* * *
После первых дней растерянности Военно-революционный комитет постепенно смог овладеть ситуацией. Спешно создавались отряды Красной Гвардии из рабочих, открыли свои ворота оружейные склады. На сторону восставших перешли артиллерийские части и начали планомерный обстрел тех пунктов, которые находились под контролем противников переворота. К двадцать девятому октября революционные силы блокировали центр города, и началась его планомерная зачистка. Отряд Заломова наступал от Леонтьевского переулка вдоль Тверской в сторону Охотного ряда. Юнкера, офицеры и студенческие дружины отчаянно сопротивлялись. Наступающие несли большие потери. В этот критический момент атакующим подоспела помощь: это подошел и с ходу вступил в бой большой красногвардейский отряд Ивано-Вознесенских рабочих под руководством Фрунзе. Положение дел сразу же изменилось в пользу наступающих, и вскоре были заняты Охотный ряд и Театральный проезд. Артиллерия начала обстрел гостиницы "Метрополь", где укрепились офицерские отряды.
На следующий день сразу после окончания перемирия начался штурм "Метрополя". Он велся радиально с трех сторон: вдоль Моховой, Охотного ряда и Театрального проезда наступали отряды левого эсера Саблина, и большевика Заломова, со стороны Театральной площади атаковали матросики анархиста Яценюка, а со стороны Лубянки продвигался красногвардейский отряд иваново-вознесенских рабочих под командованием большевика Фрунзе. Ожесточение сражения достигло наивысшего предела. Отстреливаясь, противник медленно отступал к гостинице. Красногвардейцы и солдаты, понесшие потери, были злы на упорно сопротивляющихся мальчишек-юнкеров, и Николай боялся, что не сможет удержать своих людей от самосуда. Горькая ирония, думал Николай, целясь в очередного противника, состоит в том, что бывший юнкер Заломов стреляет в юнкеров, недавний студент Саблин восстал против таких же, как и он, студентов, а левый социалист Фрунзе сражается с правыми социалистами. В этот момент он ощутил какое-то прикосновение в его мозг, словно кто-то мягко и настойчиво пытался пробиться в его сознание. В голове возникло острое чувство нависшей опасности. Повинуясь неясному инстинкту, Николай скорее машинально, чем осознанно, немного повернул голову. И в тот самый момент ему обожгло левый висок, а затем всю его голову пронзила острая боль. Прижав ладонь ко лбу, он почувствовал, что пальцы стали липкими. Николай отнял ладонь от головы и посмотрел на неё: вся ладонь была в крови. Он даже не успел удивиться этому, как на глаза опустился красный туман, свет померк, все предметы вокруг стали размытыми и каруселью закружились вокруг него. Теряя сознание, он только и успел услышать:
- Товарищи, юнкера командира подбили!
Он уже не чувствовал, как его, падающего, подхватили и отнесли в тыл. Очнулся только от того, как нежные руки протирали ему глаза и лоб. Открыв глаза, он увидел перед собой улыбающееся и одновременно тревожное лицо Глаши в красной косынке.
- Привет, сестренка! - слабым голосом вымолвил он.
- Привет, братишка! - в тон ему ответила девушка и поцеловала его лоб. - Везунчик ты, пуля только слегка висок задела, кожу расцарапала.
- А Кирилл где? - спросил он, ощущая, как к нему медленно возвращаются силы.
Глаша меж тем ловко бинтовала ему голову.
- Здесь он, а как же без него! Мы вместе с товарищем Арсением пришли, а то, видать, вы без нас никак не справитесь.
Николай сел и потрогал повязку на голове и прислушался к своим ощущениям. Рана саднила, и еще легкое головокружение, которое, однако, уменьшалось.
- Ну, я пошел. - сказал Николай и не без труда поднялся, слабость пока отступала неохотно.
- Ты куда? - обеспокоенно заметалась Глаша. - Тебе нельзя, нужно отлежаться.
- К своим, а то без меня, боюсь, они таких делов наделают. Сама же сказала, что царапина.
Поняв, что Николая не остановить, Глаша только сокрушенно махнула рукой:
- Увидишь Кирилла, посмотри, чтобы не лез на рожон. А то он у меня такой же отчаянный, как и ты: два сапога пара.
