…Только отец знал об этом постыдном эпизоде её биографии. Как-то раз Стая подъедала припрятанные запасы. А она, Детёныш, тогда только-только прибилась к ним, ещё не различала, что можно есть, а что нельзя… Зубастик кинул ей кусок мяса от полуобглоданного тела, и она взяла. Но, должно быть, труп пролежал довольно долго и начал разлагаться. Потому что всего-то от пары маленьких кусочков мяса Ксанка почувствовала себя настолько отвратительно, что едва-едва сумела доползти до ручейка с водой. Там и свалилась в корчах. Потом долго болела, но навсегда усвоила урок: ЭТО есть нельзя - будет очень плохо и больно! С тех пор она не повторяла опытов поедания человечины - как бы голодна ни была и как бы ни угощали братья-снорки. А потом и Панас подтвердил ей, что люди не едят людей, что этого нельзя делать ни в коем случае!
Но постыдное воспоминание так и осталось в глубине её памяти горчащим мутным осадком. И вот теперь этот Туту взбаламутил всё так, что Ксана снова почувствовала знакомую тошноту.
- Не… не смей… - потрясённо, давясь слезами, прошептала она, с отчаянием глядя ему в глаза. - Ты же не знаешь… ты ничего… не…
Вместо ответа он тихо рассмеялся, и от этого смеха Ксана едва не лишилась чувств.
- Пожалуйста… - в смятении пролепетала она. - Пожалуйста… не надо… не тронь…
- Дурочка… - хрипло и почти ласково повторил сталкер, щекоча губами и дыханием её висок. - Не бойся…
Он ухмыльнулся и вдруг ловко повалил её в траву и тут же навалился сам, прижав к земле всем своим весом.
Он ещё даже не успел дать воли рукам, но даже совершенно неопытная в общении с мужчинами Детёныш каким-то мгновенным наитием поняла: сейчас с ней сделают что-то такое… очень нехорошее. Мерзкое. Отвратительное. Такое, что потом ей придётся бежать в Зону, обратно к Стае - ибо ЭТО заставит её окончательно возненавидеть людей. Всех!
В следующий миг Ксана пронзительно - все кабаны и псевдоплоти Зоны удавились бы от зависти! - завизжала прямо в ухо своему обидчику, резко выгнулась и рванулась так сильно, насколько могла. Туту немедленно отпустил одну её руку и попытался зажать ей рот, чтобы не кричала. Этого хватило.
Стремительный и беспощадный снорочий взмах - и на правой щеке насильника вспыхнули три ярко-алые дорожки от её ногтей! Туту взвыл и выпустил девушку, откатившись в сторону и зажимая окровавленную щёку. Ксана не стала дожидаться, когда он встанет и захочет расправиться с ней. Тем более - со стороны Деревни уже звучали приближающиеся тревожные крики бегущих сюда людей. Девушка метнулась к дому и краем глаза заметила, как и её обидчик проворной тенью ускользает в темноту. Вовремя - ибо кое-кто из подбежавших сталкеров, не разбираясь, пальнул в его сторону. Попал или нет - неизвестно. Да она и не стремилась это узнать. Прочь, скорее прочь!!!
Не отвечая на тревожные вопросы, которыми её засыпали прибежавшие люди, Ксана растолкала всех и со всех ног кинулась домой. Только там, заперев дверь и зарывшись лицом в подушку, она дала волю слезам.
…Мамо-Зона, а ведь ещё отцу рассказать придётся… А что сотворит Панас с обидчиком дочери, когда дознается? И… что сделают с "собратом" те вольные сталкеры, у которых она была любимицей?..
Нет… Нет. Нет! Нет!! Не-е-е-е-е-ет!!!..
Не думать… Не вспоминать… Забыть… О-о-о-о!!!..
…На краю Деревни поскрипывало отягощённое грузом кряжистое дерево, толстый нижний сук которого сталкеры приспособили под виселицу. Труп повешенного несколько дней назад какого-то злостного нарушителя неписанного кодекса вольных бродяг раскачивался маятником - хотя ветра совсем не было. Знающие предрекали, что труп скоро станет зомби и смоется с места казни.
Впрочем, как знать - может, с такими событиями, верёвка будет пустовать недолго?..
На следующий день Детёныш почти не покидала дома - что было для неё нехарактерно. Ей было страшно и стыдно. Страшно из-за того, что, вот она выйдет - и встретится со своим врагом, увидит его лицо, расцарапанную ею же щёку, столкнётся с ним взглядами… Стыдно - перед сталкерами, ставшими свидетелями произошедшего. А если начнут расспрашивать, потом расскажут отцу?.. Ой, Мамо…
Но более всего её тревожило то, что Туту, обозлённый её отпором, может запросто рассказать о ней всё, что ему было известно, ВСЕМ. И тогда…
Каждый раз, когда такая мысль приходила ей в голову, Ксана вспыхивала и со стоном прятала лицо в ладонях, непроизвольно мотая головой: нет, нет, не надо, пожалуйста, не надо… хватит, пощадите!!!..
