* * *
Леонида разбудил оглушительный треск пулемета Сереги, который открыл огонь через оконный проем. Серега закричал, и на мгновение, резко проснувшись, Леонид подумал, что его товарищ ранен. Но Серега только звал его, как будто помощи Леонида было достаточно, чтобы остановить наступающего противника.
Леонид сел на кровати, на мгновение растерявшись. За окном, казалось, горело само небо. Он схватил еще мокрую гимнастерку и одел ее, действуя на выработанном сотнями подъемов по тревоге рефлексе. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы надеть сверху разгрузку и взять автомат. Все это время Серега кричал на него и материл весь мир за окном.
Встав рядом с Серегой и пытаясь не оглохнуть от треска пулемета, Леонид попытался понять, что происходит. Снаружи, в саду и на поле, за которым виднелись ряды деревьев, мелькали какие-то пятна и резкие вспышки. Бешено метались трассеры.
- Они тут везде, - крикнул ему Серега, вставляя в пулемет новый магазин. - Стреляй! - И снова опустил тяжелый ствол на подоконник.
- Я ничего не вижу, - сказал Леонид.
- Просто стреляй. На вспышки.
Леонид подчинился, все еще пытаясь окончательно проснуться. Грохот их двух стволов в тесной комнате, бил по ушам и, казалось, отдавал прямо в мозг.
Стоящая возле дома боевая машина взорвалась, сотрясся здание и повалив ребят друг на друга. Серега потерял равновесие и упал, выдав длинную очередь из пулемета. Леонид удержался, схватившись за оконную раму, и в алом свете горящей машины заметил мечущиеся внизу фигуры. Не особенно понимая, что делает, он поднял автомат и выстрелил по тени, бегущей по краю освещенной зоны. Но его попытка, как ему показалось, растворилась в дикости перестрелки. Множество пятен света носились вокруг с бешеной скоростью.
Неожиданно, взрыв сотряс пол под ними. Крики на мешанине языков и грохот автоматных очередей заполнили дом. В коридоре мерцал свет, на первом этаже раздавался топот ног. Леонид и Серега укрылись за перевернутой мебелью, направив оружие на дверь. Леонид смотрел на нее, раскрыв рот и почти не дыша.
Топот сапог перемещался из комнаты в комнату. По шуму становилось понятно, что на них двоих приходился, по крайней мере, взвод солдат противника. Враги, как им казалось, слишком долго ошивались около лестницы. Затем одна пара сапог стала подниматься наверх.
Кто-то крикнул на иностранном языке, другой голос ответил ему с лестницы. Леонид ожидал, что они бросят в открытую дверь гранату. Но вместо этого солдат на лестнице повернулся и пошел назад. Рассованные по карманам кассеты врезались в кожу. Он ощутил, что большинство кассет были разбиты. Он подумал, что если враги возьмут его в плен, то расстреляют, когда найдут украденное. Леонид задавался вопросом, должен ли он подать голос и добровольно сдаться. Он не хотел, чтобы враги имели повод сердиться на него. Корчак говорил им, что американцы и немцы всегда убивали пленных. Некоторые солдаты не верили Корчаку, но сейчас ему не хотелось проверять это на себе. Он просто лежал, стараясь не шевелиться.
Невероятно, но звуки шагов начали уходить из дома, присоединяясь к огромному шуму на улицу. Рев двигателей быстро движущихся танков заставлял воздух дрожать. Свет от горящей машины отбрасывал волны оранжево-розовой ряби на потолок комнаты.
- Мы в жопе, - шепотом сказал Серега.
* * *
Старший лейтенант Зиринский понятия не имел, как долго шел бой. Ночь казалась бесконечной, трудной, неудачной и бессмысленной. Он видел, как один за другим его танки были уничтожены. Казалось, совершенно напрасно. Потери одного или даже нескольких в бою можно было ожидать. Но Зиринский видел, как шесть из десяти его танков взорвались меньше, чем за пять минут, с нескольких сорвало башни, словно пробки, выбитые из бутылки шампанского. Почти сразу он потерял связь с остатками своей роты, если кто-то из них вообще остался в живых и был способен вести бой. И тогда он начал долгую игру в кошки-мышки с противником.
Им было приказано удерживать перекресток дорог. Вокруг были болота. Бронетехника в этом районе могла двигаться только по дорогам. И этот одинокий перекресток в сельской местности был важным узлом, связывающим местные шоссе и грунтовые дороги.
Зиринский понял, что антенну рации сорвало ударной волной от взрывов. Или одним из множества попавших в танк осколков. Танк был так потрепан, что невозможно было сказать, в чем причина той или иной неисправности. Он не знал, что творится в зоне ответственности батальона, не говоря уже о зоне полка. Он только надеялся, что другие были в лучшем состоянии, чем он.
