Теперь Самуэль Шамплен знал об ирокезах куда больше, чем десять лет назад. Союз пяти племён включал в себя племена кайюга - "людей большого болота", мохоков - "людей кремня", онеида - "людей гранита", онондага - "людей холмов" и сенека - "людей великих холмов". Общая численность ирокезов достигала примерно пятнадцати тысяч человек, из них три тысячи воинов - большая сила для здешних лесов, причём сила умелая и хорошо организованная. Действуя небольшими отрядами, ирокезы уходили за сотни лье от родных мест и появлялись там, где их не ждали. По-змеиному тихо пробираясь в мягких мокасинах через заросли, ходеносауни повергали противников в ужас своим умением вести бой в лесу и своей беспощадной свирепостью. Шамплен знал о донесении, написанном в Париж отцом Лалемэнтом: "Ирокезы так бесшумны в их приближении, так быстры в их разрушении и так молниеносны в отступлении, что каждый обычно узнает об их уходе прежде, чем узнает об их нападении. Они проходят, словно лисы, сквозь лес, который дает им убежище и служит им неприступной крепостью. Они нападают, как львы, и так же неожиданно в тот момент, когда меньше всего ожидают, не встречая сопротивления. Они налетают, как птицы, исчезая прежде, чем они действительно появятся", и был полностью согласен со словами святого отца.
Война была основным занятием ирокезов-мужчин. В отличие от других индейских племён, народ длинного дома жил не только охотой: основой пропитания было земледелие - ходеносауни возделывали поля, на которых росли кукуруза, соя, тыквы и табак. Сезон охоты длился с осени до середины зимы, сезон рыбной ловли приходился на весну, а война - война шла круглый год.
А самым удивительным было то, что народом великих воинов правили женщины. Племена Лиги управлялись советами вождей-мужчин, но выбирали их женщины. Женщины возглавляли кланы; женщинам принадлежала вся собственность племени, от полей и домов до утвари и одежды; под наблюдением матерей кланов женщины обрабатывали поля. После женитьбы муж переселялся в "длинный дом" своей жены, а их дети входили в клан матери. Всё хозяйство Союза Пяти Племён держалось на женщинах - мужчины приносили дичь и рыбу, внося разнообразие в кукурузное меню, зачинали детей, которых воспитывал клан, и воевали, воевали, воевали, расширяя земли, занятые племенами Лиги. И женщинам всё это нравилось…
Да, теперь Самуэль де Шамплен де Сентонж многое знал об ирокезах - "римлянах лесов", и всякий раз его обдавало холодом при мысли о том, что история Северной Америки и всего мира могла бы пойти иначе, если бы в ту памятную ночь 1603 года на берегу Сен-Лорана его мушкет не дал осечки.
* * *
- Нам нужно оружие, бледнолицый брат, - сашем принял из рук Шамплена трубку мира, совмещённую с томагавком, и положил её на расстеленную на земле шкуру медведя. - Железные ножи. Томагавки, - он коснулся лезвия боевого топорика, сделанного из мыльного камня-стеатита. - И ружья - много ружей и много пороха. А у вас будут шкуры бобров, лис и куниц - много шкур.
"Да, ирокезы быстро, гораздо быстрее всех своих соседей, оценили все преимущества огнестрельного оружия и предпочли его примитивному оружию своих предков, - подумал губернатор Квебека. - Умный народ - они не боятся грома, живущего в железных трубках, и уже научились им пользоваться. Сберегая порох, они охотятся с помощью лука и стрел, но по тропе войны они хотят идти с ружьями. Алгонкины с радостью меняют меха на сукно и ситец, а ходеносауни требуют оружия. Ну что ж, я не против… пока это совпадает с моими интересами".
- Вы получите ружья, брат мой Ястреб-парящий-в-воздухе, - торжественно произнёс Шамплен, - столько, сколько вам будет нужно. Столько, за сколько вы сможете заплатить, - добавил он вкрадчиво. - И мы привезём вам железные ножи и томагавки ("Абордажные топоры - чем не томагавки?").
- О! - глаза сашема превратились в узенькие щёлки. - В лесах чужих племён много бобров - мы купим у вас много ружей. И скальпы врагов вождя франков будут дымиться в руках воинов ходеносауни!
- Это хорошо, - де Сентонж кивнул. - Союз между франками и племенами длинного дома поможет обоим нашим народам. Ирокезы - лучшие люди этой земли, от Великих Озёр до берегов Великой Солёной Воды.