Однако, после полудня ей всё-таки пришлось покинуть своё убежище. Несколько вольных умудрились с кем-то (Ксана как обычно не вдавалась в подробности, с кем и почему) сцепиться, и теперь некоторые из них, раненые, нуждались в помощи. Так уж получилось, что главным врачевателем в Деревне уже несколько лет со дня своего появления здесь была именно она, Ксана, со своими, как тут шутили, "экологически грязными" травками, собранными прямо в Зоне. Каким-то непостижимым образом она с самого детства умела распознавать полезные и вредные свойства растительности Зоны и пользоваться этим, составляя разные лечебные, укрепляющие и прочие зелья. К ней обращались, когда лекарства Большого Мира не помогали или заканчивались, а то и сразу же. И она помогала как могла. И, бывало, ставила на ноги даже безнадёжных.
В общем-то, ранения в этот раз оказались не смертельными. Пациенты даже избавили её от необходимости бегать за каждым из них - сами дружно притопали к дому. Ксана осмотрела раны, приготовила необходимые составы и смеси, бинты, инструменты и принялась за работу прямо на веранде дома. Сталкеры были в основном, народом терпеливым и тёртым, так что, почти полное отсутствие обезболивания переносили стоически. Тем более, что Ксанка, колдуя над ранами, всячески заговаривала мужчинам зубы, даже иногда пела, отвлекая их от неприятных ощущений.
Закончив с последним, она устало выпрямилась и вышла на крыльцо, вытирая влажный лоб рукавом. Случайно её взгляд упал на проход между домами, и девушка привычно вздрогнула.
Кто-то (отсюда было не разобрать, кто), подставив плечо, медленно вёл к посиделочной белого как мел Туту. Правая нога обидчика Ксаны была перемотана окровавленным бинтом чуть выше колена, и сталкер заметно хромал. Видно было, что каждый шаг даётся ему с немалым трудом.
Сопровождающий что-то сказал своему подопечному, тот отрицательно покачал головой и вдруг бросил взгляд на дом Жабенков. Ксана непроизвольно отшатнулась за подпиравший крышу столб, но Туту, кажется, её всё же заметил. Усмехнулся и отвернулся. Доковылял с помощью приятеля до скамейки и почти рухнул на неё.
Ксане не было слышно их разговора, но и так было понятно: провожатый предлагал Туту пойти к ней, чтобы обработать и перевязать рану, а тот категорически оказывался.
… Гордый весь такой, подумаешь…
Ну и ладно! Ксанке-то тоже невелика охота возиться с этим мерзавцем!
Она тоже отвернулась и принялась прибираться в своей импровизированной больничке (вот, кстати, надо будет попросить Хромого, чтобы выделил какую-нибудь сараюшку под госпиталь!). Вылила из таза окровавленную воду, ополоснула и обтёрла спиртом немудрящие инструменты, запечатала крышечками баночки и бутылочки со снадобьями, увязала мешочки, бросила в корзину для стирки использованные тряпки…
Однако, чем сильнее она пыталась загрузить себя привычной работой, тем чаще её мысли и взгляд возвращались к одинокой фигуре на посиделочной. Ксана злилась непонятно на что и пыталась убедить себя, что ей незачем проявлять заботу о том, кто едва не поломал ей жизнь… или ещё поломает.
Но, видимо, все врачи, все знахари и травники устроены одинаково. И мыслят далеко не привычными для других людей категориями. Вот у воинов - всё просто: есть враг - ты его должен убить. Попросил пощады - пощади. Или не пощади - твоё дело. И какое дело, если враг, допустим, ранен или связан, беспомощен? Это война, ты - воин, а он - враг. Твоя и его работа - убивать врагов. Но сейчас сильнее ты, а не он. Поэтому - убей! Или пощади - если захочешь. Всё просто.
…Ксана закусила губу. Да, Туту - её враг. Но сейчас он ранен. Ему больно, он страдает - хоть и пытается не показывать этого, упрямец. А она - Ксана Жабенко - не воин, а лекарь. Хоть какой-то и пока что единственный в Деревне! И её долг - помогать, снимать боль, облегчать страдания, отгонять смерть. А перед болью и смертью все равны. Нет ни друзей, ни врагов. Есть только бесконечно страдающие люди - и их глаза, наполненные болью и мукой… Должна ли она, лекарь, оставить без помощи человека только на том основании, что он - враг?.. Отдать его на растерзание боли?..
Ксана ненавидела боль. Ненавидела - потому что сама очень плохо её переносила. И прекрасно знала, каково это - страдать от боли.
Резко выдохнув, девушка спустилась с крыльца и подошла к сталкеру, сидевшему к ней спиной. Правда, на последних шагах храбрость покинула её, и травница в нерешительности остановилась, прикидывая: а вдруг он отвергнет помощь и прогонит её?.. Вот стыд-то какой будет!
Ну тогда она вообще перестанет предлагать ему какую-то помощь! Пусть его болотные ведьмы лечат!
- Давай я твою рану обработаю?.. - наконец, решилась она. Фраза прозвучала очень робко и тихо, однако, её услышали.
Туту медленно развернулся к ней чуть ли не всем корпусом, и на мгновение в его глазах мелькнуло изумление.
- Обработай… - помолчав, кивнул он.
Не желая подвергать его раненую ногу пытке перехода с посиделочной на веранду их дома, Ксана, пробормотав: "Я сейчас!" - со всех ног кинулась за своей аптечкой.