– Воины! Вы храбро сражались! Я горжусь вами! Сегодня мы не потеряли никого из наших товарищей, вырвали из цепких лап смерти пьянящую чашу победы и теперь можем сполна насладиться ее вкусом! Но законы войны гонят нас дальше от места славной битвы. Я не собираюсь отнимать у вас праздник! У нас обязательно будет время для небольшой передышки, мы соберемся за столом и тогда в полной мере насладимся вином и вкусом победы! Сейчас же выпьем за прекрасный рассвет! За победу! За доблесть и храбрость воинов, позволивших нам увидеть солнце! Я счастлив командовать такими людьми! Настоящими рыцарями! – закончил я, высоко поднимая кубок.
– Слава герцогу! – взвился клич, спугнув первых ворон, слетевшихся на обильно политое кровью поле битвы.
Опустошив кубок, подождал, когда допьют остальные, и скомандовал:
– По коням!
Мы тронулись в путь. Вино согрело душу и подняло настроение, сбросив с плеч часть усталости. Легкий ветерок принес долгожданную, пахнущую утренней росой свежесть, отогнав надоедливую вонь смерти. Воины, покачиваясь в седлах, переговаривались, вспоминая битву. Сквозь храпение коней и скрип телег пробивался звонкий девичий смех.
Очень хорошо – воины ожили.
После боя надо смеяться, давая выход накопившемуся напряжению. Надо чувствовать дурманящий вкус жизни. Ведь нет ничего лучше, чем постоять на краю и вырвать из цепких лап костлявой радостный миг. Со временем он забудется, отшлифованный другими рутинными событиями, и превратится в воспоминание, а сейчас, при свете первых лучей солнца миг радости остр, как никогда.
Вот она жизнь! Вот оно счастье – выжить и слушать умиротворенное чириканье птичек, жужжание насекомых, ощущать на лице теплые лучи солнца!
А девичий смех – просто музыка, ласкающая слух. Еще бы помыться… и абсолютное счастье!
– Мой лорд, я никогда не слышал, чтобы так говорили с простыми воинами, – произнес Трувор, ехавший рядом. Наверное, вино на пустой желудок располагало к откровениям.
– Они не простые воины. Если повезет – то будущая элита рыцарства, опоры власти. Многие станут военачальниками, знатью, добившись славы и уважения. Самое главное – пусть помнят, откуда вышли, и продолжают оставаться людьми, не растеряв по пути храбрость и честь.
– Мой лорд, помните, я рассказывал, что был перспективным десятником?
– Да, Трувор.
– Теперь я точно знаю, я служил не в войске, то был простой сброд. Вы создаете настоящую армию, невиданную. Банду, в которой я служил, стая горных волков разметала бы по долине, обгладывая кости. У вас другие законы… вам хочется подчиняться, вы помните о нуждах воинов, но не вмешиваетесь, давая десятникам возможность проявить себя.
– Сержантам, – поправил я Трувора.
– Сержантам, – кивнул он. – Если честно, мы первое время подозревали вас в мягкости, списывая это на молодость, хотя и поражались вашим воинским умениям. Но тогда в шатре, когда Эрик не выдал вовремя жалованье воинам и чуть не поплатился жизнью…
Вино хорошо развязало ему язык. Я не люблю лесть, но Трувора не перебивал. Командиру полезно знать настроение коллектива. Хоть и обещал Адольф научить меня читать мысли, пока я этого не умел.
Расслабившись, покачиваясь в седле и подставив лицо встречному ветерку, я внимательно слушал разговорившегося сержанта.
– Я воин и чувствую приближение опасности, а тем более смерти… в шатре над Эриком нависла именно смерть, и ее явно ощутили все… а сегодня во время битвы каждый воин смог заглянуть в ваши глаза… Теперь вера в Черного герцога так крепка, что невозможно поколебать. Люди вас уважают и боятся, ваша сила и беспощадная ярость к врагам заставляет стынуть кровь. В бою мне казалось, что вы один можете победить всю свору, но сдержались, предоставляя воинам познать вкус победы. Забота о каждом солдате заставляет петь сердце, никто из нас никогда не держал в руках так много денег, сейчас воины так богаты – дух захватывает. В моей сумке лежит целых два золотых! А вы продолжаете о нас заботиться. Ни один правитель так не делает… – изливал накопившееся Трувор.
Не знаю, куда бы нас завел не совсем трезвый разговор, если бы не выскочивший наперерез молодой олень. Воины встрепенулись, ожидая команды, но охота закончилась быстро – не растерявшийся Роган выхватил лук и метко поразил животное стрелой. После того как туша была освежевана и разделана, отряд продолжил движение. Нить разговора, к моему счастью, потерялась, уступив место восхищенному обсуждению меткого выстрела Рогана.