С этими словами он обернулся к своим спутникам, сидевшим за его спиной. Один из них, поняв молчаливый приказ губернатора Квебека, развернул длинный свёрток и подал Шамплену тяжёлую шпагу в изукрашенных ножнах. Взявшись за золочёный эфес, Самуэль чуть выдвинул клинок из ножен - блеснула голубоватая сталь.
- Прими, вождь, - коротко сказал Шамплен, протягивая шпагу Глэйдэйнохче.
Лицо индейца хранило привычную бесстрастность, но француз понял, что Ястреб восхищён подарком. Десять лет общения с ирокезами не прошли для Шамплена бесследно, и к тому же его чуткий слух уловил восторженный вздох, вырвавшийся у младших вождей, сидевших за спиной сашема. Глэйдэйнохче обнажил клинок, полюбовался им, коснулся пальцем лезвия. Вложив шпагу в ножны, он осторожно опустил её на медвежью шкуру рядом с трубкой мира и сказал торжественно:
- У меня тоже есть для тебя подарок, бледнолицый брат. Метэйнэй!
"Метэйнэй? - удивился Шамплен. - Кажется, на языке ирокезов это значит "птица, поющая при дневном свете". Он что, хочет подарить мне какую-то певчую птичку? Мило, но как-то странно для народа воинов…".
Из дверей ближайшего дома появилась женщина и спокойно направилась к костру переговоров. Когда женщина подошла ближе, Шамплен увидел, что она молода и красива - да, да, красива! - даже по европейским меркам. На ней было длинное платье из выделанной кожи, украшенное узорами из игл дикобраза, и очень изящные мокасины, отличавшиеся от обуви воинов. Чёрные волосы женщины были разделены пробором и заплетены в две косы, переброшенные на грудь. Женщина ступала с какой-то первобытной грацией, свойственной диким животным и почти утраченной людьми за столетия цивилизации. Но больше всего Шамплена поразило лицо индеанки - смуглое, с тонкими правильными чертами и яркими лучистыми глазами. "Вот так птичка! - ошарашено подумал губернатор Квебека. - Неужели мой краснокожий братец собирается мне её подарить?".
А лесная красавица подошла к костру, улыбнулась (француз почувствовал, как у него усиленно забилось сердце) и, словно прочитав мысли Шамплена, сказала:
- Слово сашема Глэйдэйнохче не точно. Женщины ходеносауни - не вещи, которые дарят. Мы сами решаем свою судьбу. Я хочу быть твоей женой, бледнолицый вождь.
"А если я откажусь? - мелькнуло в голове Шамплена. - Что тогда?". Но он уже знал, что не откажется: эта женщина привела бы в трепет даже дряхлого старца, а де Сентонж в свои сорок шесть отнюдь не считал себя стариком. Белых женщин в Новой Франции были единицы, и поселенцы сплошь и рядом женились на индеанках.
- Метэйнэй - дочь старшей матери клана Черепахи, - пояснил сашем (от Шамплена не укрылось, что суровый воин явно сконфужен). - Она вдова - её мужа убили делавары.
- А потом наши воины сожгли их селение, и тень моего мужа напилась делаварской крови, - перебила его Метэйнэй. - У воинов-мохоков были ружья, полученные от франков, - оружие бледнолицых помогло отомстить, за что я благодарна тебе, белый сашем.
"Интересная форма благодарности…" - подумал губернатор Квебека.
- Но главное - ты мне понравился, - невозмутимо закончила индеанка и замолчала, ожидая ответа.
- Ты прекрасна, - произнёс Шамплен с французской галантностью (это было первое, что пришло ему в голову).
- Но ты не можешь войти в мой длинный дом? - усмехнулась Метэйнэй. - Этого не нужно - я согласна войти в твой дом, сашем франков, и жить по законам твоего народа.
"Династический брак? Хм… А почему бы и нет? Военные союзы, подкреплённые брачными узами, прочнее. И разве плохо, если мой дом украсит такая яркая птичка, да ещё "поющая при дневном свете"? Старость-то не за горами…".
- Я рад, что ты решила стать моей женой, - ответил Самуэль, благоразумно избегая снисходительно-оскорбительной, с точки зрения ирокезок, фразы "я согласен взять тебя в жёны", и тоже улыбнулся.
"Несколько неожиданное завершение переговоров" - подумал он, глядя на Метэйнэй.