- Только он не умер, - понижаю голос с видом заговорщика, - его грохнули.
Попал! Дед сверлит меня глазами и неожиданно сжимает плечо. Словно клещами.
- Ты что-то путаешь, сынок, - медленно произносит он и вдруг резко меня встряхивает, - Откуда знаешь? Говори!
- Да слышал я! - обиженно кричу, - Зоя говорила! По телефону! Что Данилу убрали! Я подслушал! Отпустите меня!
- Дур-ра! - с чувством говорит дед и отпускает меня, - Фуфло. Чувырло братское.
Срослось! Наугад - в десятку! Попал!
И вдруг отчетливо понимаю, что этот мой "выстрел" не в десятку, а самому себе в ногу. И практически насмерть. Да меня ведь не отпустят! Сейчас пораскинут мозгами и придушат где-нибудь.
Чистый… Чистый…
Чистильщик!
Решение приходит моментально. Начинаю тоненько всхлипывать по нарастающей.
- Ну, ты чего, шкет? Чего ноешь?
- В ту-… в ту-… в ту-…а-…лет, - я заикаюсь, у меня опять горловые судороги, сейчас буду реветь, - Я опи-и-и-исался!
- Ёпт! Румын! Отведи его.
Решение еще Чистый не принял, но оно неизбежно.
Я, держась руками за пах, неуклюже семеню к двери. Молодой за мной. Туалет тут рядом - в коридоре по направлению к выходу справа. Сам выход метров через пять слева.
Перед туалетом неловко спотыкаюсь, падаю на бок и случайно цепляю Румына ногой по щиколотке. Исключительно случайно. По самой косточке.
Тот охает и приседает, а я, перекатившись через голову, несусь к выходу. Тамбур, дверь, направо за угол здания - тут где-то решетка между домом и стеной стадиона. Вот она.
Слышу сзади топот ног по лестнице крыльца. С натугой протискиваюсь между прутьями. Ткань трещит. Есть! И в этот же миг решетка с грохотом содрогается - это Румын с разбегу прыгает на препятствие и лезет по прутьям вверх.
Ага! Эту решетку специально поставили для того, чтобы шпана не лазила бесплатно на стадион. А для этого - сверху обильно намазали солидолом и замотали "колючкой". Слышу как Румын матерится, а сам через служебную калитку влетаю в толпу болельщиков, которые стоят между трибунами в углу стадиона.
Идет матч второй лиги.
Жив!
Глава 12
Вы не поверите - я стоял в углу!
Носом к обоям. Я! Учащийся первого класса советской школы! Без пяти минут октябренок, надежда отечественной спортивной гимнастики и тот, кто читает быстрее всех своих сверстников!
Это если не учитывать, что, кроме всего прочего, я еще подполковник запаса воспитательных структур, педагог и общественник в…прошлом…или в будущем. Не важно. И как самого последнего дошкольника!
Позор!
Мать так и сказала: "Раз как маленький не бережешь одежду, будешь и наказан, как маленький!"
Я уже говорил, что моя мама обожает наказывать с фантазией? Спорная, между прочим, методология в плане последствий для детской психики. Пару лет назад за раскраску гуашью двухлетнего Василия, меня раздели догола и выставили на лестничную клетку. Под предлогом недопустимости издевательств над беззащитным существом. "Понравится тебе быть беспомощным? Попробуй! Может, поймешь". Вот я орал тогда! Соседи сбежались.
А в прошлом году, когда я поджег деревянный забор у одного частника, мать не ругалась. Молча привела меня домой, усадила перед собой, зажгла спичку и погасила ее о мою голую ляжку. У меня тогда уши заложило от собственного крика. "Понял теперь, что с огнем не шутки?"
Понять то я ее понял, но если быть до конца честным, все эти экзерсисы любви к матери не добавляли. Тем более, что подобные наказания в отношении младшего брата почему то не практиковались. Экспериментировали исключительно на мне. Василия берегли для более высоких свершений.
Вот, кстати и он. Заглядывает в комнату, где я стою. Сейчас побежит стучать на то, что я отвернулся от стенки. Контроль за исполнением наказаний. Наивный. Сам же и огребет за ябедничество. Матери и так не по себе от моей покладистости. Раньше бы я орал, брыкался, психовал, но в угол не стал бы ни за что. А сейчас - молча развернулся и пошел нести свой крест.