Их часть вышла из района развертывания в ГДР и пересекла границу после полудня. Они двигались все дальше и дальше на запад, но единственными боями, которые они вели, были битвы с заторами на дорогах. Рядом не рвались снаряды вражеской артиллерии, рыщущие в сизом небе самолеты тоже игнорировали их. За исключением бесконечных задержек и нескончаемой неразберихи на дорогах, их движение проходило почти так же, как в мирное время, а фронт, казалось, все время бежал вперед, безнадежно обгоняя их.
Вечером их часть неожиданно остановилась и получила приказ занять спешно организуемые оборонительные позиции, возводимые на пути возможной контратаки с юго-запада. Некоторые офицеры были в ярости. Все считали, что должны были мчаться в атаку, чтобы, как каждый представлял себе это, совершить мощный прорыв вглубь западной Германии. А теперь они получили гораздо менее почетное задание обеспечивать безопасность флангов. Командир батальона протестовал, считая это неподходящим способом использования своих новейших танков. Но приказ есть приказ. Зиринский занял оборонительные позиции в темноте, раздосадованный тем, что его роту расположили не позади двух других, чтобы она могла играть роль мобильного резерва, предназначенного для оперативного парирования угрозы прорыва противника через позиции батальона. Вместо этого, на роль мобильного резерва была назначена рота Головова. И теперь Зиринский задавался вопросом, где того черти носили.
Небо, совершенно без предупреждения, разверзлось артиллерийским огнем, поймав несколько танков с открытыми люками. Затем появились быстро двигавшиеся вражеские танки, задерживаемые только необходимостью наступать по узкой дороге. Вражеские танки были огромными "Леопардами-2", почти в два раза большими, чем танки Зиринского. Преимущество противника быстро дало о себе знать, поскольку на этих танках были первоклассные приборы ночного видения. "Леопарды" открыли огонь с дистанции, казавшейся слишком большой для ночного боя, и батальон Зиринский потерял целый взвод прежде, чем сумел толком разглядеть противника. Затем бой вспыхнул всерьез.
Когда они попадали во вражеские танки, те горели, подумал Зиринский, понимая, что это единственное, чем он мог утешить себя. Он слушал по рации мольбы о помощи от своих взводных, но ничего не мог для них сделать. Он только грубо приказал взять себя в руки и вести бой.
Позиция была потеряна. Вражеские танки шли вслед за ливнем артиллерийских снарядов, двигаясь очень грамотно, учитывая то, что на дороге они были вынуждены оставаться в тесном строю. Зиринскому казалось, что мокрая земля помогала ему, заставляя тяжелые "Леопарды" оставаться на дороге. Он понимал, что погибнет. Но он был полон решимости бороться. Зиринский ощущал, как его переполняет бессловесная, дикая ненависть к противнику, вызывая желание не просто уничтожить его, но и сделать это максимально болезненно. Он знал, что его механик-водитель и наводчик, вне всякого сомнения, знали, что должны сражаться. Он хладнокровно продолжал искать новые цели, ожидая в любой момент вражеский снаряд, который убьет их и отдаст врагу перекресток.
Враги были очень близко. Но медлили. Зиринский не мог понять, почему. Потери противника не шли ни в какое сравнение с его собственными.
Наконец, они возобновили движение. Зиринский нашел хорошее место для боя, где его могло укрыть тепло, исходящее от горящего остова одного из его собственных танков. Вражеская артиллерия возобновила огонь. Но это был легкий дождик, несравнимый с недавним ливнем.
Вражеские танки приближались. Зиринский ждал, придерживая наводчика за спину, пока цели не войдут в зону надежной видимости инфракрасного прибора ночного видения. Он заметил три танка, которым не уйти, если они все сделают правильно. Очевидно, вражеские танки искали его. Он ждал.
В последний момент, Зиринский приказал открыть огонь. Быстрые последовательные выстрелы методично уничтожили все три цели. Теперь казалось, что уже противник не мог даже увидеть его, словно их танк стал призраком. Враги стреляли в их сторону, но снаряды летели мимо, разнося окружающие деревья.
Зиринский уже расстрелял половину боекомплекта в ходе боя. Особенно мало осталось высокоскоростных бронебойных подкалиберных снарядов - основных убийц танков. Он попробовал снова воспользоваться мертвой рацией, отчаянно надеясь связаться с кем-либо. Ему казалось, что этот перекресток был самым важным объектом на земле, и он не мог поверить, что никто не пришлет подкрепления.
Поле боя освещалось пламенем горящих танков, словно редкими кострами. Зиринский насчитал девять выведенных их строя вражеских танков.
Враг прибег к новой тактике. Танковый взвод на полной скорости помчался по дороге с левого фланга Зиринского, отстреливая в темноту дымовые гранаты. Вскоре вернулся и знакомый грохот артиллерии, пытавшейся достать одинокий танк Зиринского. Он приказал механику двигаться, чтобы найти лучшую позицию для стрельбы.
Танк дернулся медленно и тяжело. Но не смог двинуться с места. Они застряли.
Зиринский торопливо поймал в прицел ведущий танк взвода противника, который еще не достиг мертвой зоны за остовом, служащим Зиринскому защитой.
Его первый выстрел прошел мимо.