* * *
Пола как такового не было – нога выше щиколотки уходила в плотный розовый туман и вязла там. Чувствовалось, что ходить тут до визита Александра и его спутника не пытался никто, а сам он убей не помнил подробностей своего перемещения по здешней "земной субстанции". Слишком уж шокировало его тогда содержимое "фигур памяти", заполняющих все вокруг, словно пузырьки пены огромную ванну.
"Может, превратить это… что-то, – подумал он, в очередной раз выдирая ступню из туманного желе, – в нечто более пристойное? В паркет, например…"
– И не пытайтесь, – ротмистр, похоже, читал мысли своего визави без проблем. – Не забывайте, что мы тут в гостях. Вам бы понравилось, если бы я принялся переделывать вашу кладовку на свой лад? Думаю, нет.
Дышащий вокруг розовый сюрреализм настолько не вязался с обликом военного, стоявшего рядом, что Саша вдруг засомневался в своей недавней уверенности.
"В гостях…"
– Вы хотите сказать, что все это – не ваше?
– Ну вот – не прошло и ста лет, как до вас, дорогой мой Александр, дошло. У вас в этом случае принято вспоминать жирафа.
– А у вас кого вспоминали?
– Не кого, а что, – охотно ответил Ланской. – Чаще всего вспоминали колокольню. Мало что было выше церковных колоколен в моей России… – внезапно помрачнел граф.
– Тогда что это? – Саша поторопился замять неловкость. – Кто это все навспоминал?
– Ну-ну, разве не догадываетесь? Не навспоминал, а…
– Так это воспоминания женщины?!!
"Как же я сразу не догадался? – для Александра все встало на свои места. – И любовные фантазии, и… все остальное…"
Припомнилось, как, мазнув мимолетом один из пузырей, он узнал сразу несколько рецептов незнакомых кушаний, перемешанных с методиками радикального похудания. И как озадачило это тогда, ведь ротмистр вроде бы – по крайней мере, нарисованный им самим образ – ожирением не страдал. Хотя мог и польстить себе…
– Ни в коей мере, – тут же заверил Ланской. – Даже в мыслях не было приукрашивать свой облик.
– Послушайте, граф. Это, черт возьми, невежливо – копаться в моих мыслях!
– Согласен. Только разве мы не находимся в ваших мыслях? Находись вы в моих – они тоже были бы для вас открытой книгой.
– Не заметил я что-то ничего подобного у вас в гостях, – проворчал Петров.
– Вы имеете в виду мою скромную каморку? Увы, – рисованный собеседник развел руками. – Это совсем не мои мысли. Да, я постарался восстановить кое-что из воспоминаний… Но… Вы разве не помните, что я… – Он замялся, подбирая слова. – Что я умер?
– Э-э-э…
– Нет, теперь я вполне готов допустить, что где-то там, – ротмистр махнул рукой в сторону копошащейся пены, – далеко отсюда, существует и мое личное, так сказать, "хранилище памяти", в данный момент обходящееся без хозяина. Но это создал я сам.
– А почему… Стоп! – оборвал сам себя Саша. – Почему теперь? Раньше вы, значит, были в этом не уверены?
– Да, я считал, что "кладовые памяти" гибнут вместе со своим владельцем, а поскольку я…
– Почему теперь?
– Потому что мы с вами здесь. Это ведь не ваше "хранилище"?
– Нет.
– И не мое. Даже принадлежащее не мужчине, а особе противоположного пола.
– Что из этого?
– Не торопитесь. Мы на чердаке женщины… Еще не родившейся.
– Что-о-о?
– Да, эта особа родится в весьма отдаленном от вашего – и теперь моего – времени. Полагаю, лет через пятьдесят. Или даже все сто.
– Откуда вы это взяли?.. – начал Саша, но услужливая память тут же подсказала ему: "Генератор вихревого поля, усиленный лайтраккерами по внешнему контуру…" – Так что выходит: это память женщины из будущего?
– Совершенно верно.
– А вдруг она просто увлекается фантастикой, – покосился Александр на колышущийся рядом розово-перламутровый пузырь сложной формы. – Выдумывает всякое…
– Я тоже так полагал, – серьезно кивнул Ланской. – Но вскоре убедился, что она ничего не придумывает. Почти… Просто времени здесь не существует в самом широком смысле этого слова. И попасть можно не только в настоящее, но и в будущее. Я убедился в этом, так сказать, на собственном опыте. А вы не желаете?
– Вот еще! – передернул плечом Петров и вдруг подумал, что именно из его "хранилища памяти" ротмистр вселяется в него реального… Неужели можно и…
– При определенной сноровке – да. И я вам в этом помогу. Это не так сложно…
– И что: я вселюсь в эту… даму?
