Нет, они не проходимцы какие-то, вот, к примеру, ходатайство от попечительского совета будущей гимназии. Уважаемые, достойные люди, все, как один, удивительной честности и полного самопожертвования. На алтарь отечества, да. И, главное, бронзовая доска с именами на фасаде здания. Вот проект. Вот программа обучения.
Слава говорил ровно и складно, умело играл интонациями и модуляциями. Вовремя делал паузы и вовремя восклицал. Плавно жестикулировал и, если надо, смело рубил ладонью воздух. "Оратор! Ритор высшего класса!" - начал было гордиться Славкой Костя, но тут ему показалось, что Фёдор Матвеевич как-то временами выпадает из реальности. И что он, Константин, снова теряет нить Славкиных рассуждений. "Под вашим сиятельнейшим патронажем… первоприсутствующий попечительского совета… птенцы гнезда Апраксина… под сенью крыл русской Минервы расцветёт и воссияет… "
Он потряс головой. Союз Меча и Орала, не иначе! Что он несёт? Что за сиротский дом? Мы же договаривались!
- …вашей милостью не будут оставлены. А мы, со своей стороны, опираясь на уездное дворянство… На лучших представителей…
Апраксин лучился самодовольством, с лёгкой тенью сомнения, но внимал, в целом, благосклонно. Тут что-то за дверями стукнуло, послышался звук падающего тела. Костя мигом сорвался, уронив стул, распахнул дверь. За ним, пыхтя отдышкой, примчался граф.
Мыш прижал коленом к полу какого-то человека, накинув тому на шею кожаный шнурок. Фёдор Матвеевич остолбенел на мгновение. Спросил:
- Что тут такое?
- Подслуха поймал, - пояснил графу Мыш, - к двери ухом стоял. Прикажете удавить?
На Фёдора Матвеевича ясными синими глазами смотрел малец с чистым ангельским личиком.
- Какой, однако, резвый, живенкай мальчонка, - восхитился Апраксин, - чей будешь?
- Сирота, ваше сиятельство, Степаном величают, - доложил вместо него Костя, стягивая за спиной у лакея руки, - подобрал, обогрел. Обучен чтению, письму и счёту. Разрешите негодяя допросить, в тихом месте?
- Иди, - кратко бросил граф, - на конюшню.
Потрепал Мыша по густым белокурым вьющимся волосам, тяжело вздохнул. И тут Мыш совершил совершенно, с точки здравого смысла, бессмысленное действие.
- Деда, дедушка, - бросился он в Апраксину, вцепился ему в камзол, - неужто ты меня забыл? Я скитался, голодал, добрые люди из милости кормили… - подвывал Мыш, размазывая сопли и слёзы по лицу, - а ты меня бро-о-о-сил… Я тебя звал, искал, а ты куда-то исчез…
Фёдор Матвеевич отшатнулся, попытался отстраниться от Мыша. Но тот настолько жалостливо и настойчиво называл его дедушкой, что пришлось графу внимательно всмотреться.
- Ну-ка, ну-ка… - Взял ладонями его лицо ладонями и повернул на свет, - где вы его нашли? - взволнованно спросил он.
- Недалече от Владимира, - не стал уточнять детали Костя.
- Да, так оно и есть, - бормотал, продолжая рассматривать лицо Мыша, - Аннушка, вылитая Аннушка… Господи, боже мой, это меня настигают грехи мои тяжкия… Внучек… - и начал заваливаться набок.
Костя подхватил Апраксина, аккуратно уложил на пол. Рванул лацканы тугого камзола, золотые пуговицы с глухим стуком разлетелись по полу. "Не хватало, чтобы старый пердун кони двинул прямо щас. Мыша прибью, сироту сраного", - мысли скакали с места на место.
- Лекаря, лекаря сюда, - зычно проорал Ефим Григорич.
Засуетилась дворня, откуда-то из-за угла, как чёрт из табакерки, выскочил лекарь, графа уложили на кушетку и пустили кровь.
Лекарь, судя по всему, немец, протокольным голосом начал вещать:
- Госсподин граф есть плёха чувствовать. Нада дать ему покой.
- Пшёл вон, - сообщил ему Апраксин, - где Романов? Константин? Ярослав?
- Все здесь, ваш сиясь, - отозвался Костя.
- Чей подсыл, узнал?
- Графа Толстого.
- Что с ним?
- Захлебнулся на конюшне. Криком захлебнулся, - тут же уточнил Берёзов, - я взял на себя смелость… Он всё слышал, самое важное…
- Тогда… - Фёдор Матвеевич сделал неопределённый жест рукой.
- Не извольте беспокоиться, всё чисто будет.
- Пусть Ефим останется, вы идите, - Апраксин говорил тихо, но властно, - помогите встать.
О чём толковали целый час граф и Романов, так и осталось неизвестным, Ефим Григорич оказался твёрд, как алмаз.
Костя, Слав и Мыш уселись в столовой, поближе к винцу.
- Душераздирающее зрелище, - прокомментировал Костя, - какое-то противоестественное. Ты чё творишь, урод? - обратился он к Мышу, - чуть фигуранта в ящик не отправил!
- А кто ж знал, - ответил Мыш, - что он такой больной.
Ни тени раскаяния, ни следа слёз и былого, совершенно искреннего, горя.
