– Пульс стал чаще, – сообщил Саша.
– Значит, скоро очнется. Что ж, больше настойки не давать, пусть терпит.
– Почему?
– Опий – это не только лекарство, к нему очень быстро привыкают, человек становится в сто раз хуже пьяницы. Болезнь называется наркомания. Излечиться от нее редко кто способен, только те, у кого действительно очень крепкая сила воли, а это, поверьте, единицы. Остальные подохнут под забором, как шелудивые собаки.
– Не может быть, что же там лечиться? Просто не пей и все!
– Уж поверь, Сашка, даже лично я не уверен, смог бы вылечиться или нет.
– Вона как, оказывается. – Ребята в недоумении переглянулись.
– Именно так. Скоро опий расползется по всему миру, и мы к этому должны быть готовы, а все население обязаны изначально воспитать, чтобы не стали пьяницами и наркоманами. Кстати, Оксана, напомни мне о выброшенном последе, я некоторые соображения должен записать. Из плаценты тоже можно получить ценнейший продукт, правда, мы пока не знаем как. Но ничего, скоро сюда приедет доктор Янков, и мы заложим основание университета, в котором вы, ребята, доучитесь. Возможно, сами станете преподавателями и займетесь научными изысканиями, тогда-то и разберемся. И это, Оксана, – кивнул на роженицу, – у нее молока может не быть, а может, и будет, не знаю. Короче, ты в этом сама разберешься и решишь, что делать, ты лучше меня все знаешь. Но учтите, детки должны быть живы и здоровы, я их через месяц крестить буду. Да, и на живот роженице холодный компресс надо положить, быстрее матка сократится, и кровь сочиться перестанет.
Еще целые сутки после операции я не находил себе места. Оксана тоже к делу отнеслась очень ответственно, первую ночь просидела рядом с Настей и глаз не сомкнула. Боялась, не загноится ли рана, не откроется ли кровотечение? Но все, слава богу, обошлось, и роженица и новорожденные оказались крепенькими и главное приключение в своей жизни перенесли нормально. Молоко появилось, было его мало, но другие молодые мамы Настю в обиде не оставили и с этим делом помогли.
Не буду рассказывать, с каким благоговением народ стал относиться к нашим лекарям. О себе даже не говорю. Оказывается, когда стало известно, что Настя умирает, большинство девчонок просто плакали навзрыд, примеряли ее судьбу, ведь почти все они были беременны в первый раз. Но когда заорали новорожденные и улыбнулась роженица, атмосфера изменилась. Радовались абсолютно все, особенно будущие мамы. Теперь неизбежность не преследовала их, а в душах поселилась надежда.
Несмотря на юный возраст моего физически крепкого тела, после операции чувствовал себя уставшим до невозможности, как после длительного серьезного боя. Поэтому искренне сочувствую всем врачам, особенно хирургам. Однако трудно переоценить значение того, что случилось. Не только для нашего княжества, но и для всего мира. Ведь сколько раньше умирало девчонок при первых родах. Теперь их жизни можно будет сохранить, а именно для нас при нашем демографическом дефиците это особенно важно.
Геология, новые технологии крупных и мелких производств, народные промыслы и новинки сельского хозяйства – все это хорошо, но по моему глубокому убеждению ни о каком развитии государственности без развития собственной науки вообще и медицины в частности речи быть не может.
Разве способен правитель принимать адекватные решения по отношению к своей стране и своему народу, если его дети учатся в Оксфорде или Гарварде, а сам он лечится в Вене, Кельне или Тель-Авиве и при этом рассчитывается за услуги деньгами со счетов Бернского банка?
Глава 6
Уже целую неделю стояла прекрасная погода, и сейчас прямо по курсу наблюдался безумно красивый закат – на линии горизонта среди седоватых зимних волн в океан нырял диск огромного золотого солнца. Вдоль борта накатом шуршали волны, а устойчивый норд-вест, заполнив упругие паруса, все дальше и дальше уносил нас от берега и нового дома.
День подходил к концу. Только что в курсантской школе окончился мой последний на сегодня урок. Как обычно, после занятий я прошел к своему излюбленному месту на баке и облокотился о ствол пушки, надраенной до сияющего блеска. Мне нравилось стоять здесь в одиночестве, с удовольствием вдыхать запах океана, анализировать день уходящий и думать о дне завтрашнем.
После истории с Настей наша хирургическая эпопея не закончилась. Когда через два дня вручал Оксане обещанные записки обо всем, что когда-то читал про гинекологию и акушерство, еще раз поблагодарил ребят-лекарей за согласованные действия.
– Мы с вами сделали не просто полостную операцию роженице, а величайшее дело для государства, – заявил им, при этом Степа Жук почему-то отворачивался и кривился.
– Степа, у тебя на этот счет другое мнение?
– Что?
– Что-то ты рожу кривишь, вот я и спрашиваю, у тебя на этот счет другое мнение?
– Нет, сир, простите. Это у меня в животе что-то болит.
– Э, парень, с этим не шутят. Давно болит?
– Со вчерашнего дня.
