А началось все шесть с половиной часов назад, ровно в восемь утра по Петроградскому времени, когда на площадку в Таврическом саду опустился прибывший с особой эскадры винтокрылый аппарат. И пусть к подобным "вертушкам", жужжащим как майские жуки, уже успели привыкнуть жители домов, расположенных рядом с Таврическим садом, далеко не каждый мог похвастаться, что видел их вблизи, "вот так, как я тебя сейчас". А уж тех, кто побывал внутри, слетав куда-то по особо срочным и важным служебным делам, таких в Питере и вовсе были считаные единицы.
И вот, отбывающие на Мурман господа и товарищи без нескольких минут восемь собрались у ограды Таврического сада, непроизвольно разделившись на две компании: "флотских" и "советских". В число "флотских", одетых в черные шинели, входило новое командование флотилией Ледовитого океана: контр-адмирал Модест Иванов - командующий флотилией, кавторанг Владимир Белли - его начштаба, каперанг Алексей Петров - начальник отдела разведки и контрразведки, по-новому - Особого отдела.
Кроме этих господ офицеров, у Таврического сада присутствовал и неизвестно как прибившийся к этой группе никому не ведомый еще "коргард" - корабельный гардемарин - восемнадцатилетний Сережа Колбасьев, в чьи служебные обязанности входило летописание будущего боевого пути флотилии. Не так уж и часто прирожденный моряк в одном человеке сочетается с прирожденным писателем, чтобы мимо этого явления могли пройти самые ответственные в Советской России товарищи.
- Писатель, говорите? - спросил Сталин, разглядывая личное дело безвестного учащегося Морского кадетского корпуса, с легким хрустом сминая мундштук папиросы "Герцеговина Флор". - Писатель - это хорошо. Нам будет крайне нужна книга, излагающая нашу версию событий, происходящих сейчас на Севере. А если человек немного в чем-то ошибется, то тут мы ему поможем, поправим, укажем - какие моменты были главными, а какие нет… Это вы хорошо придумали, товарищ Ларионов… Хорошая книга в нашем деле может значить не меньше дивизии линкоров.
Вот так будущий "отец народов" приложил руку к судьбе будущего знаменитого писателя-мариниста. И первый роман "Северная заря" был написан Сергеем Адамовичем Колбасьевым как раз по горячим следам о событиях в Мурманске и Александровске зимой 1917–1918 годов.
Кроме "флотских", традиционно выдержанных и невозмутимых, замкнутых в кокон своей касты, у ограды Таврического сада собрались и товарищи в черных кожаных тужурках, принадлежащие к совсем иной, новой формации. Возглавлял их двадцатисемилетний Вячеслав Скрябин, более известный как товарищ Молотов. Он был назначен уполномоченным ВЦИК по Мурманскому особому району, который с момента прибытия Молотова к месту назначения отделялся от Архангельской губернии и переходил в прямое подчинение Петрограду. То есть становился чем-то вроде губернии, а Вячеслав Михайлович - кем-то вроде губернатора. И хотя это слово считалось уже старорежимным, но прозвище сие к Молотову пристало надолго.
Вторым номером среди "советских" был комиссар и одновременно заместитель командующего флотилией по политической части Самохин Петр Сергеевич. Это был старый большевик и кадровый моряк, проведший на "Аскольде", казалось, половину своей жизни. Крейсер "Аскольд", этот ветеран русского флота, немало послуживший Российской империи, теперь так же верой и правдой должен послужить и Советской России. А то как же, и пятнадцати лет нет с момента вступления его в строй! При нормальном уходе знаменитому крейсеру еще служить и служить, в том числе и учебным кораблем, на котором молодые моряки будут осваивать все премудрости флотской службы.
Комиссар Самохин думал про себя - уцелел ли его товарищ по партии и сослуживец гальванный унтер Петрухин в кровавой круговерти революционных событий, или работу на флотилии придется начинать с нуля. Да и сам Петр Сергеевич никогда не предполагал, что придется вернуться на "Аскольд". Но партийное поручение - это как приказ, и хошь не хошь, а его надо выполнять.
Третьим человеком в кожаной тужурке был "товарищ Антон", сотрудник ведомства товарища Дзержинского. В прошлой своей партийной жизни Антон Иванович Рыбин занимался выявлением провокаторов охранки, засланных в партию. Кое-кого из предателей приходилось отправлять на тот свет. Грязная работа, но без нее никак. На Мурмане он должен был стать помощником и правой рукой каперанга Алексея Константиновича Петрова. Бывшему военно-морскому агенту в Скандинавии - читай, почетному шпиону, действующему под дипломатическим прикрытием - было поручено наладить разведывательную работу на Русском Севере. А перед Антоном стояла более трудная задача. Он должен был бороться с "контрой" - казнокрадами, саботажниками и теми, кто, прикрываясь ультрареволюционными фразами, пытался оторвать Мурман от России.
