- Да, было дело, - сказал молчавший все это время, но внимательно слушавший наш разговор Железняков, - сам в этом деле принимал участие. И вот что я скажу тебе, дорогой Нестор Иванович, с этой контрой оказались вместе и некоторые наши товарищи, которые в революции искали не свободу для пролетариата и крестьянства, а власть над трудовым народом, желая спалить нашу страну и наш народ в пожаре войны подобно вязанке хвороста. Так что оказались они в одной компании со всякой сволочью и вместе с ней получили то, что заслужили.
- Да, строго там у вас, - крякнув, махнул батька рукой, - только, может быть, и правильно вы там в Питере поступили. Значит, товарищ Сталин крепко держит вожжи в руках, не дает врагам советской власти на дыбы вставать. За то, что вы разогнали к чертям собачьим эту поганую Центральную Раду - большое вам от нас спасибо. А то чего придумали - заставлять людей на какой-то мове разговаривать. Приезжал тут один из Киева, выступал в Екатеринославе. Говорил, что, дескать, прошу обращаться ко мне не "товарищ", а "шановний добродию". Что же это получается: я, не владея своим родным украинским языком, должен был уродовать его так в своих обращениях к окружавшим меня, что становилось стыдно… И я поставил себе вопрос: от имени кого требует меня этот пан из Киева такую ломоту языка, когда я его не знаю? Я понимаю, что требование исходит не от украинского трудового народа. Оно - требование тех фиктивных украинцев, которые народились из-под грубого сапога немецко-австрийско-венгерского юнкерства и старались подделаться под модный тон…
Махно нахмурился, выпил рюмку водки и, зацепив вилкой кусок сала, стал яростно его жевать. Я смотрел на него и думал, что вряд ли Нестор Иванович в этой истории усидит на месте и будет тихо и спокойно крестьянствовать в своем Гуляй-поле. Наверняка авантюрная натура потянет его на приключения. Опять он начнет войнушки - сначала местную, а потом и поболее… Не признает товарищ Махно золотой середины - все его на крайности тянет. И попрет он с нас. В той истории он поднялся на боях с немецкими оккупантами и кукольной армией гетмана Скоропадского. В этой ни немцев, ни гетманцев уже не будет. И придется нашим ребятам валить его к черту, ну ни к чему нам разные там "батьки" и "атаманы". Жаль, очень жаль, если это произойдет… Очень способный он товарищ, при правильном употреблении много пользы принести сможет.
И я решил - а не попробовать ли нам, воздействуя на авантюрную жилку в характере будущего батьки, привлечь его на нашу сторону?
- Нестор Иванович, - спросил я его, - а как у вас со временем? Это я к тому, что если вы не против и если ваше присутствие в Гуляй-поле не такое уж и обязательное, то не хотели бы вы взять своих хлопцев и прокатиться вместе с нами до Севастополя, а может, и куда подалее? Велика Россия, и много в ней беспорядка и всяческих неустройств. Проедете, посмотрите, что творится вокруг, - продолжил я, - да и поможете нашей советской власти, если нужда в этом будет. Ведь нам придется часто встречаться с народом, с селянами, а кто их сможет понять лучше, чем вы? - я решил немного польстить Махно. - Наши ребята - люди военные, свое дело они знают на "пять", а вот крестьянский вопрос для них просто лес темный… Так как, Нестор Иванович, вы не против?
Махно задумался. Крепко задумался. По глазам было видно, что ему и хотелось, и кололось. Видя его внутреннюю борьбу, ну не самурай он, не монах даосский, я не стал на него напирать, дал дозреть, так сказать. Да и до весны, пока от мороза земля тверда, как камень, делать селянину дома нечего.
- Давайте, товарищ Махно, - сказал я, - выпьем еще по одной на посошок да пойдем отдыхать. Поздно уже. Утро же вечера, как известно, мудренее. А завтра, когда будем собираться в путь-дорожку, вы нам и скажете свое решение. Как вам такое - годится?
Махно задумчиво кивнул, а потом, разлив остатки водки по рюмкам, чокнулся с нами, выпил, вытер усы и позвал супругу.
- Настасья, - сказал он, - постели людям, пусть отдохнут - им завтра в дальнюю дорогу… А потом приходи сюда - советоваться будем…
6 декабря (23 ноября) 1917 года, поздний вечер.
Одесская губерния, станция Выгода.
Полковник Бережной Вячеслав Николаевич.
Для одесских властей, которых тут насчитывалось как минимум две, а может, даже и три или четыре - точно никто сказать не мог, - наше "явление Христа народу" должно быть абсолютно внезапным. Ждут нас со стороны Запорожья, именуемого пока Александровском, ну, а мы, как нормальные герои, идущие в обход, провели свои эшелоны из Житомира обратно через Винницу, Шепетовку и Вапнярку и готовы нагрянуть на Одессу совсем с другой стороны, внезапно, как снег на голову.
