Чернышевский страстно борется против "философского" усмотрения в человеке двойственности, против противоставления "духа" природе. "На человека надо смотреть, как на существо, имеющее только одну натуру, - пишет он, - чтобы не разрезывать человеческую жизнь на разные половины, и рассматривать каждую сторону деятельности человека, как деятельность или всего организма, или… в связи со всем организмом". Чернышевский тут же презрительно говорит о "большинстве сословия ученых, всегда держащемся рутины, которое продолжает работать по прежнему фантастическому (!) способу ненатурального дробления человека". Защищая единство человека, Чернышевский принципиально мыслит это единство в терминах биологизма, о с такими дополнениями в духе самого вульгарного материализма, которые очень близки к французским материалистам XVIII-го века. Отлагая временно (Чернышевский позже, однако, не возвращался к этим темам) вопрос о "человеке, как существе нравственном", Чернышевский хочет говорить о человеке, "как о существе, имеющем желудок и голову, кости, жилы, мускулы и нервы". Здесь Чернышевский излагает то упрощенное учение о человеке, которое в 50-ые - 60-ые годы с наивной развязностью провозглашало себя "достижением науки". Что бы сказал, например, Чернышевский, если бы дожил, например, до появления книги такого выдающегося физиолога, как Alex. Carrel (L'homme cet inconnu)? В его время "загадка" человека казалась такой простой, - читаем же мы, например, в том же этюде ("Антропологический принцип…"): "ощущение подобно всякому другому химическому процессу…". Я уже не говорю о том, что для него жизнь есть просто "многосложный химический процесс". Справедливо было отмечено историками, что Чернышевский не затрудняет себя доказательством своих положений, а поучает читателей своими мыслями, излагая их, как "достижения новейшей науки". Все же в этюде "Антропологический принцип" Чернышевский стоит, собственно, на позиции материалистического биологизма, ноне материализма в точном смысле слова. Он считает то "научным направлением в философии", которое он противоставляет всякой метафизике, - как "остаткам фантастического миросозерцания". Позже у Чернышевского мысль стала отчетливо склоняться к материализму, и он заявляет, что "то, что существует, называется материей". Иными словами, существует только материальное бытие… В этюде "Антропологический принцип" Чернышевский, правда, признает самостоятельное бытие психики и только подчеркивает подчиненность психики закону причинности, но в письмах из Сибири Чернышевский утверждает, что "цветовые впечатления суть те же колебания эфира, доходящие до головного мозга и продолжающие совершаться в нем". "Превращения" тут нет никакого, то есть психические процессы суть те же физические колебания… Об этом вульгарно-материалистическом взгляде Стеклов, сам последователь материализма, говорит, что здесь основные начала материализма "доведены до крайних логических выводов".
Для упрощенного биологизма, в котором застряла мысль Чернышевского, характерно утверждение наивного реализма. Чернышевский считает "иллюзионизмом" все течение трансцендентализма - и даже резче: это - "метафизический вздор" для него. Равным образом, Чернышевский очень резко высказывается против утверждения позитивистов, что все, что находится за пределами опыта, недоступно для познания. Чернышевский не хочет ставить никаких границ познанию, - и здесь он, конечно, остается верен духу "научного построения философии", защищая право науки на гипотезы. Позитивизм Чернышевского в том, что он подчиняет область "нравственного", то есть все вопросы духовного порядка, тем принципам, которые господствуют в сфере физико-химических процессов. Это есть упрощение проблематики мира, ведущее к упразднению всякой философии. В одном из писем из Сибири Чернышевский говорит о себе: "я - один из тех мыслителей, которые неуклонно держатся научной точки зрения. Моя обязанность - рассматривать все, о чем я думаю, с научной точки зрения", а "научная точка зрения" представляется Чернышевскому, как подчинение в познании всего принципам, господствующим в сфере физико-химических процессов. Это БЕзоговорочное и не-критическое подчинение всех тем познания принципам, господствующим в самой низшей сфере бытия, по справедливости, было оценено однажды, как "алогизм".
Сильной стороной позиции Чернышевского является, конечно, его реализм, стремление исходить из "действительности" Впоследствии последователь Чернышевского, Писарев, вы разил это в известной формуле: "слова и иллюзии гибнут, факты остаются". Это и есть то "фактопоклонство", которое в философской форме является позитивизмом - упрощенным, наивным, но отвечавшим общим тенденциям эпохи.
6. Мы уже говорили о центральности этики в духовной установке Чернышевского, - это была натура глубоко-моральная со склонностью к резонерству и радикальному принципиализму. Чернышевский рано увлекся социализмом, его вдохновляла мысль о существенном изменении социального строя. Вслед за Герценом и славянофилами, он глубоко верил в русский общинный строй, - и его надо считать вождем русского социалистического народничества. Однако, теоретические воззрения Чернышевского в области этики не отличались ни оригинальностью, ни глубиной; он был поклонником этики утилитаризма, системы "разумного эгоизма" и видел в этой системе "научное обоснование морали". Это звучит чрезвычайно наивно, но Чернышевский (да и все течение русского радикализма) упрямо твердит именно о "научном" обосновании этики, находя это "обоснование" в данных психологии. В следующей главе, посвященной русским "полупозитивистам", мы найдем повторение этих мыслей. У Чернышевского читаем: "естественные науки уже развились настолько, что дают много материалов для точного (!) решения нравственных вопросов". Тут имеется в виду не только этика, но и все вопросы духовного порядка. Так, после длинного рассуждения на чисто-этические темы, Чернышевский горделиво заявляет, что "метод анализа нравственных понятий в духе естественных наук… дает нравственным понятиям основание самое непоколебимое".