- Да уж, черт возьми, был бы, Дюк, - согласился Хоуви, без страха посмотрев в глаза великану. - Я не боюсь вас, ребята. Потому что, если разобраться, кроме дерьма и громких слов, в вас больше ничего нет. А ваши военные подвиги это вообще фикция. Снять с вас форму - и останется пустое место. Я, может быть, был лучшим пилотом-истребителем в ВМС и ВВС вместе взятых, но когда началась война, мне заявили, что я слишком стар и "политически безграмотен". Я говорил этим олухам, что в бою это не имеет значения, но нет - истребитель мне не доверили. Пришлось гонять старые грузовые корыта на Тихом океане. Потом я выбрасывал диверсионные группы за линией фронта в Европе. Но это было хоть что-то, я служил своей стране…
Он повысил голос, обращаясь уже не только к Паттону, а ко всей толпе:
- А хотите узнать кое-что, леди и джентльмены? За все то время, что я провел на фронте, я ни разу не слышал ни об одном из этих вот "асов". Всех настоящих героев я встречал: и Дика Бонга, и Джимми Стюарта, и Дулиттла. Только они почему-то не знали никого из этих. За исключением генерала Паттона, конечно. Кто же не слышал о старине "Крови, Поте и Славе". Ведь он лично сократил войну, по меньшей мере, на полгода, когда запрыгнул в чужой самолет и полетел утюжить дивизию СС "Смерть". Он умудрился обогнать собственные войска и спас их, заодно с мирным населением, от орд обезумевших нацистов, поклявшихся стоять до последнего человека. Я сам видел генерала в Германии в сорок пятом. Он только что провел целый день за штурвалом "Боинга", сбрасывая зажигалки на Берлин. Его снимали парни из кинохроники, а я в это время поболтал с экипажем. Странные люди, они почему-то недовольны, что какой-то сухопутный псих высадил из самолета их настоящего командира. Ко всему прочему, сбрасывая бомбы, генерал проявил куда больше энтузиазма, чем точности. По военным укреплениям, которые были его главной целью, он, похоже, не попал, зато сжег госпиталь, церковь и детскую площадку. Понятное дело, все эти больные, монахини и детишки могли записаться в фольксштурм и надолго затянуть войну. Дивизия СС? А ее и в помине не было. Фрицы ее просто придумали, надеясь, что мы испугаемся и приостановим наступление.
Паттон только смотрел, играя желваками.
- А что же остальные? - продолжал Хоуви. - Насколько мне известно, Маккарти провел почти всю войну в Канаде, ухаживая за внезапно заболевшей мамочкой. Дюк, правда, действительно побывал на всех основных театрах военных действий: с группами кинохроники - после того, как фронт уходил далеко вперед. Ну, а подвиги Тоскливого Лафайета - это сюжет для комедии. За всю войну он потопил один-единственный буксир. Наш, между прочим. Он решил, что на Каталину напали японцы и выпустил по "захватчикам" полный боекомплект. После этого ему доверяли только писать приключенческие рассказы для "Лэзернека". Кстати, это газета корпуса морской пехоты. ВМС так и не решились пустить его на страницы какого-нибудь своего органа…
- Товарищ генерал, я принес пистолет, - раздался голос Хаббарда. Лейтенант пробирался сквозь толпу в сопровождении полковника Холла. - Вы расстреляете негодяя прямо сейчас?
- Лейтенант Хаббард! - обрадовался Хоуви. - А мы как раз о вас говорили.
- Теперь вы видите, в каком положении оказался Паттон. Если бы генерал сразу расстрелял обидчика, все решили бы, что старый бродяга рассказал правду об их военных подвигах. Делать было нечего, и Паттон, скрепя сердце, вызвал Хоуви на воздушное состязание, назначив его на следующее утро. План у него был такой: перелетать наглого хвастуна по всем статьям, а потом расстрелять. Хоуви не имел ничего против. После того, как он продемонстрирует всему Роузвиллу, из каких же, на самом деле, долбоебов состоит прославленная ЭРС, они могли делать с ним все, что душе угодно. В это время появился Линдберг. Я стоял рядом и слышал, как мигом протрезвевший Маккарти рассказывал ему о случившемся. Линдберг чуть не сел. Маккарти был всей душой за поединок и пытался убедить полковника, что они повеселятся на славу, но тот заявил, что они слишком рискуют. Им грозила потеря привилегий, а в случае, если они осрамятся, их и вовсе могли сослать на аляскинские буровые. Он не желал иметь ничего общего с этой авантюрой. Однако остальные горели желанием посрамить клеветника и восстановить свою репутацию. В общем, Хоуви формально принял вызов…
- Джек, Хоуви что - сумасшедший? - спросил Чарли.
Джек, Пэтси, Пегги Сью и Чарли сидели на лавочке и любовались луной и звездами.
- Понятия не имею, Чарли-кот. Почему бы тебе не спросить у него самого?
- Я бы спросил, но мы же не знаем, куда он делся.
- Ты думаешь, его посадили, Джек? - спросила Пэтси.
- Нет, Гроза Сердец, вряд ли они осмелятся.