Еще больше мы должны удивить румын. Несколько часов назад эшелон с механизированным батальоном капитана Рагуленко на станции Раздельная свернул в сторону Кишинева, и завтра утром в Бухаресте узнают, что мы внезапным ночным набегом взяли под контроль Бендеры и большой двухъярусный железнодорожный и пешеходный мост через Днестр. Засевшим в Кишиневе сторонникам "Великой Румынии" будет сделан шах. Лиха беда начало.
Стоит заметить, что во время движения нашей бригады по Украине, особенно после практически бескровного взятия Киева, к нам потоком повалили добровольцы. Причем шли к нам не только сбитые с толку революцией офицеры из разлагающейся русской императорской армии, но и пробольшевистски настроенные солдаты и унтер-офицеры. Всех их уже успели достать национально озабоченные придурки вроде Петлюры и Винниченко. Иногда к нам присоединялись целые отряды, как ни странно, сохранившие дисциплину и относительный порядок воинских частей. И если из Петрограда в поход на юг выступило чуть менее двух тысяч бойцов, то сейчас в нашем подчинении было примерно пятнадцать тысяч штыков и до двух тысяч сабель, шесть бронепоездов и уже успевшая перебазироваться в Киев эскадра воздушных кораблей. Нам надо было уже где-нибудь притормозить и приступить к переформированию этой аморфной массы в что-то вроде отдельного корпуса Красной гвардии.
И вот, накануне нашего прибытия в Одессу, вечером, наш штабной эшелон остановился на железнодорожной станции со странным и немного смешным названием Выгода. Именно там Михаил Васильевич Фрунзе собрал военный совет. Кроме меня и наркомвоенмора присутствовали исполняющий обязанности начальника штаба генерал-лейтенант Деникин и начальник разведки бригады генерал-майор Марков. Пригласили также и командующего кавалерией генерал-лейтенанта Михаила Романова. Он командир с боевым опытом, воевал в этих краях и мог подсказать верное решение по тому или иному вопросу.
Одесса лежала перед нами на карте подобно пауку, раскинувшему лапы. Вопрос, который нам предстояло решить, был не столько военный, сколько политический. А точнее, военного вопроса как такового вообще не было. Имеющимися у нас силами мы могли взять город без особого напряжения и потерь. Но главная фишка была в том, что надо сделать это так, чтобы и без того запутанную в Одессе ситуацию не довести до полной анархии. Процесс разложения власти в Одессе зашел куда дальше, чем в Киеве и уж тем более в Петрограде.
- Итак, товарищи и, гм, господа, - сказал Михаил Васильевич, - приступим. Основой для всех наших дальнейших действий должен стать принцип, завещанный Гиппократом, то есть: "Не навреди". В Киеве, Виннице и Житомире у нас это вполне получилось, обойдясь при выполнении поставленной перед нами задачи без особого кровопролития…
Угу, подумал я, по сравнению с товарищем Муравьевым мы просто ангелы. Матери Терезы в форме… Этот эсеровский "наполеон" не только устроил не нужный никому массированный артобстрел Киева, так еще после захвата города учинил в нем самый настоящий террор и резню. То же самое было и в Одессе, когда во время январского восстания с обеих сторон погибло сто тринадцать человек. Зато потом, войдя в раж, "углубители революции" разом вырезали несколько тысяч офицеров и "буржуев". Немало в тот раз погулял по России этот кровавый авантюрист, пока в июле восемнадцатого, при попытке поднять мятеж в Симбирске, его не пристрелили чекисты. В этот же раз подполковник Михаил Муравьев после подавления в Петрограде бунта сторонников Троцкого-Свердлова нигде не объявился. Похоже, что нашла его там пуля морпеха или шашка казака. Ну и хрен с ним, нам же легче…
- Кхе, кхе, - прокашлялся Фрунзе, - Вячеслав Николаевич, о чем вы задумались? Будьте добры, доложите нам сложившуюся на сегодняшний день обстановку в Одессе. Ну, и ваше видение будущего с точки зрения той истории нам тоже не мешало бы знать.
- Хорошо, Михаил Васильевич, - сказал я. - Начнем с того, что никакой власти как таковой в Одессе сейчас нет. Обстановка даже хуже той, что была в Петрограде перед отставкой господина Керенского…
Я раскрыл блокнот для записей.
- Итак, наименьшей из стоящих перед нами проблем является первое, еще майское, издание так называемого Румчерода. Или Центрального исполнительного комитета Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы, составленного в основном из эсеров и меньшевиков. Это своего рода Временное правительство в миниатюре, претендующее на власть над Херсонской, Бессарабской, Таврической, части Подольской и Волынской губерний. По вполне понятным обстоятельствам, мы не можем рассчитывать на его лояльность, ибо эти господа до сих пор не признают советское правительство во главе с товарищем Сталиным, заявляя о поддержке уже давно не существующего правительства господина Керенского.
По счастью, сия организация не пользуется в массах никакой популярностью и не имеет реальной власти. По этой причине с ними у нас никаких проблем быть не должно. В нашей истории для роспуска этой богадельни и избрания нового состава хватило всего лишь письменного распоряжения товарища Крыленко.
Фрунзе кивнул: