3.
Тогда Юля была молодым специалистом, выпускницей Института искусств, третий год замужем. Впервые рассталась с подлым нелюбимым Женей, оставив свекрови Олежку, чтобы поехать не стажировку в Одессу. Весна в Москве была затяжной, холодной, до самого июня не удалось позагорать, а тут - такое солнце, такое буйное цветение акаций, такие парни, столько красивых девушек…
Съемная комната оказалась в поселке на плоском песчаном берегу за Лузановкой. Естественно, в первый же выходной побежала на пляж. Но там было полно крикливых матрон с буйными детьми и истеричные вопли "Бора выйди с мора" со всех сторон. Зато в обратную от города сторону тянулись дюны, где было все более и более пустынно. Она облюбовала распадок между песчаными холмами, сняла легкое платье, легла на подстилку, раскрыла книгу и наконец-то подставила свое неприлично белое тело под ласковые ослепительные лучи. Воровато оглянувшись, она рискнула расстегнуть на спине лифчик бикини, оставив его на своей знаменитой на весь институт груди, которую мечтали обессмертить однокурсники-художники. При всех клятвенных обещаниях не только не приставать во время сеансов, но и голову писать с другой натуры, она так и не решилась им позировать ню…
И вот пришлось попозировать, и так, что… На долгожданном теплом солнышке Юлия скоро задремала, а очнулась от прикосновения показавшейся ей ледяной руки к неосторожно сожженной солнцем спине. Первое, что она увидела, были какие-то огромные черные копыта на песке… Потом она с ужасом осознала, что кто-то осторожно уже вытащил из-под нее лифчик и что она теперь в одних плавках, которые с нее как раз медленно спускают. "Что вы делаете!.. - тонким голосом жалобно крикнула она, судорожно прикрывая грудь растопыренными пальцами. - Кто вы?.. Что вам надо?.." "Сначала просто полюбоваться на твое белое тело, - ответил бас сверху, сопровождая глумливый, с отвратительным смешком тон звонким наглым пошлепыванием по ее уже голым ягодицам. - Потом он тебя приласкает по-своему, а потом тобой займусь я!.. Повернись-ка пока… Тебя как зовут-то?" "Юля, - неожиданно для себя ответила она. - Я не стану поворачиваться, пока вы не вернете мне купальник…" "Повернись, повернись, Юленька, повернись сама, тебе же лучше будет, - вступил высокий голос второго. - По-моему, тебе есть чем перед нами похвастаться." "Ну! - крикнул первый, обжигая ее спину ударом ладони по свежему загару, выстрелом прозвучавшим в тишине. - Хочешь так же по голой сиське получить, когда я тебя сам поверну?" "Нет, что вы! - поразилась Юля.
- И по спине ужасно больно… Дайте мне одеться, мальчики… Что я вам сделала?" "Это-то не больно, - сладострасно хохотнул бас. - Больно будет, когда вот так!" Что-то свистнуло в воздухе, и прямо перед глазами Юлии возникла черная плетенная змея, которая распорола несколько страниц открытой книги.
Ужас какой, подумала она, у них настоящая плеть… Специально где-то заказали! Садисты! Те самые… "неуловимые рокеры", о которых я как раз сегодня утром читала в газете… И не кто-то, а я - в их власти… Будут стегать меня, вот так… "Я долго буду ждать?" - рявкнул бас, сопровождая свой рык знакомым уже свистом плети и такой болью в ягодицах, что несчастная Юлия с хриплым воплем прогнулась в тонкой талии, забыв обо всех приличиях, схватившись руками за разгорающуюся болью попку. "Ну, что я говорил? - радостно уселся второй верхом на поверженную на спину Юлию, пока первый привязывал кисти ее разведенных рук за головой к валявшейся сухой ветке от дерева. - Девочка прямо мирового класса!"
Она уже видела обоих, затянутых в униформу рокеров, без шлемов. Бас был у рыжего, а высокий голос с легким кавказским акцентом - у чернявого. Этот "грузин", как она его назвала про себя, теперь с восторгом мучил ее, гнусно расширяя глаза. "Зачем вы это делаете?… - обмирая от боли и стыда кричала она. - Ведь вам… вам… ничего… не надо от меня узнать… Зачем же меня так пытать?.." "Ты не представляешь, Юленька, - ответил "грузин", какое это наслаждение - абсолютная власть над другим человеком, который не может тебе ни возразить, ни сопротивляться, только вот так мило морщиться, кричать и крутить головкой, как ты сейчас…" Действительно крутя головой и крича от нестерпимой боли, она видела два прислоненных друг к другу мотоцикла, рыжего, помахивающего своей плетью, нетерпеливо ожидая своей очереди - избивать ее пока она, исполосованная и окровавленная, не умрет от болевого шока…
4.