В расплодившихся, как кролики, ревкомах окопалось немало идейных собратьев "иудушки Троцкого". Хватало среди них и обычных уголовников, которые занимались банальным грабежом, прикрываясь трескучей революционной фразеологией.
Для того чтобы все сразу поняли - кто в доме хозяин, Антону была обещана силовая поддержка. Целая рота морских пехотинцев, дислоцированных на постоянной основе на кораблях Особого отряда, сразу по прибытии должна была перейти в его оперативное подчинение. Мурманск не Питер, и такого количества прекрасно обученных бойцов вполне должно было хватить, чтобы в случае чего вычистить город от всей нечисти. Ну, примерно так, как это произошло недавно в Петрограде. В дальнейшем перед Рыбиным была поставлена задача с помощью морпехов сформировать на Мурмане из железнодорожных рабочих и местных жителей бригаду Красной гвардии для охраны революционного порядка.
Были у ограды Таврического сада, как водится, и провожающие, в число которых кроме адмирала Бахирева входили друзья и сослуживцы отправляющихся в дальнее путешествие.
И вот с уже начавшего светлеть утреннего неба на площадку Таврического сада опустилось ревущее винтокрылое чудовище. Наступил час расставания. Но сперва всем присутствующим - кроме тех, кто знал о том, что должно произойти - понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя от удивления. Из раскрытой двери приземлившегося винтокрылого аппарата, придерживая руками широкополые шляпки, вышли экс-императрица со старшими дочками и мальчик Алеша, который год назад был известен всей России как цесаревич и наследник российского престола. Бодрый вид парнишки говорил о том, что он изрядно поправил здоровье и теперь уже нет нужды родным следить за каждым его шагом. Впрочем, для отрекшихся от власти Романовых все это было уже сугубо семейным делом.
Кивнув присутствующим и аккуратно, бочком обойдя людей в черных кожаных куртках, члены семьи бывшего императора России сели в ожидающий их автомотор со свирепым названием "Тигр" и отправились в Гатчину, где их уже с нетерпением ждали отец и бабка. А ожидающих посадки зычный голос бортмеханика вертолета, привыкший перекрикивать рев винтов, не в самом вежливом тоне пригласил "занять места согласно купленным билетам".
Когда последний пассажир, кряхтя с непривычки, устроился на жестком металлическом сиденье в салоне вертолета, с удвоенной яростью взревели двигатели, и железная птица рванулась вверх, в хмурое питерское небо. Полет на высоте полутора верст был скучен до крайности. Довольно быстро вертолет пробил нижний край облачности и погрузился в сплошное белое молоко. Противный вой моторов, тряска, ходящее ходуном под задницей сиденье - но во время службы на миноносцах моряки испытывали и не такое. Поэтому, подняв воротники шинелей, они попытались отрешиться от всего происходящего и немного вздремнуть. Почти сразу же к офицерам присоединился и кондуктор Самохин, прошедший вместе с "Аскольдом" не один тихоокеанский тайфун. Хуже всего пришлось товарищам, не имевшим опыта морской службы, в частности Молотову. Но нет ничего такого, с чем не мог бы справиться бумажный пакет и молодой организм.
Кто знает, о чем сейчас думали все эти люди в чреве гремящей железной птицы, несущейся в сплошном тумане над покрытой первым снегом землей. Точно так же, наверное, и сама Россия неслась во мгле навстречу своему неизвестному будущему.
О чем думал свежеиспеченный контр-адмирал и старый холостяк Модест Иванов, за долгие годы службы в императорском флоте повидавший дальние страны, моря и насмотревшийся на чужую жизнь и чужие нравы? Быть может, он думал о том, что советское правительство поставило перед ним труднейшую задачу - фактически на голых скалах, в условиях заполярной тундры создать военно-морскую базу масштаба Кронштадта и Севастополя. Работы, что говорится, начать и кончить, что ничуть не исключает ее важности и необходимости.
Все правильно, и Балтика и Черное море в условиях развития минного дела, аэропланов и подводных лодок превращаются для кораблей первого ранга в ловушку, из которой нет выхода. Океан - вот стихия для линкоров и крейсеров. Но ни в Севастополе, ни в Кронштадте океаном даже и не пахнет. Замкнутые моря с узкими, как бутылки, горлышками-проливами, контролируемыми бог знает кем.
А новая база на Севере позволит обрести свободный выход в открытое море. Но это будет потом, а пока там практически ничего нет, кроме тоненькой, сделанной, что называется, на живую нитку железнодорожной колеи, связывающей Кольский залив с центральными губерниями. И все надо создавать с нуля, начиная от казарм для команд и кончая доками и судоремонтным заводом, без которого флоту просто некуда деться. А тут еще эти англичане, будь они трижды неладны…