Надо было подумать…
Что получается? Цепочка вырисовывалась очевидная. Инспекторша - Румын - Чистый - Данила. Причем, Румын тут - явный курьер, "челнок", как проговорился старый зэк. Ну да, судя по перстням, в контакт с органами ему входить "западло". Итак, по наводке инспекторши, скорей всего, именно дед и зачищает Данилу. Мотивы мне не известны. Вероятно, это как-то связано с утерей схрона, в котором, наверняка, были очень интересные вещи. Подобные найденной кассете. Мало информации для анализа…
Теперь - я. Чем-то я кому-то очень сильно помешал. Или встревожил. В опорном пункте инспекторша видела меня в первый раз. Это бесспорно. А вечером уже дает курьеру задание на зачистку. Почему так круто? Я потрогал шишку на затылке.
А ведь я был на краю! Причем дважды. Первый раз там - в раздевалке. А если бы не решил сегодня проследить за Румыном - завтра бы свернули шею где-нибудь в темном углу. И не пикнул бы. Интересные дела творятся тут, в моем беззаботном детстве!
В дверях появляется мать. Руки-в-боки, только я прекрасно вижу, что она уже остыла. Не исключено даже легкое раскаяние.
- Ты все понял?
О! Это очень важное в нашей семье слово - "понял". Я должен проникнуться, зарубить себе на носу, сделать выводы и все нужное "понять". На будущее. Во избежание рецидивов.
- Понял, - искренне говорю, - почти все понял. Можно идти спать?
Завтра утром нештатная встреча с "Сатурном". Нужно быть в форме.
- Иди.
* * *
Румын все-таки пришел.
Значит, мой побег из раздевалки бандиты не расценили как спасение собственной жизни, а списали на детскую непосредственность. А в целом - все ж таки поверили. Ну, как-то так я и предполагал, планируя вместе с Ириной наши дальнейшие действия.
Внимательно оглядываю диспозицию.
По идее, старого зэка здесь быть не должно - уж больно осторожен. Хотя полностью исключать эту возможность нельзя. Пока не видно.
Оживленная детвора с шумным гомоном постепенно втягивается во двор школы. Малышня сразу двигает по лестнице к входу, кто постарше - кучкуются перед крыльцом для солидности, здороваются за руку, хлопают друг друга по плечам. За углом справа мелькают клочки сигаретного дыма. Румын тоже курит, стоя у кирпичного столбика входных ворот. Там, где недавно поджидала меня пионерская банда.
"Выперся, хрен сотрешь, - зло думаю я, - конспиратор недоделанный".
Видно было, что Румыну очень не хочется лажануться и пропустить цель, поэтому, с трудом разглядев меня в толпе первоклашек, он грозит кулаком и всем видом, жестами и мимикой начинает показывать: "Ну, давай, давай! Где он?"
Я киваю и медленно шаркаю к нему, преодолевая бело-красно-сине-коричневое течение школьного планктона.
- Ну, ты чё, шкет! - выпячивая глаза, шипит нетерпеливый клиент, - Где он? Давай показывай, не тормози!
Я встаю слева от него боком, засовываю руки в карманы брюк и начинаю неторопливо пинать каменный бордюр.
- Слушай, Румын. А ты и в правду дурак. Стой, не дергайся! Папу надо было слушать. Чистый знает, что говорит…
- Ты… гр… чего?
Я вздыхаю и оглядываюсь на школу. Курильщики за углом уже освободили пустырь и вяло тянутся на уроки. Звонко заверещал школьный звонок, и те, кто шел, рванули с высокого старта. Пора.
- Пойдем, чудо! Покажу тебе Караваева.
И медленно направляюсь вдоль школы к излюбленному месту школьных хулиганов. Румын, оглушенный моей наглостью и трясущийся от бешенства, двигает за мной, не забыв привычно раскидывать колени на ходу. Я хмыкаю.
- Ну… ты… шкет…, - у него клокотало, - Ну…
"Заяц, Погоди!" - додумываю я и подвожу черту почтенному собранию:
- Вот и пришли.
Румыну звонко засвечивают между глаз.