам все это хорошо известно, вы опасаетесь подобного поворота событий, отсюда и кошмары.
- Странно только, что кошмары снятся всем нам - тем, кто входил в комиссию по оценке картин и видел этого актера, или кто он на самом деле есть.
- И всем - одинаковые?
- В чужую голову не влезешь, если ты не волхв Дорошка. Или не следователь московского уголовного сыска. Я ведь не собиралась вам ничего рассказывать а вот - разболталась.
- Ничего, ничего. Ведь вы никого не оклеветали, даже не рассказали ни о ком, лишь снами поделились. И теперь вам будет легче.
- Вы думаете?
- Полагаю, - Арехин заметил, что товарищ Зет не отрицает, что сны для нее - тяжесть. Груз. - Хотя, возможно, и не сразу. Но этот Дорошка обещал давать спасительные советы. Давал?
- Еще нет. Не время, говорит. Разве что проверить потайной сейф, хотя в чем здесь польза для меня - не знаю.
- Ну, все-таки. Могли бы сделать выводы.
- Выводы-то я сделала, будьте покойны.
- А кто вместе с вами решал судьбу третьяковских картин? Какие оставить, а какие по музеям раздать, в запасники или вовсе с аукциона заграничным любителям русского искусства продать?
- Я как-то не помню…
- Полноте, вы только что уверяли, что запоминаете кучу чисел, а тут - несколько знакомых вам фамилий. Нет, не хоти те, не называйте, я могу спросить у Луначарского, или попрошу Ильича, пусть распорядится. Но это придаст делу официальный ход.
- А сейчас…
- А сейчас это всего лишь проверка сигнала. Есть ли вообще повод подключать МУС, или нужны валериановые капли и только. Как вы сами понимаете, контролировать сны - дело бесперспективное.
Товарищ Зет думала быстро. Она достала из стола листок бумаги и написала шесть фамилий - с указанием адреса и должности - если таковая была.
- И последнее, Лия Баруховна. Смешная, бессмысленная просьба, но прошу ее выполнить. Увидите во сне волхва Дорошку или почувствуете его присутствие - скажите ему: есть в Московском уголовном сыске Арехин Александр Александрович. Так прямо и скажите. Да он и так знает, раз вас предупреждал о моем визите. Пусть Дорошка со мною повидается. Если приснится ему трудно - пусть наяву приходит. Не хочет в МУС, на шахматном турнире меня можно увидеть. В доме Пролетарской Мысли. Завтра, то есть сегодня с пятнадцати до двадцати одного часа. До девяти вечера, иначе.
- Попробую передать, - сказала товарищ Зет.
4
Когда он вышел из квартиры Лии Баруховны (горничная подала ему шляпу, пальто и калоши, он же дал ей двугривенный серебром), время было позднее даже по кремлевским часам. Беспокоить остальных было и неудобно, и даже вредно: вдруг они уже спят и видят сны? А во сне - разыскиваемый Дорошка? Разбудишь, и спугнешь. Не говоря о том, что в списке, переданном ему товарищем Зет, были и те, кто охраняется персонально даже здесь, за кремлевскими стенами Поэтому он решил сначала подумать. Ведь и один случай - уже случай. Иногда и одного-то не было, а целые теории воздвигали, и какие теории…
Фоб и Дейм шли неспешно. Трошин не гнал, понимал - Арехин думает.
Итак, возможно ли общение людей между собой в сновидениях? Саша во сни видит Машу и наоборот - это явление самое обыкновенное, но считается, что Саша сам придумывает свою Машу, взяв за образец Машу реальную. Копирует в сознании. Но всерьез - всерьез этим делом интересовались мало. "Я тебя видел во сне, Саша! - И я тебя!" - вот и вся статистика, известная рядовому обывателю и даже работнику московского уголовного сыска. Нужно поговорить со специалистами. А кто в этой области специалист? Известно кто, академик Павлов. Или доктор Пеев, который хоть и не академик, зато единственный ученик профессора Бахметьева. И, что немаловажно, знакомый Арехина. А Павлов что, Павлов не убежит. Нужно будет - и к Павлову наведаемся. Но к Павлову заполночь неудобно. А Пеев, может быть, дежурит по госпиталю.
- Бывшую клинику Вандальского знаешь? - спросил Арехин Трошина.
- Знаю. Там теперь военный госпиталь.
- Так давай туда.
- Гнать?
- Только чтобы не забыли, как нужно бегать.
Фоб и Дейм не забыли. По счастью, снег еще лежал на мостовой, и обошлось без дикой тряски, только ветер свистел вслед, раздосадованный, что не угонится.
Славно ездить по ночной Москве: пара рысаков, пара "браунинг-спесиаль", да и у Трошина маузер и пара бомб. Народу никого, движения никакого, никто не мешает показать себя во всей красе. Не мешает, но и не видит, вот в чем особенная прелесть.
У госпиталя остановилсь.
- Еще бежать и бежать могут, - сказал Трошин, но начал обтирать коней, чтобы не простыли. - Вы надолго?
- Как получится. Вдруг вообще человека нет? Или спит?
Привратника ждать долго не пришлось. Тот выглянул в окошечко, побледнел и стал торопливо раскрывать ворота, не спрашивая ни кто, ни зачем.
- Доктор Пеев сейчас находится здесь? - счел необходимым уточнить Арехин.
- Да, да, здесь. Дежурят-с по госпиталю-с, - в речи появились словоерсы. - Прикажите доложить?
- Доложи. И проводи.
Привратник, не запирая ворот - потом, не убегут ворота, - подождал, пока Арехин неторопливо выберется из экипажа, и повел внутрь.
Хорошо, однако, поставил себя доктор Пеев. Или, вернее, помнят прошлый визит Арехина с последующим исчезновением вороватого хама-санитара. А теперь, когда еще и Фоб и Дейм во дворе… Чихнуть не успеешь, как пристрелит этот бешеный мусовец, пристрелит и оставит лежать в назидание медперсоналу и раненым красноармейцам, покуда собаки не растащат последние кусочки (см. "Дело о светящихся попрыгунчиках"). Еще и табличку рядом поставят для ознакомления пролетарских масс: "Он воровал у раненых".
А как не воровать, когда паек мизерный, а дома шесть ртов? Вот и приходится. По чуть-чуть, без наглости, а то ведь, если шлепнут, конец семье. Помрут с голодухи.
Доктор Пеев сидел в маленьком, но опрятном кабинетике, дверь держал открытой, читал толстую книгу и пил чай. Услышав шаги привратника (Арехин по привычке ступал мягко) он оторвался от книги.
- Что случилось?
- Вот к вам-с, Христофор Теодорович.