Тугая пупочка предохранителя не сразу поддалась усилиям моих трясущихся влажных рук. Но потом послушалась, отскочила вперёд с громким щелчком, освобождая затвор. Больше я глаз не закрывал…
Общее чувство было таково: не из Песков выбрались - из могилы. Патрик даже не хотел, невзирая на смертельную усталость, оставаться ночевать, предпочитая путь через ночную пустыню кошмарам Кардина. Лишь после категорического отказа Рат он поплёлся в отведённый нам зал, где вырубился, не раздеваясь, тут же. Люси отключилась через пару секунд после него, свернувшись в крошечный серый комочек на сложенной куртке Роя. Я отупел и вымотался настолько, что уснуть и то сил не было. Покуда не догадался допить остатки паршивого горлодёра, недорасходованного в процессе дневных трудов, так и ворочался, таращась в высокий облупленный потолок.
Но уж едва очнулись, только нас в городе и видели. Утреннее солнце ещё не успело превратить песок в раскалённую сковородку, так что путь до красной скалы мы проделали с относительным комфортом.
И уже на выезде из города мелькнул последний штрих в картине напраздновавшегося Кардина.
Между дюн, спотыкаясь, брёл почерневший сгорбленный Иона, навьюченный продолговатым тюком, замотанным в драный брезент. В опущенной руке болталась заржавевшая лопата. Брёл в глубь Песков - хоронить птичку, навсегда упорхнувшую от него…
Лишь оказавшись на другой стороне границы сектора, мы остановили автомобиль. Мы так торопились унести ноги, что даже не позавтракали. Теперь, в тенёчке, с видом на чистый пруд, стали навёрстывать упущенное.
Начальница что-то произнесла, с набитым ртом слова прозвучали невнятно.
- Что вы сказали, мэм? Простите, не расслышал, - переспросил её пилот. Рат проглотила, запила.
- Мерзка, говорю, богинька-то. Любопытно, где этот гиенозавр между Фестивалями обретается?
- Почему мерзка, мэм? Вполне благовидная дама, только неприветлива больно. Прямо как Снежная королева какая-то. А что после праздника у горожан неприятностей много, так это ж не она виновата. А как вы думаете, госпожа доктор, этим несчастным сумасшедшим, им правда у неё лучше будет или как?
Люси открыла было рот, чтобы высказаться от души, но перехватила мой взгляд.
Я отрицательно покачал головой. Мышка кивнула и промолчала.
Доели. Ополоснулись в пруду, смыв с себя грязь и страх пустыни. До чего это здорово - прохладная вода, зелень деревьев! И солнышко ласковое - не палит, греет.
- Ну, теперь, благословясь, до базы…
Глава девятнадцатая
Как иногда хочется, чтобы сломалась эта чёртова рация! Но прочно устроен аппарат, чтоб его! Только-только расслабишься, настроишься на роздых и - на тебе:
- Всем машинам "Скорой помощи"! Всем машинам "Скорой помощи"! Находящиеся в секторе Ди-три, особое внимание! Кто есть поблизости от Трескучего Лога, ответь Зениту!
Мы обречённо посмотрели на дорожный указатель. Под стрелкой вправо значилось: "Кленицы", под стрелкой влево - "Трескучий Лог". Возвращаться к базе следовало по правой дороге.
- Может, мы ещё в Песках? - робко предположил Патрик. - Раз так орут, значит, неспроста. Что-то серьёзное.
- И не надейся, - отрезала Люси.
- Это откуда такой несвоевременный гуманизм, госпожа доктор? - позволил себе поинтересоваться я.
- У тебя с совестью вообще-то как? - хмуро буркнула начальница.
- Где была совесть, там знаешь что выросло?
- У тебя? Знаю. Жадность, нахальство и полное отсутствие понятий о субординации. Верно, Патрик?
- Так точно, мэм!
- Вот видишь. Отвечай, покуда Раиса не охрипла.
- Зенит, Зениту Песчаные бродяги один-девять.
- Вернулись целыми, один-девять? Что у вас там?
- У нас поворот на Трескучий Лог.
- Отменно. Принимайте срочный вызов… Приняли. Переглянулись недоумённо. Ну, ребёнок. Ну, пищевое отравление. Но не грудной же - десять лет. Что он, при смерти?
- Вас поняли. Зенит. А с чего столько шума?
- Не засоряйте эфир, один-девять. Выполняйте вызов. Трубку перехватил старший врач:
- Эй, ребята! За языками своими следите. В высший свет едете! Избави бог…
В высший свет? Как-то не предполагал, что здесь такой имеется. До сих пор устройство этого взбесившегося мира представлялось мне вполне демократичным. Насколько я успел усвоить, здесь даже централизованного правительства нет, только местные власти в каждом конкретном населённом пункте. Единственный всемирный орган - полицейское управление. Ну и, пожалуй, наша "Скорая помощь". Или я всё же ошибаюсь? Глянул ещё раз на записанный начальницей вызов.