– Ну-ка встань и покажи где.
Он оперся на здоровую ногу, стал подниматься и опять скривился.
– Вчера болело возле пупа, а сегодня вот здесь, – правой рукой он ткнул в низ живота. Я надавил на это место пальцами, как когда-то делал наш доктор, и Степа громко ойкнул.
– Боюсь огорчить, но придется тебя резать.
– Зачем? – Он испуганно завертел головой.
– Думаю, что у тебя воспалился отросток слепой кишки, аппендицит называется, а когда он еще больше нагноится и лопнет, будет тебе хана. Поэтому его придется удалять.
– А может быть, это не пиндицит?
– Может, и не аппендицит, но резать все равно надо.
– Тогда ладно, хе-хе, – улыбнулся он с гримасой боли на лице. – Уже не один раз мог издохнуть в бою, теперь послужу для науки.
Оттягивать это дело не стали. Пока кипятили воду, мы быстренько приготовились, а Степан отстегнул протез, разделся и лег на стол.
– Мне опия не давайте, – сказал он, – так потерплю.
– Немного выпить обязательно надо, иначе не вытерпишь и умрешь от болевого шока, – не согласился с ним и подсунул полшкалика.
Резала его Оксана, а сшивал сосуды и накладывал швы Николай. Я только показал, где и каких размеров рез делать. Аппендицит нашли сразу, он выглядел как толстая зеленоватая сарделька. Когда Оксана перехватила слепую кишку, а отросток удалила и бросила в ведро, вонял он здорово.
Степа операцию перенес стойко, кривился только в полудреме, но ни разу не застонал. Однако хирургические опыты над ним после этого не закончились. Он решил себя улучшить всесторонне и дней через десять пожаловался на боль в горле. Так что попрактиковали мы еще и с удалением гланд. Мне было смешно, вспомнился старый анекдот, в котором, как и в нашем случае, гланды рвал акушер-гинеколог. Но что делать?
Моя личная хирургическая практика на этом тоже не завершилась. Приходилось еще не единожды самому брать в руки скальпель, много раз ассистировать докторам Янкову и Жуку. Но это была уже совсем другая история.
Маленькую Радугу, или по-новому Аполлинарию, как записали ее при крещении, пристроил к Оксане.
– Я не могу ее таскать с собой по морям и океанам, поэтому примите к себе и отнеситесь по-человечески, – кивнул молодой чете Орликов на сидящую рядом скво. – По духу она сродни нашим казачкам, ибо тоже воспитана в воинской среде. Проконтролируйте, чтобы выучилась грамоте. И вообще, Оксана, возьми ее помощницей и обучи всему, что знаешь, а я тебе за то буду признателен.
– Ой, ваша светлость, да вы для всех столько сделали, что мы перед вами будем в вечном неоплатном долгу. И посчитаем за честь взять Полину в свой дом.
– Оксана, не называй меня "светлостью", лично для тебя на всю оставшуюся жизнь я Михаил Акимович. А Полина не навсегда войдет в ваш дом, через год-полтора вернусь, и все подруги дней моих суровых будут жить как надо и иметь все, что им положено.
– Хорошо, Михаил Акимович. – Она внимательно посмотрела на мою Маленькую Радугу, искренне улыбнулась и сказала: – Я к тебе буду относиться как к родной сестре. Младшей, имей в виду.
Мы все вместе посмеялись, а растерянной скво языком жестов попытался объяснить, о чем мы говорим. Конечно, от будущего расставания на длительное время она была не в восторге.
– И еще, Оксана, моих горничных Глашку и Марфушу пристрой в строящемся госпитале и определи им какой-то круг обязанностей. Когда вернусь, я их заберу. Кстати, они обе сейчас беременны и детей носят. Учти, моих.
– Ах ну да, я знаю. Не переживайте, присмотрим за ними, да-да, – она часто-часто закивала.
В общем-то я и не сомневался в том, что все они всё обо мне знают. Еще бы, моя жизнь круглосуточно на виду. Забегая немного вперед, хочу сказать, что и Глаша, и Марфуша родили мне девочек. Через два года я их обеих выдал замуж за достойных парней. Марфуша стала богатой купчихой, родила своему мужу еще троих сыновей и двух дочерей и до конца дней своих прожила в Ангелове.
Глаша в замужестве была недолго, вскоре стала вдовой и приехала в Михайлов, где пришла к Любке на прием. Не знаю, о чем они говорили, но она так и осталась во дворце моей персональной горничной и никому это место не уступила до самой старости.
Полине Михайловой с моей помощью понравилось проводить химические опыты, и через десять лет она сделалась Ритиной коллегой, заведующей кафедрой алхимии Николаевского университета, но больше всего тяготела к фармакологии. А родила она мне трех прекрасных девочек и парня, своенравного, конечно, но честного и настоящего.
Луиза воспитала двух наших дочерей, но так и осталась хозяйничать на острове Ла Пальма, выкупленном мной полностью. Об Изабель и наших с ней детях у меня еще будет возможность рассказать, но несколько позже.