– Я бы сказал – в девушку, Александр. Ей двадцать три года, не замужем, весьма привлекательна… По меркам вашего времени, конечно.
– И я превращусь в ее "внутренний голос"? Как вы – в мой?
– Не совсем, Саша, – мягко возразил граф. – Скорее в сон, грезу… Понимаете…
Рисованный военный нахмурился и помолчал, собираясь с мыслями.
– Понимаете, – наконец проговорил он, глядя в глаза Александру. – Она – наркоманка…
7
Александр проснулся и долго лежал, не открывая глаз.
"Неужели и это все сон, – думал он, выплывая из рассыпающихся, теряющих глубину остатков сонной одури, щедро перемешавших зыбкие кошмары с кристально-четкими осколками реальности. – Фантасмагория…"
Бизнесмен Петров был натурой довольно деятельной, поэтому долго валяться в постели не привык. Сон это или не сон, а впереди день, и нужно провести его не так бездарно, как предыдущие.
"Попытаться встретиться с Натали, – продолжал размышлять он. – Это первое. Наверняка то кафе – ее постоянное место. Парижане не любят менять свои привычки… Подойти… Возможно – с цветами, извиниться… Стоп! А почему ты решил, что девушка тебе не привиделась? Может быть, вовсе нет никакой Натали?.. И Парижа – тоже?.."
Он распахнул глаза и снова зажмурил их.
Никакого гостиничного номера вокруг не наблюдалось. Равно как знакомой до мелочей московской квартиры или иных привычных интерьеров. Напротив, окружало его нечто невообразимое…
Повторно глаза Александр открывал уже осторожнее, надеясь, что за тот короткий миг, что они были зажмурены, окружающее претерпело разительные метаморфозы.
Но не тут-то было…
Странное помещение, в котором он оказался, никуда не делось: заполненная золотистым полумраком комната, которую так и подмывало назвать залом – не меньше сотни квадратных метров, – потолок, теряющийся на невообразимой для москвича высоте, пол, смахивающий на черное зеркало…
"Все ясно, – подумал Саша, садясь на постели (огромном возвышении размером с добрых два его "сексодрома" – тоже немаленьких), застеленной золотистыми невесомыми покрывалами, и, похоже, судя по уютному колыханию, наполненной подогретой водой. – Еще в какое-то "хранилище" угодил. Это уже начинает надоедать…"
Ступив босыми ногами на пол, неожиданно теплый и упругий, несмотря на свою "зеркальность", он подошел к стене, от которой струился золотистый свет, озаряющий помещение.
"Штора, что ли? – тронул он тяжелую ткань. – Ну-ка, попробуем отодвинуть…"
Яркий солнечный свет ударил по глазам, заставив зажмуриться, но огромное, во всю стену, окно, оказавшееся за "портьерой", мгновенно пригасило яркие блики так, что освещение уже не мешало, странным образом не снизив ни на йоту свою прозрачность.
"Поляризяция", – всплыло в мозгу знакомое слово.
А за окном было яркое летнее небо, украшенное легкими облачками, и море неправдоподобно сочной зелени, раскинувшееся далеко внизу насколько хватало глаз. Лишь на горизонте из зеленых волн поднималась кремово-белая скала неправильных, но отчего-то совсем не казавшихся уродливыми очертаний.
"Высоко-то как… – придвинулся к самому стеклу, такому прозрачному, что казалось, будто его вовсе нет, Саша. – Этаж пятидесятый, наверное… Или выше?"
Чтобы точнее оценить высоту, он подался вперед еще, чтобы, как в детстве, опереться лбом о стекло, и внезапно понял, что стекла-то никакого и нет! Вытянув шею, он видел прямо под собой уходящую в бездну стену дома, далеко внизу теряющуюся в кипении зелени.
"Ё-мое… Какие там пятьдесят! Все сто! Я что – просто так на краю стою?.."
Петров вспомнил, как в далеком Бангкоке завтракал на сорок четвертом этаже отеля, сидя у самой стеклянной стены, и сердце замирало, когда взгляд падал в многометровую пропасть, отделенную от его кресла лишь толстым стеклом. Но там было стекло, а тут… Он протянул ладонь… исправно уткнувшуюся в пусть упругую, почти как пол, но несомненно преграду. Вывалиться через это странное окно, похоже, было совсем не просто.
Но вовсе не невидимое стекло ошеломило его: мужчина тупо разглядывал свою руку с тонкими изящными пальцами, украшенными каким-то невообразимым маникюром.
Женскую руку…