Вообще, первым порывом у меня была идея всех "застроить" через кэгэбэшные связи. Даже открыл, было, рот у дежурного, чтобы назвать код и пароль. Но что-то остановило. Решил поиграть своими силами, благо железный козырь в рукаве все равно остается. А теперь чувствую - как правильно я сделал, что не раскрылся. Не нравилась мне эта ситуация. Что-то было в ней не правильно. Что - не могу понять. Но кожей чувствую.
- Фамилия.
- Моя?
- Твоя, твоя! Как твоя фамилия!
- К-караваев. Витя Караваев.
- Адрес.
- С-сафронова.
- Что, Сафронова? Дом какой, квартира?
- Дом пять. Квартира семь. Второй этаж. Комнаты справа и… справа. Слева бабушка живет. Только как ее зовут я не…
- Да заткнись ты уже! Кхм…Помолчи, мальчик!
Тетка тяжело пыхтя встала, потянувшись достала какую-то папку с сейфа, и, усевшись, стала что-то писать.
Я незаметно подмигнул Родьке. Вид у него был пришибленный. Здорово перепугался парень. Прессовала она его, что ли? Что же тут не так?
Я украдкой глянул на часы, висевшие на стене справа от тетки. До контакта с "Сатурном" оставалось тридцать три минуты. Предполагая, что зависнем мы здесь надолго, я как на уроке поднял руку:
- Можно, тетенька?
- Чего?
- Я с мамой пришел. Она на улице ждет. Можно я ее позову?
- Чего ж ты… Ну, давай… Давай-давай, зови.
Я выскочил из опорного пункта и со всех ног помчался к телефону-автомату за углом. Набрал первый номер из списка. Сработало без "двушки", как я и предполагал.
- Слушаю.
- Это "Старик". Для "Сатурна" - контакт отбой.
- Принял.
Повесил трубку. Побежал обратно врать, что мама ушла, не дождавшись…
* * *
Зловредная тетка продержала нас до обеда.
Потом вручила повестки для родителей и отправила восвояси. В школу мы, разумеется, не пошли. Вернее, пошли, но не в здание, а на пустырь за правым крылом.
Я взял у Родьки повестку. Так. Ага! Тетка оказывается, его отца вызвала. Пронникова Анатолия Игоревича. А вот у меня - мать. Вот же, зараза! Ну почему такая несправедливость?
Реально, с батей было бы проще. Он ментов как-то недолюбливает. В отличие от матери, искренне и беззаветно считающей их нашими надежными защитниками. И опорниками.
Помню, даже читать она меня учила по "Дяде Степе" Михалкова. "…Лихо мерили шаги две огромные ноги…". Бр-р. Фильм ужасов…
- Не говори пацанам, что раскололись на счет Трюхи, - сказал я Родьке, сидя на деревянном ящике и царапая веткой в пыли, - скажешь, "лепили горбатого", ничего не видели, ничего не знаем.
Родька глянул на меня с надеждой. Ему было очень стыдно. И страшно.
- Она сразу орать начала. Сказала, на учет поставит. Отца накажут, - он еле заметно всхлипнул, несмотря на свои солидные десять лет, - А у бати итак на службе… Проверки, комиссии… Приходит ночью… В воскресенье тоже…
Вот!
Я понял, что мне показалось странным. Чего тупил так долго?
- Слушай, Родька, а кто в тот вечер Трюху у вас во дворе видел? Ты?
- Когда? Когда пожар у вас был? Нет, не я. Тоха, Исаков Антошка - его одноклассник. Он его и прогнал. Тохе в ту субботу губу ваши разбили за кинотеатром, вот он и злой был. Утром мне рассказывал, как за Трюхой гонялся. А я - Юрасю.
- Тогда главный вопрос, - медленно говорю я, встаю, поворачиваюсь к Родьке и смотрю ему прямо в глаза, - Кто "вложил" именно тебя?