И тут она увидела… третьего. Субтильный по сравнению с гигантами-рокерами парень в плавках появился на дюне за спиной увлеченных палачей, подняв над головой огромный камень. Прогнувшись, он замахнулся и метнул камень в мотоциклы. Раздался треск разрушаемого металла, ярко полыхнула вспышка, и "грузин" слетел с Юлии своими копытами вверх от спаренного взрыва двух бензобаков, обдавшего всех троих участников драмы на песке жаром и дымом. Рыжий тоже копошился в песке, лихорадочно поднимаясь, когда в воздухе вдруг мелькнула темная тень. Юлия услышала новый отвратительный треск, но уже не металла… Голова рыжего неестественно круто дернулась вбок-назад от удара камнем, словно взорвавшись брызнувшей изнутри кровью.
"Грузин" что-то верещал, пытаясь на четвереньках уползти отсюда. Он даже стал на колени, умоляюще протянув руки почему-то к Юлии, но парень на дюне не спеша наклонился, замахнулся. "Грузин" получил точный удар третьим камнем в нос и губы и судорожно забился, зачем-то зарываясь окровавленной головой в песок. Парень в плавках вразвалочку так спустился к поверженным рокерам, взял под мышки рыжего, пыхтя подтащил его к пылающим мотоциклам, прикрываясь от жара обмякшим телом затянутого в черную униформу врага, бросил его прямо в костер и деловито вернулся за вторым. Юля увидела, что рука ее палача, так и не разжавшая плеть, поднялась в дымное небо и бессильно упала в ревущем багровом пламени. "Грузин" был еще жив, но беспощадный мститель спокойно поднял его копыта, поволок по песку глухо верещавшего грозного супермена и затолкал его на костер. Черная фигура сделала там невообразимый кульбит и рухнула, подняв тучу искр.
В воздухе омерзительно запахло горелым мясом. Юлию рвало прямо на себя. Она извивалась, неистово кашляя и задыхаясь, но ни встать, ни повернуться не давала ветка. Ее спаситель исчез за дюной, потом так же неторопливо появился с перочинным ножом и освободил ее руки. Она поспешно села, согнувшись к коленям, и стала судорожно рыдать, снова рвать, истерически хохотать. Парень осторожно поднял ее за локоть и что-то ласково сказал на незнакомом языке, показывая на море. Она поняла, благодарно кивнула и побежала к воде, сразу падая в волны. Багровая полоса на онемевших было ягодицах взорвалась новой болью от соленой воды.
Юлия долго смывала с себя рвоту, снова хохотала и рыдала в волнах. "Иностранец", как она про себя назвала спасителя, положил ее одежду, сумочку с аккуратно сложенной подстилкой и испорченной книжкой на песок у самой кромки прибоя и отвернулся, бесстрасно глядя на жуткий костер. Юлия сразу отказалась даже от попыток надеть лифчик и трусики на истерзанное тело, натянула только свое невесомое платье и робко сказала: "Вы совсем не говорите по-русски?" "Иностранец" обернулся к ней, как-то удивительно ласково и хорошо улыбнулся ровными белыми зубами и спросил с надеждой: "May be… I dare hope… you speak English, lady?" "Yes! I do indeed! I do very well," - Юлия даже захлопала в ладоши.
"How splendid! - обрадовался "иностранец" и затрещал по-английски: - Нам надо срочно уходить, дорогая! Такой дым виден за несколько километров. Полиция будет здесь с минуты на минуту!.. Нет, нет! Не к шоссе, и не к поселку… В противоположную сторону. Рэга… Я тоже должен одеться…" Он исчез за дюной и вернулся уже в белых брюках, клетчатой ковбойке и в тонких очках, отчего стал еще меньше похож на супермена, каким он себя тут только что проявил.
Крепко держась за руки, они побежали по воде, чтобы не оставлять следов на песке, вдоль прибоя - в сторону дальнего створного знака на холме. "Меня зовут Юля. А вас?" - наконец, спросила она… "Дани! - радостно крикнул он. - Я беженец из Израиля. Я уже два года живу в лагере вон там, а работаю на мукомольном комбинате. Знаете, - добавил он по-русски, - я оказывался такой тупой валенок, совсем серый и сибирский. Я совсем забывать русский, когда я волноваюсь…" "Волнуетесь? - настороженно сказала Юлия, вспоминая все, что читала об израильской трагедии в неизменно "объективной" советской печати. - А по-моему, вы… так хладнокровно убили только что двух молодых людей…" "Алоhим!.. Ты считает их… люди! Ты… После всего, что они с вами сделали и, главное, собирались сделать… - перешел он снова на английский. - Это же те самые рокеры, которых ищет полиция после трех зверских убийств женщин на пустынных пляжах. Молодые люди!.." "Простите, Дани… Вы правы. Просто при мне впервые убивали людей… Вы правы… Меня тоже… убивали впервые! Спасибо вам, спасибо, - она неожиданно и для него, и для себя вдруг упала перед ним на колени и стала целовать его руки. - Простите, простите меня!.." "О, как я вас понимаю, Джулия, - мягко сказал он. - Но поверьте, я совсем не профессиональный убийца…"