* * *
Через час после того, как отец Даниил вернулся в госпиталь, Гурьев вошёл в кабинет директора Британской библиотеки. Ещё через полчаса он вышел оттуда с читательским билетом, дававшим ему возможность пользоваться ресурсами библиотеки практически без ограничений. Если Рэйчел спросит меня, чего это стоило, ни за что не скажу, усмехнулся он про себя. Бедный лорд Флэнаган. Хорошо, что мы встречались уже. А то – что?!
Он заказал литературу на завтра, на девять утра.
- Простите, сэр… Всё – на девять утра?
- Хотите бегать вокруг меня целую неделю всем составом персонала? - приподнял брови Гурьев. И перегнулся через стойку: – Всё. На девять утра. И упаси вас Господь опоздать.
Глядя в бездонную серебряную пропасть глаз посетителя, клерк понял, что не опоздает. Потому что, даже заглянув в такие глаза, жить хочется всё равно – и очень сильно.
Лондон. Май 1934 г
Следующие два дня режим у Гурьева был такой: с восьми вечера до половины девятого утра он проводил с Рэйчел, с девяти утра до семи вечера – в библиотеке. Наблюдая за тем, с какой скоростью он перелистывает страницы, служащие переглядывались в полнейшем недоумении. По их глубочайшему убеждению, не существовало людей, способных читать с такой скоростью.
Они были правы. Гурьев не читал – фотографировал страницы глазами. Читать ему не требовалось. Теперь он и это умел.
На третий день, перед тем, как увезти Рэйчел из госпиталя, Гурьев собрал у её постели "военный совет", куда были приглашены отец Даниил и Осоргин.
- Как я уже говорил, мы продолжаем изо всех сил изображать похоронную контору.
- Думаю, мы уже достаточно усыпили их бдительность. По-моему, пора заставить их проявить себя!
- Ошибаетесь, Вадим Викентьевич. Мы совершенно не готовы действовать, если "они" действительно вздумают себя проявить. Круглосуточной охраны нет, эффективно обезопасить и контролировать периметр мы не в состоянии, госпиталь не зачищен, дом на Мотли-авеню – тоже. Более или менее я доверяю Джарвису и Перси, садовнику, остальных просто плохо знаю – даже не предполагал, что всё может повернуться в таком вот направлении. Вы хоть понимаете, о чём я?
- Э-э-э…
- Вот видите. Подождём – скоро должен вернуться Иосида, надеюсь, он, как ему и велено, привезёт первый, самый необходимый персонал для организации сносной охраны.
- Яков Кириллович… Есть ли в этом такая уж настоятельная необходимость?
- Без всякого сомнения, отче. Отчёт о сообщениях в газетах, касающихся происшествия с Рэйчел, который я получил от Кагомацу, не оставляет у меня никаких сомнений – это постановка.
- Вот так… И как это выяснилось?!
- Текстуальный анализ, расчёт времени – всё это выглядит так, что информация была выброшена газетчикам специально и в определённом ключе. И это довольно странно.
- Насколько странно?
- Настолько, что напоминает отчёт о выполнении поручения и справку о потраченных средствах. Я понимаю, что для вас, отче, как и для Вадима Викентьевича, всё это звучит несколько неожиданно.
- Для меня тоже, - заметила Рэйчел.
- Ну, это я готов потерпеть.
- Ни минуты не сомневалась!
- У вас, дамы и господа, весьма неглубокие представления о настоящей охране важных персон. А вот в Японии эта наука достигла высочайшего совершенства за последние полтысячелетия. Я тоже знаю далеко не всё, именно поэтому Иосида был озадачен необходимостью подобрать высококвалифицированных специалистов.
- Вы думаете, чёрта можно остановить караулом?! - пробурчал кавторанг.
- Насколько я усвоил из прочитанного, любому чёрту необходим либо живой, либо материальный носитель, который доставит его как можно ближе к цели. Похоже, ножки у них самих коротенькие и слабенькие.
- Господи Иисусе, что ж вы такое там прочли, - покачал головой священник.
- Полное собрание глупостей, дикостей и суеверий, - скривился Гурьев. - Ничего серьёзного, к сожалению.
- Так всё-таки я был прав, - священник, кажется, неосознанно дотронулся до серебряного наперсного креста.
- В каком-то смысле – конечно, вы правы, отче. И я тоже прав, и тоже в каком-то смысле. Разумеется, не верю я ни в каких чертей, богов, ангелов и прочую дребедень.
- Отчего же? - спокойно спросил священник.
- Оттого, что я сам неплохо сыграл роль бога и продолжаю это делать, - усмехнулся Гурьев. - Наш дорогой Сигэру-сама, например, как и, надеюсь, император Хирохито, на полном серьёзе считают меня аватарой бога войны и покровителя кузнецов-мечников, Хатимана. И не только эти двое.
- Кем… считают?! - на Осоргина было жалко смотреть.