Пожимает плечами.
- Понятия не имею, - задумывается, - ну да, кто-то ведь "вложил"?
- Получается, не "вложил", Родька, - я рассеянно скольжу взглядом по своим каракулям на земле, - это называется "подставил". Только зачем?
Так, так, так.
Варианта два. Первый - "отмазать" Трюханова, второй - "зацепить" Родиона. Равноценно. Мотивы? Деньги? Советский инспектор по делам несовершеннолетних балуется вымогательством? Может быть, может быть. Тогда второй вариант - предпочтительней. У Трюхи отец - мичман, у Родиона - летчик-офицер. Если первый вариант - то "подставлять" можно любого, тогда почему именно Родьку? Как на него вышла эта инспекторша? Сама или кто-то подсказал?
Снова возвращаемся к первому вопросу - кто навел на Родьку? И ко второму - зачем? Считаем, что вымогательство - это пилотная версия. И выходит, что при обоих вариантах ключ - Родька!
- Ладно, Родион, - я протягиваю ему руку, - Не буду ждать пацанов, дела есть. Бывай…
Вяло жмет. Ничего, разберемся, не дрейфь!
Все-таки, почему вызвали у меня мать, а у него - отца?
* * *
Старая скрипучая деревянная лестница.
В нашем доме нет бетонных перекрытий, бетонных ступеней. Нет даже ванных комнат. Каждую неделю мы всей семьей через весь город отправляемся к родственникам в Камышах купаться. "Банные" дни.
Дом деревянный, слепленный на скорую руку сразу после войны. Стены из деревянной дранки крест-на-крест, облепленной штукатуркой. Пнешь ногой - сразу дырка. Зато - кирпичные печки, высотой в два этажа. Можно топить и с первого этажа и со второго. Снизу сосед топит - нам тепло. Топим мы - а вниз тепло не идет. Поэтому в наших апартаментах престижным считается жить на втором этаже.
Трюха как раз и живет на втором этаже. В моем доме, только в другом подъезде.
Я решил заскочить к нему домой, чтобы предупредить родителей. У Трюхи нет матери, только отец и бабка. Сам, поджигатель гаражей, наверняка, в школе. Батя на службе, а вот бабуля должна быть дома.
Трюхина бабушка - классная старушка, что называется "мировая". В войну была медсестрой в Инкерманском госпитале. Перед последним штурмом города эвакуировалась вместе с раненными. А как-только город освободили - в первых рядах явилась на стройку.
Никогда не унывает! "Как дела, бабуля?". "А-атлично!"
Стальное поколение! Потомки по-хлипше будут.
Трюхин батя оказался дома. Дверь открыл сразу, как-будто сидел в прихожей и ждал чего-то.
- О! Ты что, Витёк? Вадик в школе.
- Здрасте, Дядь Саша. Я к Вам.
Старший Трюха вытягивает голову и что-то высматривает внизу на лестнице.
- Ко мне? Ну, давай, проходь. Только быстро, я тороплюсь.
На нем черная морпеховская форма, короткие сапожки, берет. Понты, одним словом. Вообще-то он кладовщик на БТК, но "сундукам" закон не писан. В чем хотят, в том и красуются.
Я топчусь у двери.
- Вадик Ваш встрял, - говорю с печальным вздохом, - видели его, как он сараи поджигал.
- Да ты что?
- Ну, да. И менты уже знают… Я в общем-то предупредить хотел. Мало ли что…
Что-то не сильно папу Трюханова зацепило это событие. Топчется нетерпеливо, поглядывая на дверь.
- Ну, ладно, Витёк, давай. Я понял. Смотри ж ты! Гаденыш!
Незапертая дверь медленно со скрипом открывается. Кто-то ее мягко тянет на себя снаружи.
Я оглядываюсь. Перед глазами - огромный живот, обтянутый форменной голубой тканью, и засаленный милицейский галстук.
Приплыли! Предупредил, называется…