Чем выше вставало солнце, тем сильнее ощущалась усталость. Настал и полдень, а я продолжал уводить караван подальше от места битвы, то и дело ловя вопросительные взгляды утомленных людей.
Судя по карте, мы давно миновали заранее запланированную стоянку.
Сейчас отряд двигался по землям Харифского виконтства. Почти летняя жара отнимала последние силы у людей и заставляла закованных в броню лошадей чаще ронять пену, белыми хлопьями падающую в дорожную пыль. Тщательно вспоминая маршрут, я наметил новое место будущей стоянки под небольшой горой вдали от дорог. Запасшись терпением, промучившись несколько часов на жаре, наконец прибыли, и я подозвал сержантов. Глядя на изможденные лица, покрытые дорожной пылью, я принял трудное решение – продлить отдых на один день.
– Сержанты, вот здесь разобьем лагерь и двинемся в путь лишь послезавтра. Необходимо привести воинов в порядок, подготовить оружие, броню, коней и телеги к дальнейшему пути, – сказал я.
– Мой лорд, я правильно понял, что завтра мы не тронемся в путь? – уточнил Тюрик, и в его уставших глазах блеснула надежда.
– Да, правильно. Завтра будем заниматься хозяйственными делами. Негоже воинам герцога выглядеть шайкой бандитов после удачного рейда. Солдаты должны отдохнуть и блистать оружием, как новенький золотой, иначе мы не армия, а сброд!
Мое решение приняли с одушевлением. По обозу прокатилась команда, и обрадованные перспективой отдыха воины принялись разбивать лагерь. Я устало слез с коня и пошел к ручью смыть дорожную пыль, хрустевшую на зубах. Ноги непривычно пружинили, коснувшись долгожданной земли.
Холодная вода кипятком обожгла обветренное лицо, смывая грязь и придавая бодрости. Прозрачное зеркало ручья пошло рябью, смазывая отражение.
Как давно я не смотрелся в зеркало…
Пришлось немного подождать, и на меня из толщи хрустальной воды уставилось измученное, покрасневшее, с воспаленными глазами лицо.
За время скитаний и передряг я сильно изменился. Благодаря приключениям в кузнице, стал смуглым, волосы на теле так и не появились. Хорошо хоть проклюнулись брови и ресницы и голова обросла коротким ежиком. Хотя щеки и подбородок остались гладкими, без тени щетины. Скулы заострились, приобретя угловатость, тонкая линия губ придавала лицу жесткость и строгость. Внешность не соответствовала моему реальному возрасту – двадцать лет. Испытания оставили на теле хороший след в виде массивных мышц, обтянувших когда-то худощавое тело. Зрачки глаз немного по-кошачьи вытянулись. Радужная оболочка приобрела желтовато-стальной оттенок.
Да, точно, родня не узнает.
Я застыл, уставившись в журчащую воду, уносившую темные капли, падавшие с головы. Тело чесалось от грязи и требовало расслабления и чистоты. Поймал себя на мысли, что полжизни бы отдал, чтобы провести час в нормальной бане.
А что мешает?
Решение пришло, и я начал действовать.
28
Империя Карла Великого
В четверти конного перехода от Северной обители пастырей
8, тетарти Ав 334 года от прихода Основателя
Бывший послушник летописца Большой Книги Времен Алфений
Лист четвертый (написанный на материи,
вырезанной из рубища), продолжение
Мучительный сон на сырой земле придал немного сил, и, проснувшись, я возблагодарил Основателя – передо мной росли грибы. Немного поев и запасшись впрок, нанизав их на ветки, напившись, я увидел следы.
За мной приходили…
Я решил, пока есть немного сил, двинуться в путь и покинуть обитель. Повязав куском материи глаза, откопав свой труд и взяв грибы, поднял палку и, опираясь на нее как на посох, пошатываясь побрел вдоль Текущего Провидения. На мое удивление, рыжий душегуб спрыгнул с излюбленного дерева и последовал за мной. Измученное долгим заточением тело быстро уставало, приходилось подолгу сидеть на берегу, плача от бессилия. За пару дней насилу отошел на четверть конного перехода. Слава Основателю, лес был полон ягоды и грибов, прибавивших мне сил, а рыжий разбойник, не покидая меня, умело вылавливал из Текущего Провидения рыбу и смиренно делился. Первый раз поступок оного кота удивил меня, когда к ногам моим он принес трепыхавшуюся добычу и призывно мяукнул. Возблагодарив его, я принял подарок, съев сырым, ибо развести огонь не было сил. Странно, но за два дня тело мое немного окрепло и глаза пообвыкли. Думать о том, что Основатель дарует возможность не только дописать мой труд, но и увидеть причину треххвостого знака, я не решаюсь, уповая на Его волю. Воспоминания проявляются яснее по мере отступления голода, и я продолжаю повествование о моем заключении.