Образование свое будущий владыка начал в земской школе, потом учился в Кирсанове, в городском училище. Затем – духовное училище в Тамбове и Тамбовская семинария. В 1903 году Иван Федченков стал студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии, а на последнем курсе принял монашество и получил в иночестве имя – Вениамин. Годы учебы, первые шаги на монашеском поприще, друзья и наставники – все это осталось в памяти владыки Вениамина на всю жизнь. И часто в своих произведениях он возвращается мысленно к годам молодости, с благодарностью вспоминает это время. Но в этих воспоминаниях уже зрелого, умудренного духовным и житейским опытом человека, мудро и трезво оценивающего прожитые годы, звучат тревожные нотки. Да, кончено. Замечательные люди окружали иеромонаха Вениамина. Его наставником был архимандрит Феофан (Быстров), впоследствии архиепископ, – духовник царской семьи, человек глубокой веры и мощного интеллекта. В академии о. Феофан занимал тогда должность инспектора. А ректором был архиепископ Сергий (Страгородский) – будущий патриарх Московский и всея Руси. Среди товарищей о. Вениамина по академии было немало близких ему по духу людей, искренно желавших служить Богу и людям, одолевших нелегкую богословскую премудрость. Но все же и о себе самом, и о многих людях, живших рядом и, казалось бы, искавших того же, что и он, владыка делает неутешительный вывод: "Нет, не горели мы, не горели"… Здесь – ключ к разгадке многих загадочных для нас, открывающих собственную недавнюю историю, вопросов: этой, исполненной горечью фразой митрополит Вениамин вскрывает важную духовную причину, точнее – одну из причин страшной трагедии, сопутствовавшей бедам революций и войн. Трагедии – отпадения от Бога и Его Святой Церкви, трагедии, которая, увы, не закончилась и продолжает приносить свои горькие плоды. Не горели… Даже те многие тогда еще люди, стремившиеся в своей жизни к познанию Бога, к следованию светлым началам Православия, не горели. И как это ни покажется странным, а может быть, даже чудовищным сегодняшнему "цивилизованному", "современному", или, как говорили во времена владыки Вениамина, "передовому" человеку, живущему по законам "мира сего", – "не горели", потому что подчинили веру рассудку; предпочли опыт внутреннего богопознания голому интеллектуальному буйству. Попытались обосновать с помощью законов познания естественного мира непознаваемое, объяснить необъяснимое… Рационализм вторгался и овладевал сферой, в которой он просто неприменим.
Но был всегда в Русской Церкви путь, никогда не прерывавшийся, связанный прочной нитью с исконными святоотеческими традициями, – путь прикосновения, приобщения святыне, основанный на внутреннем опыте, на жизни во Христе. Молодому иноку Вениамину еще в студенческие годы посчастливилось встретиться и даже сослужить во время Божественной Литургии отцу Иоанну Кронштадтскому – великому молитвеннику Земли Русской, которого он глубоко почитал, часто обращаясь к духоносным творениям праведника. После окончания академии о. Вениамин дважды посетил знаменитую Оптину; некоторое время гостил в монастыре, бывал на беседах у старцев. И на всю жизнь сохранил завет-молитовку одного из них – иеросхимонаха Нектария († 1928), повторяя в трудные минуты: "Боже! Дай мне благодать Твою!"… Удивительное свойство истинно христианской души – хранить всю жизнь! Слагать в сердце "единое на потребу", приобщаясь духу подвижников благочестия, воспринимать этот дух, сохраняя его. Религиозная писательница Н. А. Павлович (1895-1980), духовная дочь старца Нектария, много писавшая об Оптиной, встретив – нет, даже не встретив, а увидев однажды во время богослужения владыку Вениамина (в г. Риге), почувствовала в нем "оптинский дух", хотя, конечно, не ведала о кратковременных посещениях молодым тогда о. Вениамином Оптиной Пустыни. И еще более удивительное: о. Вениамин бывал в Оптиной в начале 10-х годов, а Н. А. Павлович увидела его впервые, кажется, в 1947-м, во всяком случае – в конце 40-х. И этот "дух" чувствовался! Разве не чудо? Разве не доказательство той реальности незримого, о котором говорит владыка в своей книге?
"Божьими людьми" любовно назвал митрополит Вениамин всех людей, прислушивающихся к жизни горнего мира, живущих этой неземной реальностью, идущих по узкому и тернистому пути в Царствие Небесное. О гражданах Небесного Иерусалима, с которыми встречался он в своей жизни, о которых слышал, с любовью и благодарностью написал он в книге, которую так и назвал – "Божьи люди".
Этот замечательный труд содержит рассказы о праведниках: об оптинских старцах, монахах в миру и просто благочестивых мирянах, чья жизнь озарялась Правдой Божией, о тех, кто согревал теплом своей любви и веры ближних. Эта книга – о встречах со святыми.