Трескучий Лог. Имение (!) "Ивы". Большой дворец (!!). Жан-Поль Жувре. Контакты соединились, выключатель сработал. Жувре! Мы едем в имение полковника Жувре! Да, если кто и может претендовать здесь на главные роли, то это, безусловно, командующий оккупационными силами. А нас, стало быть, приглашают к его отпрыску.
Люси, независимо от меня придя к тем же выводам, уже залезла по мягкой обивке кабины, оставляя на ней следы острых коготков, к зеркалу, укреплённому посередине лобового стекла. Поелику окна в нашем вездеходе закрашены, оно у нас служит не для обзора дороги сзади, а для наблюдения за больными в салоне.
Начальница обмотала хвост вокруг рукоятки фары-искателя и, повиснув вниз головой, стала оправлять шёрстку. Патрик побледнел и выпучил глаза. В нём взыграла армейская закваска. Глядя на свою бригаду, даже я, по некотором размышлении, упёр из спального ящика мышки мягкую тряпочку и навёл глянец на порядком запылившиеся сапоги. Водитель шёпотом повторял снова и снова:
- Машина не мыта… Не мыта машина…
Наконец, решившись, произнёс вслух:
- Госпожа Рат, мэм! Разрешите обратиться!
- Э?
- Разрешите остановиться для помывки автотранспорта, мэм!
- Оставь, нет времени, вдруг и правда помирает?
- Слушаюсь, мэм. Осмелюсь заметить, неловко как бы.
- Неловко будет, если мы полковничьему дитяти смерть законстатируем. А ещё неуютно. Всем, а пилоту особливо. У тебя желудочный зонд как? В порядке?
- У меня, мэм? Никак нет, у меня нет, чего вы спросили.
- Да не у тебя, балда. У Шуры.
Я проверил, на месте ли мешок с брюхомойной снастью, доложил о наличии. Поглупевший от субординации Патрик недопонял:
- А почему вы сулите мне особые неприятности, мэм?
- Тьфу на тебя, за рулём кто?
- Ефрейтор О'Доннели, мэм!
- Вот по его вине и опоздаем.
- По чьей вине?
- Виноват, мэм. А зачем нам опаздывать?
- Тьфу на тебя ещё раз.
- Так точно! - И Патрик налёг на руль, сворачивая на посыпанную красным гравием узкую дорогу, обозначенную при въезде большим плакатом "Частное владение".
Под плакатом красовался на полосатом столбике аккуратный ярко-синий почтовый ящик с надписью белыми готическими буквами "Имение "Ивы". Были в наличии и сами ивы. Их ровный ряд тянулся по правой стороне дороги, склоня к ней аккуратные, однообразные, словно обрезанные под гребёнку, плакучие ветви.
Нас ждали. Огромные затейливо-кованые чугунные ворота были распахнуты настежь, охранник торчал навытяжку возле будки. При виде въезжающего на подопечную территорию нашего побитого и грязного транспорта он вытянулся ещё больше и протянул руку в сторону, показывал, куда рулить.
Мне тут же вспомнились мои давние визиты в далёкий психинтернат. Там один душевнобольной от безделья взялся добровольно работать привратником. Совершенно бескорыстно - просто чтобы скрасить скуку. Днём ли, ночью ли мы приезжали туда - он, обряженный в устаревшего образца армейский китель и полицейскую фуражку без кокарды, незамедлительно выскакивал к воротам, с широкой улыбкой на круглом лице распахивал их и делал вот такой же указующий жест, только не пустой рукой, а самодельным бело-красным жезлом.
Сдаётся мне, здешнему охранничку явно недоставало этакого жезла. Да и улыбки - она хоть чуть, да смягчила бы навязчивую мысль, что у привратника дурдома физиогномия была определённо интеллигентней.
За воротами раскинулся колоссальный регулярный парк в английском стиле - всё почищено, подстрижено и ничуть не напоминает естественное. Каждая клумба и каждый кустик в своём роде произведение искусства - собой намёк на первозданность тщательнейшим образом искоренён. У нас подобные творения садовой архитектуры весьма популярны, а вот в этом мире мне впервые довелось узреть этакое издевательство над живой природой. И слава богу. Всю жизнь сочувствую лужайкам, которые приневолены стричься раз в неделю.
Здесь оказалась не лужайка - огромный, идеально ухоженный газон. Кабы его заасфальтировать - весь колоссальный автопарк нашей "Скорой" безо всяких затруднений устроится на стоянку. Газон взбегал по склону холма к солидному дому с колоннадой, высокой дугообразной лестницей и тёмной черепичной крышей. Круглые башенки по углам придавали ему вид настоящего, замка. Или дворца.
Подъездная дорога, обрамлённая застриженными до состояния зеленного кирпича низкими изгородями из жёстких кустиков, вела вокруг приземистых строений замковых служб. Перед распахнутыми воротами гаража усатый шофёр полировал чёрный лак чуть вытянутого старомодного автомобиля. Блеснула серебром крылатая фигурка на пробке угловатого радиатора.