- Ты сам говорил, надо всякие шансы использовать, - рассудительно сообщил Косте юный мошенник, - а я разговор подслушал, что дядька Ярослав тёр графу… про сирот…
- А если б сорвалось? - продолжил допрос Костя.
- Ну и чё? Получил бы подзатыльник, да и все дела. Я ж у него не серебро из буфета тырил…
- Артист, блин, погорелого театра, - тяжело вздохнул Костя, - чуть всё дело не сорвал.
Но Мыш продолжал теребить Костю за рукав.
- Я как почувствовал, дядь Кось, будто кто толкнул… - начал взволнованно частить Мыш, - что надо именно так сделать… Я не знаю, дядь Кось… я боюсь, можа бесовское наваждение?
Слава заинтересованно слушал пацана.
- Ты это брось, - ответил Костя, - скажешь тоже, бесовское. Не иначе, волею твоего ангела-хранителя.
Хотя и сейчас Берёзов не имел никакой уверенности ни в чём. "Атас, полный аут… - растерянно думал Костя, нервно стуча пальцами по столешнице, - феерия какая-то, Босх, Брейгель и мексиканский сериал. Деда на подвиги тянет, Апраксин, Апраксин! - воспылал любовью к ближнему своему, сироток возлюбил… Мыша какие-то силы толкают на авантюры, должные провалиться ещё на стадии задумок, а они срабатывают. Чёрт знает что творится!"
Вся картина мира рушилась на глазах, все планы и заготовки летели псу под хвост. Планировали же тихо, не светясь, получить свои бумажки, и так же тихо свалить из Питера. Нет, в случае осложнений Костя допускал, что придётся придушить пару-тройку бюрократов-взяточников, но чтоб так вот… Мыш - графинчик, уссаться можно!
- А потом попустило, как старикан сказал "внучек", я боюсь, дядь Кось, что делать-та? Какой же из меня граф?
- Не сцы, малыш, прорвёмся. Старик к тебе гувернёров приставит, научит всякому, не только шнурком людей давить.
Он налил себе полный бокал вина и выпил.
- Блин, какая-то мыльная опера. Как бы не передумал граф, насчёт гимназий, - пробормотал Костя.
- К завтрему созреет, - уверенно отвечал Слава, - ночь помучается, день поразмыслит и согласится.
- Ну-ка давай, колись, что это было? Как ты клиента охмурял?
- Я сам толком не знаю. Я поначалу, ещё в Романово, испугался, потом привык. Главное, говорить то, что хотят услышать. С людьми надо говорить на том языке, который они понимают. Вот и я, проговариваю, подталкиваю, а потом все сами всё делают. Начинаю пробовать разными ключевыми понятиями - слава, богатство, удовольствия, или же на эмоциональную сферу. Как воздушный шарик нажимаю. Пока не почувствую, что в резонанс вошёл. А там уже проще, как на одной волне. Конечно, против базовых установок личности не попрёшь, если они есть. Но у некоторых и этого нет. Есть люди с сильной волей, сформировавшимися целями в жизни, с теми обычно туго. Это я чувствую.
- Ну вот, а ты говорил, когда я из Бахтино приехал, что у вас с Сашкой никаких изменений нет. Это же вообще! Не пробовал МММ организовать?
- Пробовал один раз, - смутился Ярослав, - ни черта не получается. Как в трясину попадаю, как-то фальшиво всё… какое-то косноязычие нападает, я сразу тупить начинаю со страшной силой, и народ просто шугается. А стоит по реальному делу поговорить, так что откуда берётся. И слова находятся, и красивые аллегории и привлекательные образы. И расстёгивает народ кошельки на раз-два. Мне иной раз аж стыдно бывает, что люди, может быть, последние деньги отдают.
- А Апраксина на чём взял?
- Перед последним порогом многие начинают смотреть на вещи иначе, чем при жизни. А он в сильных сомнениях. Жизнь, считай, прожита, богатств накоплено - дай бог каждому, а дальше что? Он, в общем-то, глубоко несчастный одинокий человек. Детей нет, помри - и всё по углам растащат. Положение неопределённое. Они-то, птенцы Петровы, при живом государе делали, что прикажут, а как его не стало, так кто в лес, кто по дрова. Нет, главное, чётких ориентиров, куда плыть. Они, как пишет Ключевский, служили Петру, а не России.
Он это пока не осознаёт, но нутром чует, что дела идут не так, а мысли трезвые, когда появляются, гонит. От страха гонит. Императрица плоха, это уже все понимают, а что дальше будет - не знает никто. Вот я и подыграл ему. Сначала возбудил сомнение и страх, потом обнадёжил, что не всё так плохо. И что к его бронзовому барельефу не зарастёт народная тропа. Тщеславен, что там говорить. Бессмертие в вечности, бессмертие в потомках - слишком сильный соблазн, чтоб ему сопротивляться. А там или ишак сдохнет, или султан помрёт.
Слава тоже не выдержал и выпил бокал вина.
- Хм. Хорошо винцо. Ты, кстати, не в курсе, почему во времена всякой нестабильности и государственных катаклизмов появляется какое-то неимоверное количество кликуш, юродивых, экстрасенсов и парапсихологов с провидцами?
- Не-а. Интересно, а что Саньку досталось? Или он не засёк ещё?
- Не знаю, а у тебя что?
Костя поделился своими наблюдениями.
- Но если с нами так, то и у него что-то должно быть. Если есть - значит это заказной квест, стопудова.