Кстати, "Божьи люди", встречи с ними, во многом определили жизненный путь будущего иерарха. Из записок самого митрополита, из рассказов о нем известно, что монашество и даже архиерейство ему предсказывали схимник в Воронеже (будущему владыке было в то время два года); старец Иоанно-Предтеченского скита на Валааме о. Никита; некая благочестивая "болящая" старица; иеромонах Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры о. Исидор…
После окончания академии в 1907-1908 гг. иеромонах Вениамин – профессорский стипендиат на кафедре Библейской истории, а в 1910-1911 гг. – личный секретарь архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). С 1911 года о. Вениамин, возведенный в сан архимандрита, занимает должность ректора Таврической семинарии, а с 1913 по 1917 гг. трудится на посту ректора семинарии в Твери. В 1917-1918 гг. архимандрит Вениамин (Федченков) принимает участие в работе Поместного Собора Православной Российской Церкви.
Раскрыта одна из самых страшных страниц русской истории. Две революции и гражданская война. Разделение и братоубийство. Кровь, насилие, смута. Вихри стремительно сменяющих друг друга событий. Разрушение старой государственности, начало открытых, небывалых по своим размахам гонений на Церковь Христову. Беда одна не ходит. Одновременно с гонителями-безбожниками, а иногда и об руку с ними восстают на Церковь, "раздирают Хитон Христов" раскольники, самостийники; начинают заявлять о себе будущие обновленцы. Но и в это страшное время билось сердце Православной Руси, и пульс его чувствовался на заседаниях Собора. Воодушевление верующих людей, вставших на защиту своих святынь, выливалось в многотысячные крестные ходы и массовые "дни покаяния". Русская Церковь явила сонм мучеников-исповедников, кровью своей искупавших грехи народа, в том числе грехи безверия и "теплохладности". Святитель Тихон, патриарх Московский, избранный посредством жребия, в эти дни начинает свой крестный путь "ежедневное умирание" за свою всероссийскую паству. Церковь оставалась со своим народом и в условиях жесточайшего террора боролась со злом единственным возможным для Нее способом и нравственно обоснованным оружием: силой материнского убеждения и попечения о заблудших душах.
В феврале 1919 года архимандриту Вениамину, вернувшемуся по приглашению преподавательской корпорации на пост ректора Таврической семинарии, суждено было встать на путь архиерейского служения. Сбылось предсказание "Божьих людей". В кафедральном соборе г. Симферополя состоялась архиерейская хиротония архимандрита Вениамина (Федченкова) во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. В грозный час испытаний, выпавших на долю Церкви и Отечества, подъял владыка Вениамин нелегкий крест архипастырского служения.
В 1920 году, уже после эвакуации белых из Новороссийска в Крым, епископ Вениамин примкнул к Белому движению; стал "епископом армии и флота", главой военного духовенства Русской Армии барона П. Н. Врангеля. Никакие внешние обстоятельства не принуждали его к этому шагу. Епископ Вениамин сделал свой выбор добровольно, по зову сердца, выполняя долг архипастыря Церкви и патриота. С главнокомандующим у владыки сложились теплые отношения; епископ Вениамин был приглашен как представитель Церкви к участию в работе совета министров, состоявшем при Врангеле.
Решалась судьба Отечества. Ничтожно малая величина – армия Врангеля, загнанная на Крымский полуостров, пыталась противостоять бешеному натиску красных войск. Последний клочок старой России – страны, где жизнь строилась на христианских принципах, где уклад бытия во многих своих ежедневных проявлениях был взращен Православием… Но главное – сердцем этой страны была Святая Русь, Русь храмов и монастырей, святителей и старцев, странников и святых жен. А теперь еще и мучеников, исповедников, ежедневно истязаемых за имя Христово… Но это странное и недолговечное государственное образование – "Крым", крайне пестрое по составе своего населения, по политическим симпатиям своих граждан – унаследовало "неверие и сомнение", давно жившее в русском обществе. Те, что должны были стать белыми рыцарями христианства, тоже "не горели". "Мы не белые, мы – серые" – так скажет впоследствии владыка Вениамин. Но они были для него "свои", родные, близкие по духу, по схожим условиям жизни, по воспитанию, по идеалам, в конце концов. Особенно – мальчики-идеалисты, чей вклад в Белое движение трудно переоценить. Вчерашние студенты и гимназисты, кадеты и воспитанники семинарий, умирающие на Перекопе "за Бога и Родину", вызывали у епископа Вениамина горячую симпатию и одновременно щемящее чувство жалости. И все же духовного подвига не получилось. Армия (по выражению владыки) была некрещеной.
В ноябре 1920 года вместе с армией и беженцами епископ Севастопольский Вениамин покинул Крым, оставил Родину. Начались долгие годы изгнанничества…