Он успел вовремя. Оставшиеся в живых офицеры и юнкера сдались, и повстанцы постепенно втягивались в здание и начали зачистку огромного комплекса гостиницы. Злость на офицерье был так велика, что солдаты бросились избивать сдавшихся. Едва Заломов вошел в фойе, как его взору сразу бросилась картина расправы победителей над осужденными. Несколько солдат прикладами и ногами были юнкера, совсем еще мальчишку, впрочем, такого же, как он. Юноша уже не сопротивлялся, а только сжался в комок и стонал.
- Прекратить! - бешено заорал Заломов.
Солдаты замерли. Он понял, что их нужно было срочно чем-то отвлечь.
- Петров! Часовым на вход марш! Начальникам отделений, каждому отделению по этажу. Пройти по всем номерам, заглянуть в каждое помещение. Всех подозрительных обыскать, разоружить и арестовать! Юнкера и офицеры могут быть переодеты, поэтому прошу обращать внимание на нагар на правой руке от пороховых газов и синяки на плече от приклада. Место сбора арестованных - здесь, в фойе. Замеченные в самосуде и издевательствах над пленными будут отданы под революционный трибунал.
Уже отвыкшая от повиновения солдатская масса, почувствовав твёрдую руку, инстинктивно стала выполнять приказания.
- Сходи за сестричкой. - послал он одного из солдат. - Пусть посмотрит этого. - Николай кивнул в сторону юнкера.
В это время в гостиницу стал врываться поток людей в бескозырках и тельняшках. "Это матросики подоспели!" - подумал с неприязнью Заломов. Раскрасневшийся, возбужденный Арсений Яценюк, коротко кивнув Николаю, махнул рукой с наганом:
- Вперед, братва! Посмотрим на буржуйское житье-бытье.
- Да, эти уж церемониться не будут! - услышал он за спиной знакомый женский голос.
Это подошла Глаша.
- Осмотри его. - он показал на юнкера. - Если сам идти сможет - пущай дует домой, к мамке.
Сам же решил пройтись по этажам. На третьем этаже он увидел, что Сенька, прицелившись из нагана, пытается добить раненого офицера. Он лежал возле пулемета у разбитого окна и холодными от ярости глазами смотрел прямо в направленный в него ствол револьвера. Вокруг раненого лежали открытые пустые коробки и использованные пулемётные ленты. Резким движением плеча Николка толкнул готового выстрелить Сеньку.
- Ты чего? - возмущенно спросил Сенька.
- А ничего! ВРК распорядился всех пленных доставить в Лефортово.
- И ты их жалеешь? Они наших раненых добивали!
- Я не допущу самосуд! А ты упырь, поди, напился уже русской кровушки? Буде с тебя, вали отсюда со своей матросней. Вон твои уже грабить начали, защитнички революции, тьфу! - зло сплюнул Николай в сторону Сеньки. Под его глазами, горящими праведным непреклонным огнем, Сенька вынужден был отступить и удалиться, бормоча под нос что-то угрожающее.
- С вами все в порядке? - участливо осведомился Заломов.
- Зачем вы меня спасли? - настороженный и даже враждебный взгляд впалого лица с офицерскими усиками над верхней губой. - Я ведь враг!
- Русские не должны убивать русских! - убежденно ответил Николай.
- Русские, Россия… Где она, эта Россия? - горько произнес офицер. - Вы уничтожили ее.
- За нами - правда! А Россия? Россия никуда не денется. Мы сражаемся за новую Россию!
- Я не понимаю вашей России и буду с ней драться! - предупредил офицер. - Вы и теперь сохраните мне жизнь?
- Да. - просто сказал Заломов. - Во имя будущего этой страны я вас отпускаю.
- Позвольте узнать имя моего спасителя.
- Поручик (незадолго до октябрьских событий он получил это звание) Заломов, Николай Георгиевич.
- Прекрасно! Офицеры вместо того, чтобы защищать страну, ее губят. - с сарказмом произнес офицер. - Подполковник Чащин, Вадим Петрович, к Вашим услугам.
- Надеюсь еще встретиться с Вами, Вадим Петрович.
- Лучше не надо, мы встретимся как враги, и за исход того поединка я не ручаюсь.
- Честь имею. - насмешливо откланялся Заломов и пошел к выходу.
Когда Николай вышел из гостиницы его ожидал новый удар: солдаты и матросы приканчивали не успевших разбежаться юнкеров и офицеров. Острая боль пронзила голову Заломова возле виска, и он потерял сознание.