Родители Чарли видели все, что происходило на танцплощадке. Когда крики утихли, папа подошел и приказал ему идти домой. Маме, которая тоже появилась откуда-то, сразу понравился Джек, и она пригласила его, Пегги Сью и Пэтси ужинать, а дома набросилась на Джека с вопросами о том, что происходило в других частях Америки. Папа не испытывал особого восторга по поводу присутствия в их доме обаятельного рецидивиста, справедливо полагая, что впоследствии у них могут быть неприятности из-за него. Однако главой этой семьи являлся не мистер Холли.
- Джек, а почему они не осмелятся посадить его? Или тебя?
- Потому что они хотят, чтобы мы потихоньку улизнули, не дожидаясь завтрашнего цирка. Они ведь просто партийные шишки, а не прирожденные пилоты, как Хоуви. Вот они и надеются, что старик испугается смерти и сделает ноги. Конечно, при этом им не удастся получить морального удовлетворения от его расстрела, но зато они полностью обезопасят себя от возможного унизительного поражения. К тому же, в этом случае им будет легче внушить местным котам мысль, что Хоуви - обычный пустобрех и все наврал. Самое занятное во всей этой истории то, что Хоуви, скорее всего, действительно может запросто перелетать любого из них. Вжик-вжик.
- Но тебе же необязательно лететь с ним, правда? - сказала Пэтси.
- Хоуви нужен бомбардир, и он на меня надеется. Так что - это и мое представление тоже.
- А вам не страшно, мистер Джек? - спросила Пегги Сью.
- Конечно, страшно. Но мне становится страшно каждый раз, когда приходится забираться в Гусыню-Щеголиху с этим старым пиратом. Это же не биплан, а бам-план. У дамочки свой характер, и она не стесняется его показывать. Только чем же еще может заняться такой бесполезный член социалистического общества, как я? Есть предложения?
- Вы могли бы стать настоящим писателем, - сказала Пегги Сью.
- Или журналистом - это почти то же самое, что писать книги, - добавила Пэтси.
Джек рассмеялся.
- Конечно, я мог бы писать то, что дозволяет партия. Или стать мусорщиком, или колхозником, или поваром в столовой, или солдатом… Мало ли, кем еще. Вот только, понимаешь, ощущать, что я на своем месте, я смог бы лишь занимаясь тем, чем занимаюсь. Очень может быть, что когда-нибудь я повзрослею. Однако люди, чаще всего, успевают прожить целую жизнь, так и не определив своего призвания.
- Я знаю, какое у меня призвание, - сказал Чарли. - Я буду летчиком.
- Таким же, как Хоуви? - хихикнула Пэтси.
- Надеюсь, таким, как полковник Линдберг, - улыбнулся Чарли. - Даже Хоуви считает, что с Линди все в порядке.
- Главное качество Хоуви в том, - сказал Джек, - что он куда более достойный кот, чем я. Он, может быть, и сумасшедший, но зато верен своей мечте. Единственное, что он умеет делать хорошо, - это летать. За что бы другое он ни брался, все получается шиворот-навыворот. Но пока он может летать, это не имеет значения. Это и есть его мечта. Каждый рождается с каким-то своим, особым биением сердца, которое подсказывает ему, что делать. Кому-то оно выстукивает: "стань президентом ССША". У другого сердце бродяги. Какое конкретно у тебя призвание - не имеет значения, главное - всегда ему следовать.
- Я буду следовать своему, - сказал Чарли, расставив руки на манер крыльев.
- А ты железно уверен, что должен заниматься именно этим? - спросил Джек.
- Ну да, на все сто. То есть, я так думаю.
Джек взял гитару и спел несколько народных песен, которые запомнились ему во время скитаний по стране. После баллады о гибели ста шахтеров, попавших в обвал на руднике, он решил немного поднять настроение слушателей и начал импровизировать, подбирая текст к случайным аккордам…
- Сердце мое, - мяукнул он, глядя на Пэтси, - почему ты замираешь, когда милая рядом?..
Он попробовал подобрать мотив, но вышло не слишком удачно.
- Я больше по части слов, - сказал он. - Музыка - не моя стихия.
- Сердце мое, - повторил Чарли, в ушах которого начинала звучать мелодия.
- Знаешь, - сказала Пегги Сью, - почти у каждой девчонки в классе есть своя песня. И у Клементины Картер, и у Сюзанны Хиклинг, у Женевьевы Дидонне, у Аделины Уильямс - у всех. Только песни Пегги Сью нет.
- О, мой ангел, Пегги Сью, - предложила начало Пэтси и рассмеялась.
- О, Пегги Сью, души моей услада, - пропел Джек, однако слова никак не ложились на ритм аккордов.
- Пегги Сью, - промурлыкал Чарли на мотивчик, который рождался сам собой, - когда б ты знала…
Джек потянулся к Пэтси, обвил рукой ее шею, и их губы слились.
У Чарли кончились слова. Джек демонстрировал Пэтси одно из восемнадцати применений своего рта, и та нисколько не возражала. Чарли и Пегги Сью оказались третьим и четвертым лишними.
Пегги Сью повернулась к Чарли, и в темноте ее глаза показались ему огромными и таинственными.
- Наверное, мне пора домой, - сказала она. - Проводишь меня, Чарли?
- Проводить тебя? Но ты же живешь в соседнем доме.