- Воплощением одного из синтоистских ложнобожеств, - пояснил священник. Взгляд, которым он наградил при этом Гурьева, заставил того поёжиться. - Во-первых, это полнейшее безобразие, Яков Кириллович. Во-вторых, хотя я и понимаю, что вы сейчас озабочены исключительно тактическими соображениями, мой долг предупредить вас, что вы играете с огнём. Колдовство суть мерзость, и во благо не идёт никому, особенно – человеку, это самое колдовство употребляющему.
- Да Бог с вами, отче, какое там ещё колдовство, - Гурьев подавил смешок. - Никогда не пытался и не буду. Я просто кнопочки знаю – как, куда и с каким усилием нажимать.
- А это не колдовство разве?
- Это чистая психология, замешанная на махровом фрейдизме, отче. И ничего больше. Сплошной материализм и, так сказать, эмпириокритицизм.
- Наглотались-таки коммунистической отравы, успели, несмотря на молодость, - хмыкнул Осоргин. - Эх, Яков Кириллович… Знаю я, что в Бога не веруете, но отрицать-то – мыслимое ли дело?
- Да ничего я не отрицаю, - поморщился Гурьев. - Бог? Да сколько угодно. Можем сплясать от этой печки, если хотите. Всё равно в материализм упрёмся, чистый, незамутнённый и первозданный. Потому что Бог, даже если и сотворил всё сущее, сделал этот мир до ужаса материальным. И чудеса в нём настолько редки и недоказуемы, что ими – на фоне сугубо материального взаимодействия между всеми видами материи – можно смело пренебречь. В конце концов, наверняка это удобно – когда всё работает по определённым правилам, не нуждаясь в мелочном и ежесекундном контроле и вмешательстве. Честное слово, будь я Богом – я бы именно так и поступил. Это логично, рационально и так далее. Пускай материя вторична – но законы для неё существуют и действуют, что мы с вами прекрасно видим, осязаем и чувствуем. Я вас не утомил своими философствованиями?
- Ничего, ничего, мы вас слушаем, Яков Кириллович. Даже интересно.
- Хоть и не ко времени… Ладно. Продолжу. Не могу допустить, что вы, отче, верите, например, в сонмы ангелов, поющих гимны Господу. Не может же он, премудрый и всеблагий, быть таким тщеславным… гм… Я, признаться, дифирамбы в свой адрес пресекаю в зародыше, какими бы справедливыми или заслуженными они не были. Мешает, знаете ли, сосредоточиться.
- Ваши антропоморфные аналогии весьма остроумны, однако вряд ли соответствуют истинному положению вещей, - улыбнулся священник. - Несомненно, все упомянутые вами описания духовного мира такое же, если не большее, очеловечивание и уподобление, однако…
- Погодите минутку, отче. Меня сейчас мало занимает толпа певчих с крылышками. Меня гораздо больше интересуют бунтовщики. Понимаете, о чём я?
- Кажется, да, - прищурился священник.
- Поверьте мне, отче. Если некоторая группа лиц мешает осуществлению моих планов и пытается разрушить систему, над которой я работаю, я этих лиц не стану терпеть ни одной лишней минуты. А если у меня в подразделении появились бунтовщики… Да будь я трижды всеблаг и семижды всемилостив, того, кто отказывается выполнить приказ, я просто расстреляю перед строем, отче. А не отпущу гулять у себя в тылах. Вот такое дело.
- Опять уподобление, - отец Даниил пожал плечами. - И что же?
- Апофатическое доказательство, вот что. Нету ангелов – нету чертей. Нету чертей – нету ангелов. А то, что я видел… Все эти так называемые "духовные сущности" – просто некий вид материи, не изученный как следует прежде всего потому, что нет приборов, регистрирующих наличие этих самых сущностей. Скажите мне, отче, - Гурьев посмотрел на священника, - можете быстро назвать, с какой частотой соотносится проявление "духовных сущностей" в виде всякой дряни и нечисти таковому же в облике добра и света? Тысяча к одному? Десять тысяч?
- Что вы хотите этим сказать?! - вскинул голову отец Даниил.
- Хочу сказать следующее, отче. В этом мире материально абсолютно всё – и наши тела, и наши дела, и наши мысли. Насчёт "того" мира – не знаю, до сих пор никто оттуда не возвращался. Появится такой… Эфирный путешественник – появится и тема для разговора. А пока что… За неимением гербовой – пишем, как говорится, на простой. Помнится, ещё в Моисеевом Пятикнижии содержатся шесть законов для всех людей, кои, как известно, потомки Ноя, именем которого эти самые законы и названы. Результат, так сказать, коллективного опыта поколений в виде исчерпывающего руководства по совместному проживанию и выживанию. Давайте предположим, что эти законы установил Бог и выдал их Ною со потомки для неукоснительного исполнения. Я думаю, когда люди эти законы начинают нарушать, происходит нечто, подобное извержению вулкана. Вулкана эмоций. И… эманаций.
- И?
- Всё больше и больше, отче. Всё больше и больше людей. Всё больше и больше нарушений. Начиная с Каина – и до наших дней. До Ленина с Троцким и Сталиным. Ну, и знаменитый марксистский закон перехода количества в качество.
- Джейк… Что ты хочешь сказать?!